– Люди постоянно разводятся, Ари. Ты не можешь просто… посадить меня в клетку браком, потому что думаешь, что мы родственные души.
Он шагнул ближе, голос стал страстным шепотом, каждое слово было наполнено уверенностью.
– Не мы. Я никогда тебя не отпущу.
Я отвернулась от него, не в силах вынести тяжесть этого заявления. Внутри бушевали противоречивые эмоции, и я понимала, что мне нужно время, чтобы разобраться в них. Не сказав больше ни слова, я убежала в комнату для гостей, сердце бешено колотилось в груди. Дверь за мной захлопнулась, вторя бурным чувствам.
Внутри тускло освещенной комнаты я прислонилась к двери, дыхание стало прерывистым. Слезы защипали глаза, когда ко мне пришло осознание ситуации.
Действия Ари заставили почувствовать себя, будто я в ловушке. Я не могла отрицать, что часть меня хотела, чтобы он предъявил на меня права, до того, как все это случилось, я мечтала о браке… мечтала о вечности.
Но не так.
Я мерила шагами комнату, мысли метались, как проносящийся мимо поезд. Как все превратилось в такой ужас? Как он вообще мог подумать, что это хорошая идея?
Использованное Кларком слово «псих» промелькнуло в голове.
Когда я пыталась справиться с эмоциями, самой главной из них… было отчаяние. Я верила, что Ари – мой герой. Человек, с которым я была в безопасности. Человек, которому я могла доверять.
Вес слов Ари и глубина эмоций угрожали утопить меня. Я знала, что нужно встретиться с ним лицом к лицу, разобраться во всем.
Но сейчас мне нужно было время.
Потому что сердце только что было разбито.
Глава 23Ари
Две недели. Четырнадцать долгих дней. Именно столько времени прошло с тех пор, как мы с Блэйк вошли в ту крошечную часовню в Вегасе и поженились. Конечно, Блэйк в основном спотыкалась. Я был совершенно трезв.
Но не собирался упускать шанс привязать эту девушку к себе.
Блэйк едва ли сказала двадцать слов за эти две недели – я считал, – и большинство из них были вариациями «Убирайся к черту».
Нет, я, конечно, мог понять, почему она была немного расстроена.
Я воспользовался ее пьяным состоянием, женился без явного согласия, а затем отправил фотографии свадьбы агенту, который незамедлительно поделился ими со всеми новостными агентствами страны, чтобы все знали, что мы женаты.
Но у меня были действительно благие намерения. Я собирался сделать Блэйк счастливой навсегда, как и обещал.
Просто нужно было сначала преодолеть это маленькое… препятствие. Или, по крайней мере, это то, что Линкольн продолжал говорить мне.
Сегодняшняя тренировка обернулась катастрофой. Мой разум был в абсолютном хаосе, и это отражалось на игре. Я допускал глупые ошибки, над которыми можно было бы посмеяться, но они только выводили меня из себя. Тренер кричал, что я должен вытащить голову из задницы, и он был чертовски прав. Я был не в порядке, и это влияло на игру.
После тренировки Уолкер потащил меня в ближайший бар. Он знал, что что-то происходит, и был не из тех, кто позволяет одному из членов «круга доверия» страдать молча. Мы пили шоты и пиво, как будто завтрашнего дня не было, и на какое-то время я почти забыл, что Блэйк злится на меня, хотя, казалось, это было невозможно. Как же давно мой член не был в ее идеальной киске – кажется, целую вечность.
Но алкоголь, к сожалению, выветрился, и реальность ситуации обрушилась на меня.
Я, спотыкаясь, вернулся домой. Она уже несколько недель не называла его «нашим» домом и каждую ночь пыталась спать в комнате для гостей.
Но это все равно был наш дом.
Каждую ночь она ускользала в комнату для гостей, и каждую ночь я приносил ее обратно в нашу спальню.
Кроме сегодняшнего вечера.
Сегодня я опустился в кресло в комнате и просто наблюдал, как она спит.
Блэйк выглядела умиротворенной, черты лица смягчились во сне. Никакого гнева не было, когда она спала. Я почти мог поверить в то, что все нормально.
Почти.
Ее молчание было оглушительным. Я ожидал гнева, разочарования и, возможно, даже обиды, но это холодное, непреклонное молчание было чем-то совершенно иным.
Я скучал по ней. Скучал по ее голосу. Скучал по смеху. Скучал по ощущению ее кожи. Вкусу…
Я чертовски скучал по всему, что было связано с ней.
Жил с ее призраком, и это причиняло мучительную боль.
В голове проносились мысли о том, как я мог это исправить, но единственное, чего она хотела… было единственной вещью, которую я не мог дать.
Не мог ее отпустить.
Этому никогда не суждено случиться.
Но если в ближайшее время не получу от нее взгляд, который не заморозит солнце, я сойду с ума.
Сидя там, в комнате для гостей, купаясь в бледном лунном свете, проникающем через окно, я не мог представить наше светлое будущее.
Чувствовал безнадежность.
Последующие дни были непрерывным циклом отчаяния и решимости.
Каждое утро я просыпался с болью в животе, зная, что меня ждет ледяное молчание Блэйк. Но все равно выкладывался по полной. Готовил ее любимые блюда, рассказывал все любимые шутки… Даже купил ей «Мазерати»[13].
Но ничто не могло разрушить стену, которую она выстроила передо мной.
В какой-то момент заметил, что провожу больше времени на катке, – я стал отдаваться тренировкам с лихорадочным воодушевлением. Хоккей всегда был моим пристанищем, а каток – местом, где я мог погрузиться в игру и забыть обо всех проблемах. Но теперь даже каток казался полем битвы.
Линкольн и Уолкер беспокоились обо мне. «Кобры» проиграли три игры подряд, и мы собирались отправиться на выездную серию.
Такими темпами пришлось бы похитить ее, чтобы забрать с собой.
Я не мог сосредоточиться во время тренировки, потому что проверял телефон каждые пять секунд, пялился на камеры в доме и в машине, переживая, что сегодня именно тот день, когда Блэйк попытается уйти.
Конечно, я бы поехал за ней, но все же… беспокойство было.
Сегодня шел дождь, и я бесцельно бродил по улицам, ожидая, когда она закончит съемку, которая была в тот день. Мне было интересно, скучала ли она по мне вообще, пока мы не были вместе.
Потому что я был влюбленным дураком, который ничего так не хотел, как быть со своей женой каждую гребаную минуту жизни.
А она даже не хотела быть моей женой. Телефон зажужжал. Линкольн спросил, есть ли прогресс.
Я:
Ты имеешь в виду, ненавидит ли она меня меньше, чем вчера? Сомнительно…Линкольн:
Уже хочешь эти наручники?Я заколебался над клавиатурой… Иногда я действительно не мог понять, шутит он или нет.
Но сейчас действительно было не время для шуток.
Линкольн:
Она простит тебя. То, что между вами – реально. Она скоро это вспомнит.Я:
Ты действительно в это веришь?Линкольн:
Пфф. Я знаю это. А я знаю все.Я:
Самоуверенный.Линкольн:
Уверенный в себе. Есть разница.Я сунул телефон обратно в карман. Но действительно почувствовал себя, по крайней мере, немного лучше. Я найду способ прорваться сквозь возведенные Блэйк стены, заставлю ее увидеть, что готов сделать все возможное, чтобы все исправить.
Но сейчас буду ждать ее на улице перед зданием, где она работает, как одержимый муж, которым и был… И буду ждать, чтобы проводить домой, как сумасшедший.
Я сел на самолет до Нью-Йорка, зная, что мне нужно делать. Блэйк все еще не простила меня, но я, по крайней мере, мог решить проблемы, которые не затрагивали наши отношения.
Самолет взмыл в небо, и с каждым пройденным километром я прокручивал в голове спор, ожидающий в манхэттенском логове Шепфилдов. Я видел его фотографию в журнале о дизайне, который Блэйк как-то показывала. Очень похоже на стеклянный замок… Было немного забавно, что все это вот-вот разрушится.
Прибыв в Нью-Йорк, я взял такси и отправился в пентхаус. Тяжесть документов в сумке служила утешительным напоминанием о том, что я все еще контролирую некоторые вещи. Поездка на лифте на верхний этаж показалась вечностью, каждый пройденный этаж на шаг приближал к грядущему веселью.
Я глубоко вздохнул и расправил плечи, стоя перед роскошной дверью. Это был он, вход в святая святых – дом Шепфилдов. Расположенный высоко в башне, которая достигала небес, их дом был воплощением роскоши. Среди этого всего я почувствовал себя пингвином на вечеринке павлинов. Я постучал – и совсем немного надеялся, что дверь мне откроет дворецкий во фраке.
Дверь пентхауса распахнулась, и вместо дворецкого там стояла робкого вида женщина… одетая в черно-белый наряд горничной.
– Я могу вам помочь, сэр? – надменно спросила она.
– Ага, – сказал я и проскользнул мимо.
– Подождите, сэр! – отчаянно крикнула она.
Я быстро начал петлять по этому месту, такому большому, что голос горничной, зовущий меня, отдавался эхом. Словно гулял по дворцу: только вместо красной ковровой дорожки была позолоченная линия, которая, вероятно, стоила дороже, чем моя первая машина. Я завернул за угол и оказался в помещении, которое, как мне показалось, служило приемной для гостей. У Линкольна была такая. Я всегда высмеивал его за это. Стены украшали картины с обнаженными женщинами и младенцами-ангелочками, которые, вероятно, стоили больше, чем мой контракт с клубом, а в углу стоял рояль, поблескивающий в мягком свете.
Плюшевые диваны и антикварная мебель дополняли интерьер комнаты, и я не мог не задаться вопросом, наняли ли они команду дизайнеров интерьера или волшебников. Томас Шепфилд сидел у камина со стаканом в руке, как будто позировал для журнала Horse & Hound[14]