– Благодарствуйте… – сказал Ортаг чуть настороженно.
Сварог его понимал. Был в этом внезапном визите оттенок некоей странности – с чего бы высокой по здешним мерам персоне, старосте процветающей фригольдерской деревни, лично снисходить до бродячих фигляров, чтобы подбросить им еще малую толику денежек. Послал бы писца или этого вот молодчика, уставившегося очень уж неприязненно…
– Да что там… – отмахнулся староста. – Так, пустячок… Только вот что, жамый Ортаг… Вы уж, когда доедите, будьте так любезны прямо-таки незамедлительно ехать прочь из деревни, своей дорогой, куда вы там собирались… Незамедлительно, вот именно…
– Что случилось, господин староста? – тихо спросил Ортаг, помрачнев на глазах.
– Да ничего не случилось. И не хочу я, чтобы что-нибудь случилось… – староста, преувеличенно прикряхтывая по-стариковски, опустился на лавку напротив Ортага. – Мы тут люди, знаете ли, простые, и жизнь у нас простая, незатейливая. Может, кому не понравится, но уж какая есть… Привыкли жить по-своему, уж не посетуйте… Или вы против?
– Да как же мне быть против? – сказал Ортаг, натянуто улыбаясь. – Тут все ваше, а значит, и порядки свои…
– Вот как вы все распрекрасно понимаете, жамый, – кивнул староста одобрительно. – А значит, соображаете, что ни к чему вам лишние хлопоты, да еще в чужом краю, где прав у вас, откровенно говоря – фига да маленько…
– Что случилось, господин староста? – повторил Ортаг.
– Ничего, говорю же, не случилось. Просто так обернулось, что вы тут совершенно не ко двору. Ничего не скажешь, поете вы с женушкой красиво, душевно поете, век бы слушал. И доченька ваша, хоть и молоденькая совсем, ремесло знает. И дядюшка ваш железо глотает самым натуральным образом, залюбуешься… Вот только этакое мошенство нам тут совершенно ни к чему, – он откровенно уставился на Сварога. – Не надо было нам этакое подсовывать под видом обыкновенной ученой собаки… И не взметывайтесь с лавки с оскорбленным видом, жамый, я вас душевно умоляю. Вы ж прекрасно соображаете, что к чему, а? Соображаете…
Стояла напряженная тишина. Ортаг молчал, понурясь.
– Ну вот совершенно ни к чему нам тут этакое… – тем же вялым, лишенным эмоций голосом продолжал староста. – А потому будьте любезны, как доедите, садиться на облучки и уезжать подобру-поздорову. Вот именно, подобру-поздорову. Пока честью просят. Кто-нибудь другой на моем месте поступил бы и покруче, ну да я человек, право слово, совершенно не злобный. Езжайте уж добром, куда вам там… Так оно для всех лучше будет и спокойнее. Ведь правда?
– Как прикажете, – сказал Ортаг, не поднимая глаз.
– Да разве ж я могу вам приказывать? Вы человек сторонний, к деревне не приписаны. Я вам советую, по-отечески прямо, и не более того… – его голос набрал жесткость. – Я там распорядился, на конюшне, ваших лошадок запрягли уже, овсеца подбросили напоследок… Уезжайте уж по-хорошему…
– Сейчас же уедем, – сумрачно сказал Ортаг.
– Да зачем же сейчас? Я ж говорю – дообедаете спокойно… а там уж извольте сразу в путь. Удачной вам дороги и всех благ.
Он, покряхтывая, встал, едва заметно поклонился и степенно направился прочь. Охотник, задержавшись на миг, выразительно поиграл густыми бровями, ухмыляясь, многозначительно похлопал по рукояти ножа и заспешил вслед за принципалом.
Шумно отодвинув миску, в которой тяжело плескалась густая похлебка, Ортаг распорядился:
– Пошли. Не помрем и без жаркого, деньги есть… – он взял со стола мешочек, подкинул на ладони и опустил в карман. – Расщедрился напоследок… Вообще-то он прав, другой бы на его месте…
Никто не произнес ни слова – остальные молча, с серьезными лицами вставали из-за стола. Сварог виновато отвернулся.
– Да вам-то уж чего кукситься… – хмыкнул, глянув на него, Ортаг. – Вы тут ни при чем. Не вы ж все затеяли, придумал Патек, а я, дурак, согласился…
– Кто ж знал, что они просекут… – пожал плечами Па-тек.
– Да я и тебя не виновачу, – буркнул Ортаг. – Пакостное занятие – виноватых искать, когда в этом нет никакого смысла. Оба хороши. Решили, проскочит, а оно не проскочило. Кто-то у них тут есть знающий, и гадать нечего. Крепенько ж они иные вещи недолюбливают, если вызверились даже не на оборотня, а на простого обращенного… Ну, чисто монахи, туда их… Ну, что молчишь? – повернулся он к Кайе. – Скажи опять, что я дурень набитый!
– Да зачем же, отец? – ответила она спокойно, с привычным, надо полагать, терпением. – И вовсе ты не дурень. Думали, проскочит, а оно не проскочило, бывает… – она нахмурилась. – Только вот что интересно: я за все время ни разу вблизи от нас знающего не чувствовала…
Я, что характерно, тоже, мысленно добавил Сварог. Значит, у них отыскалось что-то другое, на то это и Туарсон, от которого, как показывает опыт, можно ожидать любого сюрприза…
– Ну, пойдемте, – нетерпеливо поторопил Ортаг. – Пока они тут добренькие…
– Ух ты! – вскрикнула Маритана, задрав голову вверх. – Папка, посмотри! В жизни такого не видела!
Все уставились в небо, в том числе и Сварог. Действительно, зрелище небывалое…
С полудня приближались летающие замки, плывущие в небесах безукоризненно точным строем, их было не менее трех десятков, и двигались они гораздо быстрее обычного, не беспечно плавали, как обычно, а спешили куда-то целеустремленно. Землю размеренно накрывали огромные пятна густой тени, когда очередной замок заслонял солнце.
Скрылись с глаз они очень быстро.
– И точно, ни разу не видел, чтобы они этак вот, большой стаей, да быстро… – протянул Патек.
– Нам-то какое дело? – сердито сказал Ортаг. – Мало ли что взбредет в голову Высоким Господам… Пошли уж!
Замыкавший шествие Сварог подумал, что это больше всего похоже на объявленный вдруг «Журавлиный клин». Примерно так и должно выглядеть. «Они уходят…» – плакала Бетта. Кажется, они и впрямь уходят – недели на две раньше намеченного срока. Почему вдруг? Канцлер известен тем, что скрупулезно соблюдает во всех делах им же намеченные сроки и требует того же от других. Или сейчас у него не выдержали нервы, и он приказал начать исход раньше? Почему бы и нет…
– Как утки, которых вспугнул кто на болоте… – фыркнул Патек.
– Отец… – тихонько сказала Кайя. – А ведь давненько уж говорят, что к нам летит…
– Чертова Мельница? – фыркнул Ортаг. – Слушай больше эти сказочки. Нет никакой Мельницы.
– А помнишь, что говорил монах в Заруме?
Не останавливаясь, Ортаг фыркнул:
– Странствующие монахи, мать, они вроде нас – ради миски похлебки или пары монет любой фокус покажут, любую басню сплетут…
Публика известная. Она ответила задумчиво:
– А мне вот порой кажется, будто я ее вижу. Вон там…
Сварог вздрогнул: она показывала в точности туда, где сам он и днем прекрасно видел багровый огонек, разве что изрядно поубавивший яркости при солнечном свете…
Ортаг остановился, глянул на жену очень внимательно:
– Кажется? А не – точно? Ну, если кажется, то ерунда. Кажется, перекажется, перемелется… Вот если б ты сказала, что точно, я бы, знаешь, поверил… А так… Ладно, пошли. Нужно убираться, а то еще передумают…
Глава XVIIОдин-одинешенек
– Дядюшка Патек… – сказала Маритана, сидевшая на облучке рядом со шпагоглотателем. – А вот вы в Чертову Мельницу верите?
– Если честно, даже и не знаю. Как-то получается… Очень уж жутко: все сметет с лица земли, ни хижинки не останется… Жизнь меня научила: когда болтают о чересчур жутком, всегда получаются побасенки. Ты-то, конечно, не помнишь, откуда тебе помнить… Лет двадцать назад по полуночным губерниям шлялся один… пророк. Я его сам в Чибольде видел и слушал. Такой, знаешь, как порядочному пророку и положено: лохматый, грязный, в драной рогоже на голое тело, босиком… Так вот, вещал он перепуганному народу, что через два месяца из Итела полезут в превеликом множестве огненные ящеры, будут, мол, пыхать огнем во все стороны, куда ни попадя, и спасется только тот, кто догадается скрыться в горах, потому что ящеры эти гор почему-то боятся и туда не забредают. Такой, знаешь ли, был пророк… внушительный. Как выпрямится во весь рост, как руки начнет простирать, глазищами сверкает, басом гремит… Иных впечатляло, люди приходили в смятение и панику, некоторые даже, похватав, что под руку попалось, направлялись к ближайшим горам… Двадцать лет прошло, а не два месяца. Вылез хоть один огненный ящер? То-то…
Сварог, лежавший за занавеской, за их спинами, слушал болтовню вполуха – у него до сих пор на душе было тяжело после случайной встречи с Гаржаком.
– А что потом было с пророком?
– А ничего хорошего, – хихикнул Патек. – Иных, случалось, после таких вот несбывшихся ужасов народец и сам колошматил чувствительно… Но с этим было иначе. Земли были герцогские, а герцог – может, и живой до сих пор, совсем нестарый был тогда – оказался не только суровым, но и с юморком. Когда среди прочих с его земель побежали его собственные крепостные, он, понятно, осерчал. Велел схватить пророка и привести. И сказал ему так: ваше пророчество, погостите-ка оставшееся время у меня в замке, в уютной комнатке с запором снаружи. Если ящеры и в самом деле полезут, у меня будет время вознаградить вас по-королевски, чем хотите, золотом либо землями. Ну, а если не полезут, уж не посетуйте, велю запороть… Этакий, знаешь ли, был красавчик – брюнет, статный, взгляд хищный, улыбка наглая… Женщинам нравился… и любил воровать с большой дороги красоток попроще, за которых заступиться некому. Вот окажись мы там, тебя бы его ловчие точно украли…
– Да ну вас!
– А я серьезно. Потом уж старались его владения обходить-объезжать – а то налетят ловчие, сцапают с повозки дочку или даже жену, и никак ты их потом не выручишь, разве что королю в ноги броситься, да поди ты доберись до короля… Да и герцог у него был в большом фаворе…
– Вы про пророка, дядюшка Патек!
– А что пророк… Когда срок вышел, герцог, как он сам сказал, ради пущей беспристрастности, выждал лишнюю неделю. А когда и неделя минула – ну, запороли, как и было обещано. Мне его и не жалко нисколько: видела бы ты, какая паника поднялась… Хотя кто их поймет, пророков, кто ж заранее определит, который настоящий, а который врет… Что-то давненько я их не видел, перестали как-то шляться…