Слова, когда-то сказанные мной, заставили сейчас почувствовать себя лгуньей. Я натянула улыбку и посмотрела на толпу кричащих фанатов.
Сделав глубокий вдох, я попыталась сформулировать какую-нибудь мысль и вернуть себе самообладание.
– Всем привет. Вы как? Меня зовут Оливия. И сегодня вечером я спою для вас несколько песен, – сказала я в микрофон. Эту фразу мне приходилось говорить множество раз, но никогда она не казалась настолько неправильной.
Даже с мониторами в ушах я еле услышала вступительные аккорды – толпа очень громко кричала. Чуть не пропустив начало куплета, я с большим усилием заставила себя петь. Меня сбивало то, что, казалось, слова песни не принадлежали мне. Случившееся за последние годы пыталось уничтожить тот факт, что эти слова исходили из глубины моей души.
Что эти слова отражали меня.
Я хотела найти Уолкера в толпе. Хотела узнать, что он думает об этой версии меня, о той девушке, в которую, как он сказал, влюбился. Понимает ли боль, которой сочатся мои слова? Ту боль, которая разрывает мою кожу, словно лезвие.
Но софиты ослепляли, а в ушах звенел оглушительный рев толпы. И у меня не было сил делать что-либо, кроме как петь.
Выживать.
Каждая песня ощущалась камнем, тянущим меня вниз в море недовольства собой.
Стало немного лучше, когда я сыграла первые аккорды акустической части концерта. Чувство спокойствия нахлынуло на меня, знакомая гитарная мелодия успокаивала потрепанные нервы без шума других инструментов, вторгающихся в мой покой.
Я закрыла глаза, позволив музыке окатить меня нежной волной. Нежные звуки моей гитары наполнили воздух горьковато-сладким мотивом. Когда я запела, слова полились изо рта подобно давно забытой молитве, в которой каждая нота была окрашена тоской и сожалением.
В тишине ночи я ищу тебя во снах,
Но ты неуловим, как навеянное воспоминание,
Мне интересно, чувствуешь ли ты это тоже, эту неутихающую боль,
Или я просто дура, поглощенная приливной волной.
Мой голос слегка дрогнул, когда я взглянула в толпу и каким-то образом поймала взгляд Уолкера. Его глаза горели огнем – так, что у меня перехватило дыхание.
Мы смотрели друг на друга, и я запнулась на слове. Сердце колотилось в груди при исполнении песни… для него.
И хотя нас может разделить расстояние,
И время может украсть наши дни,
Я буду продолжать хранить надежду,
В этом запутанном лабиринте.
Слова легко слетали с моих губ тогда, когда мне приходилось петь о любви и тоске, о сердечной боли и искуплении. Стало легче исполнять песню, когда я убедила себя, что сейчас мы только вдвоем и у меня есть возможность поделиться с ним частичкой своей души.
Единственное, что я должна была сделать.
Последние аккорды затихли, и толпа взорвалась аплодисментами. Их радостные крики вернули меня в реальность, к тому, что я играла перед полным залом людей… а не только перед Уолкером.
Но одного момента единения было достаточно для продолжения.
Я спела еще несколько песен, и силы меня покинули. Когда ноты последней песни стихли, аплодисменты наполнили зал. Неуверенно улыбнувшись, я быстро помахала толпе и сошла со сцены. Адреналин, который подпитывал меня во время выступления, стихал, сменяясь грызущим чувством беспокойства, которое терзало меня изнутри.
С каждым шагом паника внутри нарастала приливной волной, грозясь поглотить с головой. Мое сердце заколотилось в груди, дыхание стало рваным, поверхностным. Я пыталась держать себя в руках, по крайней мере, пока не доберусь до гримерки.
Коридоры закулисья плыли перед глазами, я запиналась, все вокруг было затуманено головокружительной дымкой. Мне казалось, что стены начали ехать на меня, давить своим гнетущим весом.
Я вбежала в свою гримерку, захлопнув за собой дверь… как раз вовремя – паническая атака накрыла меня. Колени подогнулись, я опустилась на пол, дрожа, мир неистово вращался перед глазами.
Мои ладони опустились на грудь, пальцы впились в ткань платья – я изо всех сил пыталась вдохнуть полной грудью. Но как бы ни старалась, не могла вернуть себе контроль.
Я зажмурилась, надеясь, что паника уйдет, но она, казалось, становилась только сильнее с каждой секундой. Слезы защипали в уголках моих глаз – горячие и горькие, они скатились по щеке.
А потом… появился он… Уолкер.
Его сильные руки обвили мое тело и прижали к себе, и в это мгновение в моем сердце поселился покой. Его грудь поднималась и опускалась в такт его ровного дыхания, и мне вдруг стало так хорошо в теплых объятиях Уолкера.
И все вокруг вмиг перестало казаться таким уж плохим. Как будто он был моим личным… счастьем.
Я развернулась и уткнулась лицом в его грудь, слезы текли по моим щекам. У меня не было сил даже смутиться из-за своей реакции.
– Тсс, – прошептал он, положив ладонь мне на голову. Его голос был успокаивающим бальзамом для моих расшатанных нервов. – Все в порядке, Лив. С тобой все в порядке.
Я прижалась к нему сильнее, мое тело дрожало.
– Прости. Я не знаю, что со мной не так, – выдавила я, не отпуская его.
– Это адреналин, ты к нему не привыкла. И в таких количествах. Черт, ангел. Это было невероятно. Безумно. Но невероятно. Я никогда не видел такой толпы.
Я все еще тряслась, но, по крайней мере, мое сердце больше не билось так, будто сейчас выскочит из груди. Вместо этого… кое-что другое взяло верх.
Что-то, похожее по ощущениям на… страсть.
Не дав себе шанса передумать, я подняла голову и впилась в его губы своими. Мгновение он никак не реагировал, из-за чего меня накрыло волной паники.
– Прости, – выдавила я, отстранившись. Уверена, что мои действия были для него подобны удару хлыста.
– Я не хочу пользоваться тобой… – начал он. Я покачала головой и протянула руку между нашими телами, чтобы потрогать уже твердый член.
– Ты мне нужен, – сказала я ему, прекрасно понимая, как отчаянно звучит мой голос.
– Боже. Я попаду в ад, – прорычал он, и его губы накрыли мои. Уолкер поднял меня на руки, заставив обхватить свою талию ногами.
Его пальцы оказались под моим платьем, скользнули по ноге и краю шорт, которые я носила, чтобы никто в толпе не увидел то, чего им не следует видеть.
Поставив меня ненадолго на ноги, он выругался и сорвал мои шорты вместе с нижним бельем. Потом Уолкер сразу же поднял меня и прижал к стене, продолжая ласкать мою чувствительную вульву пальцами.
Я застонала, откинув голову на стену, когда он медленно потер клитор.
– Еще, – взмолилась я, и он лукаво хмыкнул, будто ему нравилось видеть меня такой.
Я желала его и отчаянно нуждалась в нем, как ни в чем и ни в ком другом в своей жизни.
– Ты такая чертовски мокрая, ангел. Ты так сильно хочешь мой большой, толстый член… не так ли, детка?
Я простонала в ответ и громко вскрикнула, когда его пальцы вонзились во влагалище.
– Вот так, детка. Дай мне один оргазм, и я дам тебе то, что ты хочешь. Заполню тебя. Позволь этой сладкой вагине сжать мой чертов член.
– Да, – выдохнула я, насаживаясь на его пальцы, пока он прижимал меня к стене, удерживая в воздухе, словно я ничего не весила.
Он положил меня на пол, стянул платье настолько, чтобы освободить сосок. В этом время его идеальные пальцы продолжали двигаться во мне.
Я всхлипнула, когда он взял мой сосок в свой горячий, влажный рот и втянул его.
Прошло всего несколько секунд – и я, вздрогнув всем телом, кончила.
– Черт, да, – прошипел он, смотря на меня своими голубыми глазами. В гримерке было мало света: ничего не горело, кроме маленькой лампы в углу. На его лицо упала прядь волос, и, клянусь, я никогда не видела ничего прекраснее.
Никого, кто выглядел бы так же прекрасно и одновременно… опасно.
Он вытащил из меня пальцы и, облизав их, застонал, когда почувствовал мой вкус.
Я не знала, почему это движение так сильно возбудило меня. Может быть потому, что он так делал меня частью своего идеального тела. Мне нравилось осознавать, что что-то мое сейчас внутри него.
Надеюсь, навсегда.
Он расстегнул джинсы и посмотрел на меня жадно и дико, когда вытаскивал свой член. Головка налилась кровью и выглядела нуждающейся во внимании, из нее уже сочился молочного цвета предэякулят.
Я опустилась на колени, внезапно почувствовав ужасный голод. Я ожидала, что сейчас к горлу подступит паника, меня накроет отчаянием и отвращением от самой себя – так было всегда, когда Марко заставлял меня это делать.
Но, когда я встала на колени перед Уолкером, ничего из этого не случилось. Меня одолевала только сильное, чистое, мучительное желание довести этого прекрасного мужчину до оргазма.
– Боже, что ты делаешь? – выдохнул он, не отрывая от меня глаз, перехватил член рукой и начал двигать ей вверх и вниз.
– А на что это похоже? – пробормотала я, и мой язык лизнул головку. Я застонала, почувствовав во рту его мускусный вкус.
– Пожалуйста, – умоляюще протянул он хриплым от возбуждения голосом. Мое нижнее белье намокло от одной только мысли, что этот великолепный альфа-самец ужасно сильно нуждается во мне.
Мой язык скользнул по головке, и, немного подразнив, я наконец втянула ее в рот, наслаждаясь звуками, которые издавал Уолкер.
Пройдясь по длине языком, я насадилась на его член, пытаясь заглотить как можно больше.
Ощущать бусины было странно, но каким-то образом именно эта деталь делала все происходящее еще горячее.
– Да, вот так. Пожалуйста, не останавливайся.
Я активнее двигала головой, насаживаясь на его член ртом. Мне так хотелось услышать еще больше нужды в голосе Уолкера.
Я пыталась взять его полностью, несмотря на рвотный рефлекс… но не была уверена, что смогу это сделать. Он был таким чертовски большим.
Наконец найдя нужный ритм, который заставил Уолкера задыхаться, я сильнее расслабила свое горло, надеясь доставить ему больше удовольствия.