— Угу, — переводит на меня взгляд, и его брови тотчас взмывают вверх.
— Да вот, — кручусь вокруг своей оси, — сегодня я ведьма а-ля натурель.
— Выглядишь потрясающе, но кое-чего не хватает, — и так плотоядненько ухмыляется. Ох, знаю я эту ухмылку.
— И чего же?
— Вот этого, — вдруг отходит в сторону, и я вижу ее.
— Шляпа?
— Самая настоящая. Ты ведьма, Кейна, — подходит ко мне, берет за руку и ведет к столу, — а у каждой ведьмы должна быть шляпа, — и надевает мне это остроконечное чудо на голову. — Вот теперь идеально, — касается подбородка, тянет на себя. — Ты великолепна.
— Да уж, — боже, какие у него горячие руки, как от него пахнет, — не умею ни летать, ни ворожить толком, но в остальном само совершенство, — накрываю его руку своей.
— Для меня так и есть, — склоняется ко мне, трется носом о щеку. — Шляпа тебе идет, села как родная.
— Сам выбирал?
— О да, — и наконец-то целует. Кажется, сегодня я готова сдать парочку боевых фортов этому несносному черту. Хоть и страшно, но то, что творится сейчас в душе и теле, куда сильнее страха.
— Адам, а не пора ли нам ехать? — ловлю себя на том, что уже вовсю обнимаю его.
— Пора…
Но что еще ужаснее, последние две ночи я представляю себя с ним в постели, причем в его первозданном виде. Я чертова извращенка… Хотя кто из нас чуточку не извращенец, верно? Кто-то мечтает о сексуальных вампирах, а я вот о шерстяном черте.
А в гостиной нас встречают наши дети. Отис стоит в камзоле с золотой оторочкой, черных брюках и высоких сапогах, моя принцесса не отстает, на ней такое же черное платье с пышной юбкой, черно-белые колготки и очаровательная шляпка-котелок на рыжей голове.
— Спасибо, — смотрю на Адама, который стоит, гордо выпятив грудь вперед.
— Вот теперь можем ехать, — берет меня под руку.
Праздник Огненной тыквы в Ксантиппе традиционно устраивают в центральном парке. И сегодня там соберется весь цвет — администрация города, местная аристократия, в общем, самая влиятельная нечисть, еще и с других городов понаедут. По крайней мере, так сказал Герон. Я, конечно, не большой любитель массовых сборищ, но здесь этот праздник так же почитаем, как в мире людей Новый год, поэтому грех не посетить, еще и с таким бравым комиссаром рядом.
Но на въезде в город сталкиваемся с ужасной пробкой, правда, тут Герон, не стесняясь, врубает сирену, проблесковые маячки и скорость, благодаря чему мы добираемся до комиссариата не за три-четыре часа, а всего за два.
— Машину оставим здесь, — останавливается на парковке, — отсюда до парка рукой подать, заодно прогуляемся. Все готовы? — поворачивается к подуставшей от дороги детворе.
— Готовы, — отвечают сквозь зевоту.
— Да хватит вам киснуть, сейчас купим сладкую вату, крендели в глазури, и повеселеете вмиг.
— А мне купишь крендель? — поправляю рыжий локон, выбившийся из-под моей шикарной шляпы.
— Тебе тертый калач, — смеется.
— Вот ведь черт полосатый.
— Не полосатый, а каракулевый, сама говорила.
О да, еще какой каракулевый. Но нет, лучше не думать об этом, иначе буду весь вечер мучиться срамными фантазиями. Кажется, уже начинаю мучиться…
По пути в парк кого только не встречаем. Ведьмы, гномы, феи, некроманты, черти, тролли, гоблины, даже кикиморы здесь есть, странно, не видала раньше. И все как один в красивых нарядах. А вон и госпожа Мари-крю со своим большим семейством. Когда проходим мимо, кланяюсь ей, она же хитро улыбается, кивает на Адама и незаметно для остальных показывает мне «класс». Ну, посмотрим, надеюсь, она права. Дорожные инспекторы тем временем регулируют движение на перекрестках и переходах, пропускают пешеходов, работники администрации мэра разгуливают со специальными нашивками на груди, помогают отдыхающим с навигацией.
А как красиво вокруг! Все украшено гирляндами — столбы, деревья, арки, фасады зданий, всюду тыквы разных форм и размеров, где-то вообще навалены горкой в телегах и присыпаны сеном. Аниматоры в костюмах маклаев бродят по тропинкам и пугают зазевавшихся взрослых, а детям раздают конфеты. Когда же входим в парк, у меня случается эстетический шок. На открытых территориях стоят домики-тыквы, где желающие могут выпить горячего чаю и заесть тыквенным пирогом, в других — купить тыквенное повидло с добавлением меда и орехов. На импровизированных сценах разыгрываются представления, играет живая музыка. Вдоль дорожек стоят торговые лотки, где продают сахарную вату, бублики, яблоки в карамели, леденцы и многое-многое другое.
— Нам туда, — указывает Адам на возвышение, где как раз собралась элита.
— Может, мы здесь побродим?
— Обязательно побродим, но засвидетельствовать свое почтение мэру я обязан.
— Так иди, мы подождем.
— Что значит «иди»? Я сюда приехал с тобой, с детьми. Так что и пойдем вместе. Или ты забыла, что согласилась стать моей парой?
— Да я помню, просто…
— Все, никаких разговоров, — крепко сжимает мою руку. — И да, — склоняется к уху, — совсем забыл сказать: согласившись стать моей парой, ты автоматически стала моей, Кейна.
— Да что ты говоришь? — а по коже бегут мурашки. — Не много ли на себя берешь?
— Беру ровно столько, сколько могу унести, — подхватывает меня на руки и несет по лестнице вверх.
— Адам, ну, неприлично же… пусти.
Тут замечаю вспышки фотоаппаратов совсем рядом с нами. Ну вот, теперь еще и на страницы газет попадем, блеск!
Адам
Я не лукавил, не игрался, не пытался юморить, когда сказал, что она теперь моя. И пусть привыкает к этой мысли, вернее, факту. Кейна нужна мне, и, смею утверждать, ей нужен я, а детям нужна полноценная семья. Все в плюсе.
— Адам, не дури. Опусти меня на землю.
— Сейчас опущу. Куда ты вообще торопишься? Сиди и получай удовольствие, — еще крепче прижимаю ее к себе. До чего же мягкая, нежная, потрясающая — и моя. Вся-вся моя, от верхушки шляпы до кончика каблука.
— Нас фотографируют.
— И отлично. Можем даже попозировать.
А на просторной площади, где в окружении старых дубов и елей стоит большая сцена, возведенная специально для выступления де Брока, народу тьма. В основном, тут все наши, а также врачи, пожарные, деятели науки и искусства, ну и, конечно, сам мэр под руку со своей молодой женой. Кажется, четвертой по счету.
— Пойдем поздороваемся, — ставлю Кейну на ноги.
Де Брок встречает нас широкой улыбкой и как всегда елейным голосом.
— Господин Герон, — протягивает руку, — рад, очень рад. А вы сегодня с очаровательной спутницей, — обращает взор на Кейну. — Приятно познакомиться, госпожа?..
— Кейна. — Подает ему руку, к которой этот жеманный бюрократ припадает своими губищами.
Честно говоря, еле вытерпливаю сей акт любезности. К счастью, Кейна тоже не в восторге и тоже терпит. А вообще мне надо брать себя в руки, подобные приступы неуместной ревности допускать негоже.
— Приятной вам ночи, — отпускает-таки ее руку де Брок. — А завтра жду вас, Герон, на доклад.
— Всенепременно.
— Мам! — Настя тем временем бежит к лотку с кренделями. — Купишь?
Но я перехватываю устремившуюся следом за ней ведьму:
— Стой-стой-стой. Куда побежала? Я сам.
— Какой ты щедрый, — прячет она кошелек обратно в сумочку.
— Я такой. — Затем беру Отиса и Настю за руки: — Вперед, товарищи дети.
А когда подходим к лотку, у меня рот открывается, так как в продавщице узнаю Риту.
— Добрый вечер, господин комиссар, — расплывается она в улыбке.
— Вы и здесь работаете?
— Этот лоток принадлежит хозяину кафе.
— Ах, ясно. В таком случае нам… э-э-э, Настя, — беру ее на руки, — выбирай.
— Я хочу вот этот, розовый. А Отису шоколадный. Да, Отис? — смотрит на него сверху вниз.
— Угу, — прилипает мой чертенок к витрине. — Лучше по два бери, пока папа добрый.
Да? — улыбается рыжее чудо во весь рот. — Тогда нам четыре. Два розовых и два шоколадных.
— Ваша дочь? — принимается за упаковку Рита. — Такая рыженькая. Не похожа на чертовку.
— Да, моя дочь. И она не чертовка.
Тут к нам подходит Кейна:
— Слушайте, а можно мне тоже? Что-то есть захотелось.
Госпожа Герон, — кивает ей Рита, — какой крендель желаете? У нас есть большого размера, как раз для вас.
— Н-да? — усмехается. — Тогда дайте мне самый большой из больших и со слоем глазури потолще.
— Конечно. Вам подогреть?
— Обязательно. Такие крендели хороши только горячими.
И что-то мне подсказывает, говорят они вовсе не о кренделях. До чего все-таки проницательная ведьма. Хотя только слепой не заметит, как Рита на меня смотрит. И что забавно, Кейна слова против не сказала, когда чертовка признала ее моей женой.
Когда же нам отдают наши крендели, мы идем в тыквенный домик.
— Прошу, госпожа Герон, — отодвигаю для Кейны стул.
— Да полно вам, Адам Гаспарович. Я лишь поддержала легенду. Не обольщайтесь.
— Я, пожалуй, обольщусь. А крендели большие и правда самые вкусные.
— Не доводилось еще пробовать. Этот первый, — и откусывает кусочек, отчего на губах остается шоколад. — Ничего так, но я все же переоценила свои возможности. Крупноват, — а улыбается так, что у меня все сводит внутри.
— А ты смакуй… и еще, — касаюсь ее губ большим пальцем, — испачкалась. Не будь здесь мелких, я бы тебя облизал, — говорю как можно тише.
— Может, и оближешь… — подается ко мне, отчего в нос бьет сумасшедший аромат ее духов, переплетенный с ароматом сдобы. — Сегодня ночью.
Бес мне в ребро! Даже так?
— Смотри, я ведь возьму и поверю, — едва не давлюсь воздухом.
На что следует неоднозначная улыбка. Ну все, теперь только об этом и буду думать.
А малыши ловко и с аппетитом управляются со своими лакомствами, после чего в них просыпается необузданное желание посетить здешние аттракционы.
Надо же, никогда бы не подумал, что буду так радоваться этому празднику. Такому уютному и семейному. Но она здесь, она рядом, а с ней вместе в мою жизнь вернулось счастье, надежды, вернулась любовь… да, я ее люблю. Люблю разную — злую, вредную, добрую, обиженную, безудержную, спокойную. И ночью докажу ей свою любовь, буду долго доказывать.