Эпилог
Николай посмотрелся в зеркало, перед тем как выйти из квартиры: одежда в порядке, волосы расчесаны. Он взял ключи с полки, проверил наличие документов, билета и денег. Поезд отправлялся через два часа: времени достаточно, чтобы добраться до вокзала и пройти проверочные пункты. Николай открыл дверь и задержался на пороге: вроде свет везде погасил, вилки из розеток выдернул, газ и воду перекрыл.
Он собрался выходить, как что-то привлекло внимание: зеркало дрогнуло и покрылось рябью. По спине Николая побежали мурашки, ноги сделались ватными. Он застыл и мог лишь смотреть, как сквозь стекло проступает бездонный космос, в котором разгораются звезды, вспыхивают галактики и тлеют умирающие светила.
Хлопнула закрытая на задвижку форточка, в квартире заметно похолодало. Николай прислонился к стене: кажется, ангел смерти решил напомнить о себе. А значит, жизнь Николая, висящая на волоске, имеет все шансы оборваться. Прямо сейчас. Николай полез в карман за смартфоном, чтобы позвонить родителям. Ему казалось крайне важным успеть сказать маме и отцу, что он их любит, ведь в обычной жизни Николай давно не произносил этих слов.
Он вытащил телефон и моргнул: видение исчезло. Николай подошел поближе и ощупал зеркало: все в порядке. Что за?.. Померещилось?! Или очередной звоночек?
Хотелось заорать на весь подъезд, начать молотить стену кулаками, разбить окно. Скопившееся напряжение пыталось вырваться наружу. Николай сделал несколько глубоких вдохов: нужно успокоиться. Это простое упражнение помогло прийти в себя. Николай притворил дверь и закрыл на оба замка: он едет к целительнице, и ничто не остановит его.
Часть 2Ведьмино дело
Не на все ответы существуют вопросы.
Глава перваяСтранности
Николай Дергунов возвращался в Питер. Он съездил в Кингисепп, но совершенно напрасно. Сам город произвел приятное впечатление: компактный, по-провинциальному неспешный. Невысокие исторические здания соседствовали с более современными многоэтажками. И те, и другие пострадали от наскальной письменности жителей города, страждущих оставить вечную память о себе на штукатурке зданий.
Дом целительницы – в новом районе – Николай нашел относительно быстро и даже успел порадоваться, что нет очереди из страждущих, но разговор получился короткий. Он не успел позвонить, как дверь открыла женщина лет на десять-пятнадцать старше его. Коротко стриженная, в очках и домашнем халате, она внимательно посмотрела на Николая и произнесла всего лишь одну фразу: «Помочь ничем не могу». Потом закрыла дверь, а Николай остался стоять на лестничной площадке.
Он не сразу осознал услышанное, мозг отказывался принять, что все слишком поздно. Мимо проходили люди, а он никак не мог оторвать взгляд от деревянной двери, за которой ему вынесли приговор. После Николай вышел на улицу, добрался до первой попавшейся лавочки да так и просидел пару часов, не в силах пошевелиться. Значит, шансов никаких… Он очнулся от ступора, когда день перевалил за вторую половину. Затекли ноги, хотелось пить, есть и в туалет одновременно. Он зашел в ближайшее кафе, где перекусил на скорую руку.
Теперь Николай ехал в пригородном автобусе, похожем на пазик, красного цвета, и пытался задремать после бессонной ночи. Но рядом сидела чересчур общительная женщина, увлеченно вещавшая по телефону:
– Я ему говорю: «Доктор, давайте быстрее, у нас там инсультник». Он от меня отмахивается: «Не выдумывай!» Приезжаем: так и есть, инсульт, тяжелый.
Николай невольно прислушался – у попутчицы был громкий голос, а она продолжала делиться с собеседницей:
– Снова вызов: потеря сознания. А меня будто кто за язык тянет. Говорю: «Вот увидите, кома у диабетчика». Так и есть!
Николай заинтересовался: два совпадения на случай уже не тянут, а женщина говорила дальше:
– Едем. Вдруг нас обгоняет полицейская машина с мигалками. Я: «Доктор, вот помяните, ждет нас пулевое ранение». Так и оказалось!
– Вы кем работаете? – не выдержал Николай.
– Фельдшером на скорой, – охотно ответила женщина, отвлекшись от разговора. – Я сама из Мурманской области, приехала сестру навестить.
Женщина была пышных размеров, про таких говорят «кровь с молоком», ее бровям мог позавидовать покойный генсек.
– И часто у вас так бывает? – Николай прикинул: скорее всего, подселенец.
– Да нет. – Женщина пожала плечами. – Иногда находит. Меня на подстанции Вангой прозвали.
Николай не сомневался: у нее подселенец! По-хорошему, женщину стоило бы проверить на сущность-паразита, но от подобных умений только польза. Поэтому Николай выдохнул: вот бы всегда так, скольких неприятностей можно было бы избежать. Но люди разные, и сущности тоже. Кто-то образует плодотворный симбиоз с человеком, а кто-то пытается сожрать хозяина, и не только его.
Хотя… Подселенец мог быть и ни при чем. Что касается ясновидения, однозначности тут не существовало. Возможно, работал компенсационный механизм, как с Вангой: ясновидящая была слепа. А может, было связано с чакрами, через которые человек получал доступ в информационное поле, окружавшее планету. Хотя с сущностями Николаю было понятнее и привычнее.
Он вспомнил недавнее дело – Чертово, которое получило название из-за особой трудности. Хотелось бы, чтобы подобное не повторилось, слишком уж необычным и пугающим оказалось произошедшее. Лучше списать все на случайность, чем принять, что привычная реальность не будет прежней. «Демон» в человеческом мире… Пусть остается в фэнтези, там ему самое место.
Перед тем как отправиться на Московский вокзал, Николай заглянул в торговый центр на Невском, хотя можно было посидеть и в столовой неподалеку от вокзала: туалет, вай-фай и кондиционер имелись и там. Да и билет домой следовало купить, хотя… Может, остаться на несколько дней в Питере? Что Николай теряет? Теперь уже ничего.
Можно прогуляться в Эрмитаж, задержаться там в Рыцарском зале, заглянуть к мумии египетского жреца, произведшей на Николая неизгладимое впечатление в детстве. Или почтить вниманием портреты героев войны тысяча восемьсот двенадцатого года. А можно прогуляться по крышам, пока погода позволяет. Посетить Михайловский замок, побродить по одному из парков Петербурга, понаблюдать за разводом мостов над Невой.
Николай поднялся на эскалаторе в зону фуд-корта. Навстречу спускался человек в ярко-оранжевом скафандре; на шлеме, диаметром около метра, был изображен смайлик. Николай подивился: странный костюм. Мультфильм, что ли, новый вышел? Он проводил взглядом аниматора, и когда тот сходил с эскалатора, померещилось, что ноги человека-смайлика не соприкасаются со ступеньками.
Разглядеть как следует Николай не успел: эскалатор завершил подъем. Да и аниматор не шарик, чтобы висеть в воздухе, просто почудилось: день тяжелый, голова ноет, точно ее кирпичом приложили, да и усталость навалилась.
В одном из кафе Николай заказал блин с ветчиной и сыром, солянку и чай. Над фуд-кортом располагался стеклянный купол, Николай сел прямо под ним. Сквозь стекло пробивалось хмурое небо, свойственное Питеру в любое время года. Оно было под стать настроению, охватившему Николая, – такое же безнадежное и давящее. Впрочем, другого неба от Питера в сентябре ожидать было сложно.
Дома бы Николай расправился с блином с помощью рук, но в общественном месте вроде как следовало пользоваться приборами, поэтому он без особого энтузиазма взял пластиковую вилку в левую руку, а нож в правую. Затем плюнул и поменял местами – так удобнее. Он резал блин на кусочки и старался не думать о словах целительницы: будет завтра, тогда и… В принципе, он предполагал нечто подобное, просто понадеялся на дурацкое чудо, которое часто обещают в голливудских фильмах.
Ну бывает же! С другими сплошь и рядом! Почему бы и Николаю не поверить в красивую сказку? Ну почему?! Почему вечно с кем-то другим, но не с ним?! Вечное мимо, вечное «ждите ответа». Ну нельзя же так! Чем Николай хуже других? Почему все через одно место?! Где ангел-хранитель, который обязан охранять его?! Валяется пьяным в придорожной канаве?
Николай с шумом выдохнул. Надо успокоиться, взять себя в руки, принять новость… Но хотелось швырнуть нож через весь зал и заорать во все горло. Где эта гребаная справедливость?! В задницу высокопарные слова о смирении, пусть сами жрут свою безропотность, а Николай умирать не хочет. Все, что с ним случилось, неправильно! Он еще молод, он всегда жил не только для себя, но и для других. А теперь все, что ему отпущено, – от силы полгода, да и то пока боль не завладеет телом и умом.
Николай поднял голову. Среди облаков обозначился просвет, и теперь они образовали подобие смайлика, будто в насмешку над чувствами, охватившими Николая. Он с минуту всматривался в улыбающуюся рожицу, а затем вновь вернулся к обеду и доел блин. Как бы Николай ни психовал, от него ничего не зависит. Совсем ничего. Мир не беспристрастен, и с этим ничего не поделать.
У Николая возникло ощущение неподъемного камня на шее. Что бы ни делал, все тянет ко дну. Он скоро сдохнет, а Вселенная останется прежней, как ни в чем ни бывало. Будут плыть облака, тучи сморкаться дождями, а могила Николая порастет маргаритками и бархатцами, и вспомнят о нем лишь родители да сестра.
Он одним глотком допил крафтовый чай из облепихи и клюквы и поднялся из-за стола, настроение было испорчено вконец. Оставаться в Питере… Зачем? Плевать на Исаакиевский собор и Петропавловскую крепость, на Эрмитаж и уродов в Кунсткамере. Пусть другие наслаждаются северными красотами, а Николаю хочется вернуться домой и запереться ото всего мира в квартире. На вокзале он купил билет на ближайший «Сапсан» и оставшееся до отправления время просидел в зале ожидания, храня мрачное молчание. Взял отпуск, называется.
На следующий день Николай проспал до полудня, а потом лежал, бессмысленно пялясь в потолок. Отчаяние засасывало, словно бездонный омут, и ему это не нравилось: хотелось встряхнуться, очнуться от вязкого морока. Не придумав ничего лучшего, Николай отправился в Царицыно.