– Запомнить – плевое дело, – отозвался с коня Сварог. – Король Сварог Барг. – Всего наилучшего, отроки!
Развернув жеребца на восток, он гикнул и наподдал каблуками по бокам. Жеребец пошел крупной рысью. Сделав крюк, чтобы объехать деревню, пустился прямиком на восход, к Большому Тракту – в прежнем своем виде не было нужды Тракта избегать.
Он не гнал коня – граница была совсем недалеко, да и скакать галопом без седла не особенно и удобно. Ехал перелесками, лугами, пустошами, темнота вокруг серела, светлела, на восходе появилась тоненькая, как ниточка, золотисто-алая полоса…
И едва она появилась, Сварога словно скрючило, согнуло, державшиеся за гриву руки сами собой разжались, лапы бессильно скользнули по конской шее, неспособные ни за что ухватиться, бадагар слетел с головы, всего словно спеленало – и он кубарем полетел с коня, забился на земле, еще не осознавая происходящего, спеленатый одеждой, как младенец…
Жеребец унесся, испуганно храпя. Сварог, уже понимая, что с ним произошло, долго бился и перекатывался по земле, понемногу высвобождая собачье тело из человеческой одежды. Когда это наконец удалось, он поднялся на все четыре лапы, яростно матерясь про себя, чувствуя прямо-таки детскую обиду на этакие сюрпризы. Отпустило, да не совсем. Человеческий облик вернулся только с темнотой, а с первыми солнечными лучами… Означает ли это, что наложенное на него заклятье слабеет? Не исключено. Ладно, к черту размышления и сожаления. Осталось совсем немного, не будем расхолаживаться и сбиваться с темпа…
Темно-рыжий пес направился навстречу восходу.
Глава XVIIIЛюди и звери
Конный вылетел из тающего утреннего тумана, как призрак Дикого Ловчего – но громкий стук копыт свидетельствовал, что он вполне материален. Перевесился из седла, оскалясь, заносил плеть. Невольно взвизгнув, Сварог шарахнулся. Прямо перед мордой промелькнули конские копыта, совсем близко раздался тяжелый жужжащий свист рассекаемого воздуха.
Он припустил что есть мочи, забирая к лесу. В конец нагайки, конечно же, вплетена свинцовая мушкетная пуля, а то и картечь – такими плетками в Ратагайской Пуште раскраивают волку череп, с седла, на всем скаку… Смертельно…
Сзади грохотали копыта, всадники яростными криками понукали коней. Сварог наддал, сколько хватало прыти, оглянулся на бегу. Пятеро всадников неслись во весь опор, растянувшись вереницей – двое вырвались вперед, трое отставали на пару корпусов… Даже и гадать не надо, что это за люди…
Преследователи поняли его намерения в самый последний момент, и передний всадник заорал на коня вовсе уж дико, пытаясь отрезать Сварога от леса – но опоздал, сволочь, опоздал… ворвавшись в лес, Сварог принялся петлять меж стволами, выбирая места, где чащоба гуще, где заросли кустарника. Немилосердно драл бока об упругие ветви – но конным приходилось хуже, они-то поубавили прыти еще больше: и петлять меж стволов лошади не так сподручно, как собаке, и смаху в густой кустарник она не вломится, не пойдет, и всаднику нужно смотреть в оба, чтобы не впечататься башкой в низкий сук…
Кое-что он выиграл, увеличив расстояние меж ним и погоней – но оторваться окончательно, уйти из виду никак не удавалось. Погоня наверняка не знала этого леса – но и он тоже, один раз, перепрыгнув поваленный ствол, едва не ухнул в обнаружившийся там земляной провал – где непременно поломал бы к черту лапы, а то и хребет, потом вдруг вылетел на кромку скалистого обрыва, едва успел притормозить и шарахнуться…
Сзади раздался истошный вопль, тут же оборвавшийся – ага, один угодил-таки в неприятности… Однако оставались четверо. Они, кстати, ни разу не выпалили, не пускали стрел – ну, конечно же, прекрасно знали, с кем имеют дело… Временами Сварог оглядывался на бегу, рискуя вмазаться в дерево – нет, не отстают, мерзавцы, никак не могут приблизиться, но и не отстают, отличные наездники, должно быть, и кони добрые, привычны к лесу…
Сколько это может продолжаться? Опасная игра…
Деревья чуть поредели – и всадники с торжествующими воплями сократили наполовину расстояние меж ними и беглецом… Ага, сволочи такие!
Сварог выбежал к голым скалам, серым, покрытым желтыми пятнами лишайника – и меж ними вверх уходила узкая, крутая расщелина, сплошь засыпанная мелкими камешками.
Сварог наддал, забирая все выше и выше. Там, за расщелиной, вполне мог оказаться обрыв, а то и тупик, где его возьмут тепленьким – но, с другой стороны, откос настолько крут, что собака по нему взберется с величайшим трудом, а вот лошади не взберутся вообще, так что стоит рискнуть. Есть шанс, увидев, что там, впереди, броситься назад, проскочить меж всадниками…
Отчаянно пытаясь сохранить равновесие, не кувыркнуться вниз, он карабкался по откосу, разметывая тучи камешков, временами на пару шагов съезжая вниз, не было времени и возможности оглянуться, но он с радостью слышал перестук копыт далеко внизу, яростную ругань, тщетные понукания – они остались там, у подножия, как ты коня ни хлещи, как на него ни ори, он на такую кручу не полезет…
Оп-па! Судя по изрядному шуму, одному все же удалось заставить коня двинуться вверх – но конь тут же рухнул вместе с всадником, покатился вниз…
И тут внизу люди заорали так, что Сварог, инстинктивно ощутив некие серьезнейшие изменения в происходящем, остановился, кое-как удерживаясь на крутом склоне, повернул голову.
И обмер. Длинное темное тело, вытянувшись в воздухе метнулось откуда-то справа – и опустилось прямехонько на бок силившейся встать лошади, оказавшись каталаунским тигром. Яростное шипение наподобие того, какое издает разъяренная кошка, только раз в десять помощнее, короткое рычание, истошно заржала лошадь, нечеловеческим криком захлебнулся всадник – и тут же умолк, тигр тряхнул его, как крысу, брызнула кровь…
Внизу бабахнул пистолетный выстрел – бесцельный, слышно прекрасно, как пуля ушла в кроны, сшибая хвою… Окружая сбившихся в кучку всадников, со всех сторон ринулись проворные, жуткие звери, такие же тигры, числом не менее десятка, бросились на спины лошадям, выбивая из седел всадников. Истошные, панические вопли, почти человеческие крики лошадей, рык, шипенье, кровь…
Сварог оцепенел. О повадках каталаунских тигров он немало наслышался от принца Элвара – его высочество на них давно и азартно охотился, с полдюжины привез живыми для зверинца у себя в маноре…
Тигры никогда не ходят стаями. Каталаунский тигр – заядлый одиночка. У каждого из них свои владения с помеченными границами, и вторгшегося собрата ждет бой не на жизнь, а на смерть. Собравшись стаей в результате какой-то небывалой случайности, тигры тут же передерутся меж собой, не обращая внимания на все окружающее, так уж они устроены. Чтобы они, откинув инстинкты, нападали стаей, словно волки… Не бывает. Следовательно…
Он так и не додумал – внизу мелькнули проворные звери, сбившись в стаю, бегом унеслись, пропали из виду. Разбегались в разные стороны ржавшие, исцарапанные когтями лошади, та, упавшая, тоже ухитрилась наконец вскочить и, роняя на землю крупные капли крови, припустила в чащу. Настала совершеннейшая тишина. Только удушливый запах крови, достигший Сварога – и пять неподвижных тел…
Кое-как взяв себя в руки, прислушиваясь к тишине, Сварог осторожно спустился с откоса, обгоняемый ручейками камней. Пренебрегая вязким запахом крови, обошел всех. Зрелище не для слабонервных, но лица целы. Среди мертвых не оказалось ни Одо, ни Сувайна – должно быть, возложили исполнение задания на шестерок. Вполне может оказаться, Одо и не умел ездить верхом…
Как бы там ни было, путь свободен. Сварог задрал голову, пытаясь сориентироваться по солнцу, в какую сторону ему идти: убегая, он петлял так, что потерял всякое представление о восьми сторонах света…
Сверху послышался короткий могучий рык. Сварог повернулся туда – и вновь застыл, как вкопанный. На вершине откоса, куда он только что так рвался, сидел каталаунский тигр – огромный, матерый, буро-серый – и смотрел на него желтыми глазищами с черными кошачьими зрачками. Больше он не рычал, не скалился – сидел и смотрел, пристально и неотрывно. Казался совершенно спокойным и уверенным в себе – ну еще бы…
Сварог не шелохнулся, испытывая нечто вроде тупой безнадежности. Это каталаунский тигр, и все тут. Даже знаменитые каталаунские кувары, огромные лохматые псы, способные шутя расправиться с волком, против тигра в одиночку не выстоят. Бывали случаи, когда им это удавалось все же, и пес, хоть изодранный, оставался в живых – но случаи эти по пальцам можно пересчитать, они известны наперечет, стали достоянием охотничьего фольклора и книг про охоту…
Оставалось, вспоминая только что промелькнувшее перед глазами небывалое зрелище, надеяться, что это не простой тигр…
Тигр поднялся на четыре лапы, встряхнулся, словно вылезши из воды, замотал усатой башкой, густая длинная шерсть встопорщилась, будто под сильным ветром… зверя словно закутало полупрозрачным туманом, повторявшим его очертания, колыхавшимся, как пламя на ветру, непонятным каким-то…
Потом туман рассеялся. Там, где только что был тигр, стоял на четвереньках человек. Он неторопливо поднялся на ноги, абсолютно голый, мускулистый, с лохматой шевелюрой и спутанной бородой, недобро зыркавший желтыми глазами из-под густых бровей, здоровенный, сразу видно, недобрый какой-то…
Не было ни облегчения, ни страха. Сварог молча ждал дальнейшего развития событий, потому что ничего другого не оставалось.
– Эй, ты! – прикрикнул оборотень. – Лезь сюда, быстро! Кому говорю! Карабкайся…
Голос вполне человеческий, разве что в нем присутствует некий непонятный оттенок, людским голосам определенно не свойственный – словно сквозь аккорды виолона чувствуется звучание какого-то иного, более грубого инструмента…
Сварог стоял в ошеломлении.
– Я кому сказал? – рявкнул голый здоровяк. – Или мне спуститься и тебя за шкирку на себе волочь? Влезешь, не сдохнешь…
Сзади, послышалось тихое ворчание. Там, отрезая дорогу в чащу, сидели еще три тигра. Крайний справа рыкнул на Сварога коротко и недвусмысленно.