Каждая мечта, которую мы разделяли, каждое обещание, которое давали друг другу, теперь лежало разбитым кусочком сердца у моих ног.
Я почувствовала, что не могу дышать, стены стали будто давить на меня. Жизнь утекала сквозь пальцы, как песчинки. Мысль о существовании без Ари была невыносима.
Все, что я чувствовала, – пустота.
Я встала, когда услышала, как открылась дверь гаража, и бросилась на звук.
– Прощай, солнышко, – сказал он, увидев меня в дверях, и даже не остановился, пока садился в машину.
Я смотрела, как Ари сдал назад и уехал… оставив меня там, с разорванным в клочья сердцем.
Я не знала, зачем пришла на съемку. Потеря любви всей моей жизни, вероятно, была такой же прекрасной отговоркой, как и обычный пропуск рабочего дня без объяснения причин.
Но я была здесь.
Делала вид, что мне не наплевать на работу, или на продукт, или вообще на всех, кто меня окружает.
Сегодня на съемочной площадке нас было трое. И я единственная – полный отстой. Мы все вместе сделали несколько снимков, и теперь я ждала сбоку, пока двое других были в кадре.
Было очевидно, что они встречались. Между ними была энергия, связь. Их тела просто подходили друг другу, словно так и должно быть. В их паре я была третьей лишней. Между нами абсолютно нет никакой химии.
И я даже не хотела пытаться ее создать. Потому что Ари здесь не было. Люди думали, что работать моделью – это просто смотреть в объектив… выглядеть красивой. Но для этого требовались эмоции. Требовалось настроение, запал.
Желание.
А у меня их не было.
Единственной эмоцией, которую я испытывала в этот момент… было оцепенение.
Я бесцельно открыла социальные сети и стала листать ленту. И будто бы вселенная решила уничтожить мой день полностью… я увидела рекламу Renage со мной и Ари.
Парень и девушка, которые работали со мной сегодня, не шли ни в какое сравнение с нами двумя. Связь была невероятной, осязаемой… от нас невозможно отвести взгляд.
Мы были особенными.
Пока не перестали быть вместе.
Мне пришло сообщение, и меня вновь охватил ужас. Потому что это был Кларк. Не Ари.
Кларк все еще пытался, постоянно писал сообщения… но теперь как друг.
Большую часть времени я не отвечала. Потому что с чего бы?
Кларк:
Думаю о тебе. Мистер хоккейная клюшка в последнее время совершал какие-нибудь безумные поступки? Я всегда рядом. Я хочу помочь.
Я поморщилась, вспышка гнева пронзила меня. Ари не был психом. Он не внушал доверия… в этом вся разница. И предложение «помочь» было просто шуткой. Он уже пытался мне помочь… помочь вернуться в Нью-Йорк. К Шепфилдам. В свет. Застрять в жизни, которая мне была отвратительна.
Это заставило вспомнить обо всех тех случаях, когда Ари предлагал помощь – тех случаях, когда он реально это делал. И да, он хотел, чтобы я принадлежала ему, и, очевидно, делал все, чтобы это произошло… Но также всегда хотел, чтобы я была, ну… собой.
Однажды мы поссорились. На самом деле, это я начала ссору. Ари был совершенно спокоен и прекрасен. Я сходила с ума, застряла в бесконечной ненависти к себе перед съемками, чувствуя себя ущербной и неуверенной из-за цифры на весах…
– Что, если я не хочу быть моделью? – закричала я. – Что, если захочу стать бариста? Или продолжать обслуживать столики. Что ты тогда будешь думать обо мне?
– В таком случае я просто обоснуюсь там, где ты станешь работать, и превращусь в милого и пухлого парня, потому что буду заказывать еду и кофе весь день, чтобы быть рядом с тобой, – спокойно сказал Ари. Он взял меня за подбородок. – Солнышко, единственное, чего я хочу для тебя, – это счастья. В какой бы форме это ни проявлялось. Тебе не нужно кем-то быть, чтобы я тебя любил. Ты просто должна быть собой.
«Ты просто должна быть собой».
Эти слова звучали эхом в голове, в то время как я успела сменить уже два образа на съемке.
Не в первый раз я задавалась вопросом, кем вообще была на самом деле.
Съемки закончились, и я вышла за пределы съемочного павильона, смотря на бетонные джунгли Лос-Анджелеса. Большинство людей считают, что Лос-Анджелес – это Голливуд, пальмы и океан.
Но по большей части здесь все было просто… серым.
Я шла по тротуару в сторону своей машины, и споткнулась, упав на землю и ободрав колени и ладони, как последняя идиотка.
– Черт! – я поморщилась, потому что колено определенно кровоточило.
– Ты в порядке? – спросил чей-то голос, и я взглянула на обеспокоенного мужчину с ярко-зелеными глазами.
Он чем-то напомнил Ари.
– Я в порядке, – пробормотала я, быстро отходя, не желая больше на него смотреть.
Так будет продолжаться вечно, не так ли? Я всегда буду искать Ари в каждом проходящем мимо человеке. Когда кому-то принадлежала душа, частички тебя всегда будут искать ее.
Навсегда.
Я села в машину и уставилась на ладони. Они были красными и раздраженными, а кожа – вся покрылась шероховатостями. Ладони скоро заживут – мое тело всегда легко восстанавливалось после травм.
А вот то, что внутри, похоже, никогда не восстановится.
Но почему так? Почему я никогда не могла разобраться в этом дерьме?
Моя история была ужасно печальной с десяти лет. И, по большей мере, я была довольна тем, что имела. Или, может быть, нет… может быть, я не хотела разбираться со всем этим, потому что никогда не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы сделать это.
Я ехала по улице, думая обо всех вещах, которые ненавидела в себе… которые хотела изменить.
Передо мной загорелся красный свет, и я затормозила, опустила солнцезащитный козырек и уставилась на себя в зеркало. Разглядывала отражение. Пыталась найти что-то, что мне понравилось бы в себе.
Я покачала головой и вздохнула – когда загорелся зеленый, я подняла козырек.
Тридцать минут спустя я заехала в гараж Ари. Думаю, поскольку это был арендованный гараж, он, должно быть, скоро станет ничейным.
Сдавленный всхлип вырвался изо рта, и я наклонилась вперед, пытаясь подавить боль. Потому что не могла с этим справиться.
Затем замерла, осознание пронзило меня. Это то, что я всегда делала. Всегда «подавляла боль». Я всегда просто говорила себе, что не смогу с этим справиться.
Но была здесь, не так ли?
Отец убил мать… а потом и себя, а я все еще была здесь. Жила в детском доме, а затем была удочерена жестокими, холодными придурками. Я резала себя, блевала, хотела умереть… и все же все еще была… здесь.
Я спасла себя от жалкой жизни в Нью-Йорке. Я сделала это. Приехала сюда и начала карьеру. Я сама себя содержала. Впускала в себя любовь, даже когда было страшно…
Изменщица. Жирная. Уродливая. Глупая. Жалкая.
Слова возникли внутри… но вместо того, чтобы просто запихнуть их обратно, чтобы они гноились и дальше и всплыли в другой день, я по-настоящему задумалась о том, что они значат.
Думала о каждом слове, когда выходила из машины и шла в пустой забытый всеми дом. Я оказалась перед зеркалом в ванной и стала разглядывать… себя.
Изменщица. Жирная. Уродливая. Глупая. Жалкая.
Дрожащими руками я схватила футляр губной помады, которую быстро нанесла перед тем, как убежать на съемку. Это был насыщенный ярко-красный цвет, который служил моей броней весь день, по крайней мере, мне так казалось.
Изменщица. Жирная. Уродливая.
Я вывела каждое слово на зеркале, каждую букву огненно-красной помадой.
Глупая. Жалкая.
Я закричала.
Снова и снова, выплескивая все это наружу, цепляясь за идеи, которые выражало каждое из слов. Я размазывала помаду руками, до тех пор, пока слова не превратились в ничто.
Хватит. Я не буду этого делать. Никогда больше.
«Давай кое-что проясним, солнышко. Ты не изменяла Кларку. Никогда не должна была встречаться с ним. Он был гребаным самозванцем, который удерживал тебя от судьбы. Кларк не был твоей родственной душой. Ты всегда должна была быть со мной».
«Я твердый от тебя каждую гребаную секунду каждого гребаного дня. Я одержим тобой, фактически схожу с ума. Я не вынесу разлуки с тобой ни на какое время. Так что, когда ты говоришь, что ненавидишь это гребаное идеальное тело, которому я поклоняюсь каждой частичкой своей гребаной души… Что ж, мы не можем такого позволить, солнышко».
«Ты идеальна».
Голос Ари в голове смешивался с другими словами, заглушая их, пока не осталось ничего кроме хороших слов.
Я задыхалась, глядя на последствия своего припадка – повсюду были размазаны красные пятна.
А потом я рассмеялась, звук этого смеха разнесся по всем комнатам, и я почувствовала себя немного легче. Немного лучше…
Я позволила себе насладиться этим чувством в течение нескольких минут… А потом все это убрала: сначала зеркало. Я тщательно стерла каждое красное пятнышко, пока зеркало не стало сверкающим и чистым.
Затем разделась и вошла в теплую воду под душ. Я начала мыться, осторожно растирая пятна до того момента, пока их не стало совсем не видно. Я позволила рукам свободно скользить по всему телу, изучать кожу, кости и изгибы.
Изучать себя.
После того, как полностью помылась, я вышла из душа и снова посмотрела в зеркало на свое теперь уже чистое лицо. Вода стекала ручейками с намокших волос, по телу, прежде чем упасть на полотенце, в которое я завернулась.
– Я идеальная, – прошептала я, пробуя слова на вкус. Я и раньше говорила их с Ари, но никогда сама. Никогда такого не было. – Я идеальная. Я идеальная. Я идеальная. Я идеальная! – закричала я. И услышала его голос в голове, подбадривающий меня, потому что единственное, чего Ари когда-либо хотел… чтобы я была счастливой.
Я опустилась на пол, обхватила себя руками и стала раскачиваться взад-вперед, повторяя слова.
Всю жизнь я твердила, что есть причина, по которой я такая. Я резала себя, чтобы избавиться от боли. Блевала, чтобы избавиться от отвращения к себе.