— Угу… — вот и носом зашмыгал.
— Во-первых, дом у вас хороший, но очень-очень грязный. Его надо отмыть, подремонтировать местами и поддерживать в нем порядок, так положено, понимаешь? — Он кивает. — Теперь по поводу твоего отца. Он поступил скверно: украл меня с Настей, а воровать людей очень и очень плохо, воровать вообще плохо. Ну и, в-третьих, ты нам нравишься, Отис. Поэтому мы вернемся. Через неделю. Просто у меня в другом мире осталась работа, важная, которую я не могу просто взять и бросить. Я многим пообещала испечь торты. Представляешь, как им будет обидно, если в день рождения они останутся без сладкого. К тому же я слово дала, а слово надо держать. И когда я все сделаю, мы с Настей вернемся. А чтобы ты не думал плохого, пусть папа тебя привозит ко мне по вечерам, будешь помогать в мастерской. Согласен?
— Согласен, — а ушки сразу поднялись, как и хвостик. Какой же он забавный. Притом похож на отца. Интересно, комиссарище таким же прелестным ребенком был или уже сразу вылупился зловредным чертом?
— Значит, договорились. Но у меня к тебе будет ответственное задание.
— Какое?
— Ты должен прибираться в своей комнате, мыть за собой посуду и мыться сам перед сном. Каждый день. По рукам? — и протягиваю ему руку.
— По рукам, — сжимает в ответ. — Но вы точно тогда вернетесь? — глядит на меня с прищуром. — Точно-точно?
— Да, Отис, даю слово.
Да, даю. Мы вернемся. Видимо, пришло время перемен, и надо попробовать как-то иначе выстроить свою жизнь. Но пока я не представляю, как именно; надеюсь, скоро разберусь. Однако способ решения вопросов Гаспаровичем меня в корне не устраивает.
— Ты просто обязана вернуться, — вдруг выдает с прехитрой улыбкой.
— Да? И почему?
— Потому что скоро праздник Огненной тыквы. В эту ночь творятся чудеса. Например, утром я всегда нахожу котелок с конфетами. Его приносят маклаи.
— А кто это?
— Ну, такие призраки в черных плащах и с тыквами вместо головы.
— Жуть какая.
— Ага, но они, в общем-то, добрые. Маклаи рождаются на тыквенных полях.
— Значит, котелки с конфетами, как интересно.
— Насте они тоже принесут котелок. Большой.
Вот ведь, заманивает. Молодец, далеко пойдет. Что ж, а Гаспарович хотя бы в этом ведет себя правильно: дает ребенку возможность верить в чудо.
Через полчаса мы выходим из дома. И, честно говоря, я уже чувствую себя предательницей, потому что Отис стоит на крыльце и смотрит на нас такими глазами, что мне хочется провалиться сквозь землю. А виноват в этом негодяй в погонах.
Всю дорогу у меня сердце рвется на части. Ведь ребенок остался в доме один. Вот совсем один, за что хочется отлупить его нерадивого напашу, настучать по тыкве от души.
— Ты уверен, что с Отисом все будет в порядке? — смотрю на него максимально устрашающе.
— Да, уверен. Он привык, — не сводит он глаз с дороги.
— Можешь завозить его ко мне по вечерам в мастерскую.
— Если будет возможность, завезу.
Истукан! Чурбан бесчувственный!
— А бабушки или дедушки у Отиса есть?
— Как ты думаешь, если бы они были, я бы стал искать помощь на стороне? — Он все-таки переводит на меня взгляд. — Моих давно нет в живых, а родители Нарли проживают в другом городе, и внук им совершенно безразличен. Другой родни нет.
И вот мы въезжаем в Ксантипп. Город удивительной красоты, колорита, самобытности. Здесь нет правильных форм, нет упорядоченности, нет одинаковости. Все дома разной этажности, разной архитектуры, есть и современные, а есть и совсем старые, но заметно, что за ними хорошо следят. А главное, этот город действительно принадлежит нечисти. Чего только стоят эти купольные и конические крыши с красной, зеленой или темно-коричневой черепицей, с трубами, из которых тянутся струйки зеленоватого дыма. Или эти резные ставни на окнах. Пестрые вывески с названиями магазинов или организаций, нанесенными от руки. И метлы, везде метлы, помимо машин. Все тротуары выложены крупной брусчаткой, у каждого входа в здание лежит коврик с надписью «Добро пожаловать». Сказочный город, есть в нем и красота, и шарм, и нечто жутковатое.
— Мы на месте, — Гаспарович заруливает в переулок.
Да, на месте. Адрес этот прописан в моем торговом соглашении. Разве что сейчас не хватает дома номер семь.
Адам тем временем помогает нам выйти из машины, прямо сама галантность, подводит к дому номер девять, на углу которого висит почтовый ящик, переполненный письмами. Я аж ахаю. Меня не было всего сутки, и на тебе. Там уже доверху.
— Подожди, — подхожу к ящику, — мне нужно забрать заказы.
Вдруг ощущаю его спиной. Стоит, дышит мне в темя, отчего по телу бегут мурашки. Только бы хвост свой держал в узде.
— Я помогу, — снимает ящик целиком и вытряхивает его содержимое мне в пакет, затем возвращает на место. — Учти, я буду знать, где ты. Даже не думай бежать.
— Я обещала твоему сыну вернуться, — смотрю на него и вижу нечто новое: черт словно в замешательстве, глаза его блестят, он часто дышит, брови сошлись у переносицы. Нервничает. — Да и Риша твоя свое дело хорошо знает.
— Она не моя! — выпаливает единым духом. — Риша знакомая, которой я в свое время помог. Теперь у нас своего рода взаимовыгодные отношения на деловой основе.
— Угу, но мне-то какая разница, — пожимаю плечами. — Деловые не деловые, твоя не твоя.
А теперь замечаю, как он заводится. Бесить его чертовски приятно. Ой, кажется, я слышу скрежет его зубов, мм… этот звук ласкает слух. Он же вытаскивает из кармана ключ, касается им стены, и в ней появляется замочная скважина, а когда вставляет ключ и проворачивает три раза, происходит то, чего я никогда не видела: между двумя домами появляется третий с моей вывеской над дверью «Тортик. ру». Дом очень узкий, в каждую сторону от двери расстояние едва ли в метр.
— Я буду заходить по вечерам.
Он открывает для нас с дочкой дверь, и мы делаем шаг в темноту коридорчика.
Адам
Как погано-то… нереально погано. Зря я разрешил ей уйти, вот чую, зря. Но это был единственный способ удержать Кейну. Все-таки хочется верить, что она ведьма слова. Иначе я попал, ведь Отиса, получается, бросят второй раз. Да, он не запомнил тот день, когда ушла Нарли, но я ему все рассказал спустя три года. Рассказал, потому что был в ярости. На работе творился ад, от меня требовали все и сразу всё, времени не хватало ни на что, то был момент моей слабости. А Отис спрашивал и спрашивал, почему у всех есть матери, а у него нет. В итоге я ему все и выложил. Потом-то осознал, что зря, но слово не воробей. С другой стороны, лучше пусть знает.
В комиссариате тем временем спокойно, даже слишком. Не дело.
— Корсак! — набираю помощника. — Ко мне.
Тот появляется на пороге кабинета спустя минуту:
— Да, господин комиссар!
— Какого беса тут происходит? — сверлю его взглядом.
— Ничего не происходит.
— Вот именно! Ничего! Все должны работать, а не раскладывать пасьянс или гонять чаи! У меня ручные псы мэра висят на хвосте, требуют результатов.
— Понял, — и мигом ретируется.
И только я погружаюсь в изучение треклятых отчетов, как мой сотовый начинает вибрировать под ворохом бумаг.
— Алло, — отвечаю не глядя. — Риша?! Что? Как?! С тобой все в порядке?! Так, оставайся на месте! Скоро буду.
Вот дьявол. Хоть бы только ей просто показалось. Но, боюсь, не показалось.
— Корсак! — вылавливаю его в коридоре. — Оперативную группу быстро!
— Что случилось?
— Душитель. Предположительно.
— Снова жертва?
— Нет. Давай живо собирай группу! Если все так и есть, то наш маньяк первый раз не смог довести дело до конца.
Однако сейчас меня атаковали мысли не столько о душителе, сколько о Рише. Тараторила она очень сбивчиво, сквозь слезы, а потом и вовсе трубку бросила. Лишь бы с ней все было хорошо. Говорил ей, говорил, будь осторожна, не таскайся но лесу. Любительница неординарных ритуалов, блин!
Прибываем на место довольно быстро. И только я выхожу из авто, как Риша выскакивает из дома, а через минуту уже оказывается в моих объятиях. Притом дрожит мелкой дрожью. Ну, слава дьявольскому отроку, цела и невредима, хоть и безумно напугана.
— Давай-ка поговорим, — буквально отрываю ее от себя. — Что случилось, почему ты считаешь, что на тебя напал именно душитель, и где все произошло?
— Это было ранним утром, Адам, — поднимает на меня ведьма опухшие красные глаза. — Рядом с домом.
— Не в лесу?
— Нет, не совсем. В общем, идем, я тебе все расскажу. — Вдруг она замечает, как один из моих оперов подходит к саду, тогда резко разворачивается. — Стой! — орет так, что все резко врастают в землю. — Сад не трогать! Здесь живоглоты! Взрослые! К чужим они агрессивны, обглодают! — Затем хватает меня за руку и тащит в дом: — Это было ужасно, Адам, — закрывает дверь, после забирается с ногами в свое кресло-мешок.
— Теперь, — опускаюсь на диван, — давай по порядку.
— Сегодня я, как всегда, встала в пять утра, чтобы покормить своих малышей. А для этого я иду в конец огорода, там копаю червей, собираю личинок зимних жуков. В общем, — встряхивает белыми локонами, — не суть. Когда я поднялась, то увидела его. Весь в черном, на лице черная маска. Он просто стоял и смотрел на меня. Не знаю, как долго все это длилось, но вдруг случилось нечто. Я оказалась в лесу. В самой чаще, — и слезы полились по бледным щекам с новой силой. — Прости, Адам, прости. — Риша выудила из кармашка толстовки носовой платочек, в который смачно высморкалась.
— Его видела?
— Чувствовала. Он стоял у меня за спиной, а в какой-то момент схватил за плечи, я уж с жизнью попрощалась. Но этот бес не собирался меня убивать, ему нужно было другое.
— Что?
— Мои воспоминания, он рылся у меня в голове. Рылся там, дьявол меня задери, как в каком-то архиве.
— И что хотел узнать?
— Не знаю. Я отключилась. А очнулась снова у дома, на том же месте, где копала червей. И сразу же позвонила тебе.