Я не могла противиться. И не хотела. Я была на грани. Линкольн продолжал входить в меня, мое тело пылало. И как только я позволила себе расслабиться, меня захлестнул невообразимый экстаз.
Теперь и он стонал, оказавшись в погоне за собственным удовольствием. Его член пульсировал во мне, наполняя своим теплом, своей сутью. Теперь весь он был внутри меня. Стал частичкой, которая никогда меня не покинет.
– Каждый день, – прохрипел он, прижавшись губами к моей шее. – Каждый чертов день я буду находиться в этой идеальной киске.
Его слова повисли в воздухе, и я отчаянно хотела, чтобы он сдержал свое порочное обещание, наряду с остальными. Я хотела его каждый день, каждое мгновение, каждый вздох.
Линкольн перевернул нас, умудрившись не выйти из меня. Его член оставался твердым. Я лежала на груди Линкольна, его сердцебиение стало моим новым любимым саундтреком. По щекам побежали слезы. Все, что произошло между нами, напоминало священное действо, меняющее жизнь. Я почувствовала в душе горько-сладкую боль, осознавая, что этот момент останется в моей памяти навсегда. Выжженым клеймом, жгучим и несводимым.
Линкольн достиг своей цели. Он разрушил меня. И, если он после этого разобьет мне сердце, я не знаю, выживу ли.
– Ты когда-нибудь был влюблен? – пробормотала Монро, глядя на меня зелеными глазами так, словно я стал для нее, черт возьми, всем.
Я все еще находился внутри нее. И не хотел ничего менять.
– Нет, пока не увидел тебя.
Я был с ней предельно честен.
Глава 26Линкольн
Я вышел на лед. Холодный воздух сразил меня, словно удар целой тонной кирпичей. По венам несся адреналин, пока я изо всех сил старался с головой погрузиться в игру, понимая, что это один из самых важных матчей сезона. Это наша последняя домашняя игра перед тем, как мы впервые выйдем на лед для первого раунда плей-офф. Мы собирались победить. Несмотря ни на что.
Я скользил к месту вбрасывания и издалека смотрел на Ари. Мы установили зрительный контакт, и я уверенно ему кивнул. Я знал, что он меня прикроет. Но ничьих больше глаз я не искал. На мне о сих пор остался запах Монро, и в голове на повторе прокручивались воспоминания о прошлой ночи, хотя сейчас для этого было самое неподходящее время.
Шайба упала, и игра началась. Толпа взревела, когда мы стали разыгрывать, передавая шайбу назад и вперед. Я взял ситуацию под контроль и пустился лавировать между игроками команды соперника. Быстро развернувшись, я замахнулся и забил наш первый гол в матче.
Атмосфера на арене наэлектризовалась, поскольку мы продолжали вести. Ари отразил удар другой команды, чем снова вызвал ажиотаж среди наших болельщиков. Он посмотрел на меня, и я показал ему поднятый большой палец. В ответ Ари ухмыльнулся, как самодовольный ублюдок, каким на самом деле и был. Конечно, он знал, что чертовски хорош.
Мы продолжали двигаться вперед, я забил еще один гол, а Ари провернул несколько решающих сейвов [14]. Игра складывалась великолепно, и пока у нас все было в порядке. Я все-таки взглянул на трибуны, больше не в силах не искать лицо Монро.
Вот она, сидит рядом с… моим отцом?
Мой желудок сжался. Ладони вспотели… сердце бешено забилось. Что, черт возьми, он здесь делал? Он не ходил на мои игры с того дня, как я поступил в колледж, и все же решил, что именно сегодня подходящий вечер? Я-то рассчитывал, что уж здесь-то с ней все будет хорошо.
Что он ей говорил?
Я пытался сосредоточиться на игре, но не мог отвести от них глаз. Я наблюдал, как Монро отвечала на какой-то его вопрос. Она старалась вести себя уверенно и вежливо, но я видел в ее глазах страх. Она теребила подаренный мной шарф, и ее руки слегка дрожали.
Я сходил с ума. И не мог собраться. Каждый раз, выходя на лед, я поглядывал в их сторону, словно в моем сознании появился ноющий зуд, который никак не проходил.
В момент рассеянности я пропустил передачу. Шайба пролетела далеко от ворот, и толпа разочарованно застонала. Я зарычал и повернулся, чтобы последовать за шайбой, но вдруг… Ударная волна от столкновения прошила меня раньше, чем я услышал звук. В мою грудь словно впечатался грузовик, выбивший из меня дух. Я лежал на спине, уставившись в потолок арены, и хватал ртом воздух. Под ребрами болело так, будто их вдавили в легкие. Я не мог пошевелиться.
Сквозь пелену боли ко мне прорвался голос Ари. Он вроде бы спрашивал, все ли со мной в порядке, но я не мог ответить. Я был в агонии. Тело отказывалось повиноваться. При каждом движении создавалось впечатление, что мои ребра сделаны из расколотого стекла, и они трещали с каждым вдохом.
Тренеры высыпали на лед, чтобы помочь мне. Когда они поднимали меня, мне потребовалась вся сила воли, чтобы не закричать. Но я отказывался проявлять слабость. Именно этого и хотел бы мой отец. Я так сильно стискивал зубы, что изумился, как это не стер их в крошку.
Когда меня уводили со льда, ко мне подъехал Ари с широко распахнутыми глазами и озабоченно нахмуренными бровями. Его черты исказило беспокойство.
– Черт возьми, Линкольн, – прорычал он.
Я отмахнулся от него, и Ари вздохнул, прежде чем вернуться к остальной команде.
Вся арена внезапно стала напоминать огромную церковь. Было абсолютно тихо, или это только я из-за боли не слышал гула болельщиков?
Я уже понимал, что у меня сломано ребро, а может, и не одно. Каждый вдох казался пыткой. Чтобы убедиться, наверняка требовалось сделать рентген. Но, черт возьми, сначала нужно увести Монро подальше от моего отца… По дороге к нему я приказал ассистенту тренера привести ко мне Монро. Я вел себя как придурок, но он должен был понять, что имеет дело с ценным грузом. Самым ценным.
Вскоре я услышал шаги: ассистент возвращался с Монро на буксире, и мое сердце бешено заколотилось. Ладони стали липкими от предвкушения, мне ужасно хотелось увидеть ее прекрасное лицо.
Монро стояла передо мной. Облегчение, которое я испытал при ее появлении в дверях, меня поразило. Мне показалось, что я впервые свободно вздохнул с тех пор, как мы расстались перед игрой. Черные волосы мягкими волнами ниспадали по спине. На ней была джерси, мой подарок. Черт подери, я никогда не испытывал такой гордости, видя на ком-то свой номер… Зеленые глаза с золотистыми вкраплениями завораживали, мерцая в тускло освещенном помещении. Я никогда в своей гребаной жизни не думал, что глаза могут мерцать. Но она была настоящей девушкой мечты, и я безвозвратно лишился рассудка. Ее нос и щеки слегка покраснели от холода, и у меня возникло желание укутать Монро в одеяло, чтобы она не испытывала ни малейшего дискомфорта. Когда дело касалось ее, все мои защитные инстинкты обострялись.
Монро попыталась улыбнуться мне, но в ее взгляде затаилось столько беспокойства, такая неуверенность. Но обнаружилось кое-что еще. То, что я искал. Пронизывающее, абсолютное благоговение сообщило мне, что я добился своего. Облегчение разлилось в моей груди.
Она влюбилась в меня по уши.
– Линкольн, ты в порядке? – прошептала Монро, практически подбегая ко мне. Она потянулась было, но остановилась, будто боялась прикосновением причинить мне боль.
– Прикоснись ко мне. Ты никогда не сделаешь мне больно, – прохрипел я и притянул ее для поцелуя, игнорируя боль в ребрах. Я отчаянно нуждался в любой связи с ней, которую только мог получить.
Когда я наконец позволил ей отстраниться и глотнуть воздуха, я засыпал ее вопросами:
– Он сделал тебе больно? Что, черт возьми, мой отец тебе говорил?
Ее глаза расширились, а затем на лбу от замешательства появились морщинки.
– Твой отец? – медленно переспросила она. – Я не знала, что он твой отец. Я думала, это просто какой-то извращенец, – Монро скорчила гримасу от отвращения и сморщила нос, словно уловила запах чего-то гадкого. А затем вздрогнула. – Он все спрашивал, встречаюсь ли я с тобой, ну и флиртовал.
– Какого хрена? – возмутился я и поднял руки, чтобы ассистент мог стянуть с меня форму. Я дернулся, когда он начал стратегически обматывать мои ребра эластичным бинтом, чтобы обеспечить поддержку до окончания матча. – Мне так чертовски жаль.
Монро покачала головой, в ее глазах все еще читалось омерзение.
– Я в порядке, – коротко сказала она. – Это всего лишь… твой отец. Но, если честно, он вроде как противный.
– Без «вроде как», – поправил я ее разгневанно. – Мне жаль, что тебе пришлось с ним столкнуться. Он, мать его, ужасен.
После моих слов выражение лица Монро слегка смягчилось, и я ощутил облегчение оттого, что она не сердилась на меня, ведь все же это я подверг ее такому испытанию. При мысли о том, что отец сидел с ней рядом, меня затошнило. Внутренности скрутило, во мне бушевала смесь отвращения и ярости. Отец отравлял все, к чему прикасался, и с ним нужно что-то делать, пока он все не испортил. Стоило только подумать, что он может навредить ей… Да я его убью.
Тренер закончил меня обматывать, и я глубоко вдохнул, после чего соскользнул со стола, все время выплевывая ругательства.
– Ты собираешься вернуться? – спросила Монро, широко распахнув глаза. Ее милые черты исказила тревога.
Я ухмыльнулся, стараясь разрядить обстановку:
– Монро, хоккеисты – крепкие ребята, в отличие от слабаков, выбравших другие виды спорта. Нас может остановить только падение с балкона.
Она не поняла отсылку, поскольку я забыл рассказать ей о Далтоне. После того, как я узнал, что с ним случилось, мой рот был слишком занят поклонением ее нереальному телу.
Монро покачала головой, очевидно, все еще волнуясь:
– Ты можешь пострадать сильнее. Тебе бы отсидеться до конца игры.
Я заключил ее в объятия, пытаясь игнорировать боль… и стояк, который появился при виде слез, навернувшихся на ее прекрасные зеленые глаза. Прежде никто настолько обо мне не волновался.
– Со мной ничего не случится. Я обещаю.