рядке управления и суда, а отнюдь не дальнейшее и вящее разобщение.
Однако вопрос о крестьянском землепользовании, т. е. об общинном владении землей, обсуждался в записке, так сказать, лишь попутно и никаких конкретных разрешений не заключал.
В крестьянском вопросе Витте в то время очевидно усматривал прежде всего и едва ли даже не исключительно его политическую, а не экономическую сторону.
Такое странное для экономиста Витте направление мысли объяснялось, вероятно, тем, что и в самом изменении гражданского положения крестьянства он не без основания усматривал могущественный способ оживления экономической деятельности сельских народных масс. Зависело это в особенности от его весьма недостаточного знания особенностей крестьянского быта. Наконец, тому же, несомненно, содействовало и то, что передовая общественность, становясь все более единомышленной в вопросе о слиянии крестьян с другими сословиями в порядке управления и суда, в вопросе о земельной общине продолжала держаться разных взглядов.
Рассмотрение крестьянского вопроса в сельскохозяйственном совещании Витте обставил весьма торжественно и даже стремился придать ему ученый характер.
Приглашены были им профессора А.С.Посников, Петражицкий, Пихно, Гулевич, причем и здесь создавалось то направление, которое он хотел дать суждениям совещания: среди приглашенных им профессоров не было ни одного, высказывавшегося за разрушение общины, но зато был такой горячий защитник этой формы землепользования, как А.С.Посников, написавший по этому вопросу несколько ученых исследований[431]. Наоборот, в вопросе об упразднении сословной, в порядке управления и суда, обособленности крестьян среди приглашенных представителей нашей профессуры не было разногласия. Исключение составлял вопрос о полном прекращении применения судом крестьянского обычного права. В этом вопросе даже столь выдающийся в области гражданского права юрист, как профессор Петражицкий, высказывался нерешительно, основываясь при этом на любимой им теории построения законов гражданских на почве врожденного у человечества интуитивного права.
Из бюрократического мира в совещании участвовали едва ли не все лица, почитавшиеся знатоками в области крестьянского права. Были тут и сторонники существующего порядка, имея во главе престарелого участника реформы 1861 г. П.П.Семенова-Тянь-Шанского. К ним принадлежали И.Л.Горемыкин, Н.А.Хвостов — обер-прокурор 2-го департамента Сената и, конечно, А.С.Стишинский. Но были и горячие приверженцы решительного отступления от положений 19 февраля 1861 г., как то: сенатор М.А.Евреинов, печатно ратовавший за всесословную волость, А.П.Никольский, автор статей «Крестьяне, община и X том», и, разумеется, кн. А.Д.Оболенский, обнаруживший и здесь присущую ему запутанность мыслей и понятий.
О степени той важности, которую придавали решениям совещания по крестьянскому вопросу, можно было судить по присутствию бывшего министра двора гр. Воронцова-Дашкова, лишь редко удостаивавшего своим посещением даже заседания Государственного совета, членом коего он состоял. Наконец, постоянными участниками заседаний совещания были введенные в его состав министры Ермолов — земледелия, Муравьев — юстиции и Коковцов — финансов.
Заседания совещания происходили два раза в неделю по вечерам в большом зале совета министра финансов и собирали до 60 человек кроме обширной канцелярии, насчитывавшей десятки лиц. Управляющим делами совещания был первоначально И.П.Шипов— директор департамента государственного казначейства, а впоследствии министр финансов в кабинете Витте. Однако, когда Витте примкнул к мысли об уничтожении земельной общины, Шипов — сторонник этой формы землепользования был заменен А.И.Путиловым, приверженцем принципа личного землевладения.
Сам Витте появлялся в зале заседаний, лишь когда ему докладывали, что совещание в полном сборе, и, поздоровавшись лишь с лицами, находившимися на его пути к председательскому креслу, тотчас открывал прения. Держал себя при этом Витте хотя по обыкновению просто, но властно и как бы по-хозяйски. Так, на столе заседаний перед ним стоял особый хрустальный в металлической оправе ящик с папиросами[432], а сам он появлялся с четками, обернутыми на руке, которые он медленно, но почти беспрестанно перебирал. Словом, Витте держал себя с домашней непринужденностью и, выказывая несколько подчеркнутую внимательность представителям профессуры, относился в общем ко всем членам совещания и высказываемым им мнениям совершенно одинаково, не делая между ними различия в зависимости от занимаемого ими служебного положения.
Сказать, что Витте обладал даром председательствовать и умением вести прения, однако, нельзя. Происходившие собрания были чрезвычайно интересны, но зависело это от самого масштаба обсуждавшихся вопросов, равно как от несомненно выдающегося в преобладающем большинстве состава участников совещания, но планомерностью происходившие прения не отличались. Крестьянский вопрос был разделен на его три составные части — общественное управление, сословный суд и землепользование, но так как каждая часть была весьма сложна и обширна, то одновременно в одном и том же заседании произносились пространные речи по различным сторонам обсуждаемой части вопроса. Сводки высказанных мнений при этом Витте не формулировал, да это было и затруднительно, так как обсуждались не какие-либо конкретные положения, а более или менее отвлеченные голые принципы, что и придавало работе совещания привлекательную, но малопроизводительную академичность. Совещание это имело характер политического салона, обсуждающего вопросы широкой политики, а не государственного учреждения, рассматривающего какие-либо конкретные вопросы и имеющего целью провести в жизнь ту или иную определенную реформу и вырабатывающего с этою целью вполне реальные мероприятия и правила. Тем не менее ко времени окончания обсуждения каждой части программы занятий совещания канцелярия изготовляла как бы выжимку высказанных суждений, которая затем подвергалась новому, но уже краткому обсуждению и затем голосовалась.
Влияние на принимаемые решения Витте, несомненно, оказывал, но преимущественно вне самых собраний, в порядке частных бесед с отдельными его членами. В самом совещании Витте высказывался мало или, вернее, кратко, не рискуя пускаться в подробное рассмотрение вопроса, досконально ему неизвестного и по которому он имел не столько обоснованное мнение, сколько ясно очерченное направление. Я хочу этим сказать, что он определенно стоял за упразднение крестьянской обособленности, но стоял на основании общих государственных соображений, а как это практически осуществить, ясно себе не представлял. Более определенно ему рисовалось слияние крестьян с другими сословиями в порядке местного самоуправления — путем образования мелкой земской единицы.
На этом вопросе, собственно, и сосредоточились суждения совещания по первой части его программы, причем, разумеется, с места обозначились два лагеря — большинства, высказывавшегося за всесословную мелкую земскую единицу, и меньшинства, возражающего против этой мысли. Дело в том, что при внешней видимости вполне беспристрастного подбора состава совещания, так как в нем участвовали корифеи обоих существовавших в этом вопросе диаметрально противоположных направлений, фактически имелось обеспеченное большинство за решение вопроса в духе, желательном Витте.
Я уже упоминал, что Мирский в совещании фактически участия не принимал (если не ошибаюсь, он был лишь на двух заседаниях). Между тем по конструкции совещания министры принимали в нем участие лишь лично в числе персонально назначенных в его состав членов и поэтому заменить себя никем не могли. Ввиду этого юридически Министерство внутренних дел в разрешении совещанием крестьянского вопроса вовсе не участвовало, фактически же оно было представлено тремя лицами: Кутлером, Кривошеиным и мною. Само собою разумеется, что мы не получили никаких указаний от Мирского относительно той линии, которой должны держаться, а посему каждый из нас отстаивал свою личную точку зрения. Впрочем, Кривошеин за все время высказался лишь однажды, да и то не по существу крестьянского вопроса, а по затронутому по ходу суждений вопросу переселенческому. Что же касается Кутлера и меня, то мы часто высказывали мнения противоположные.
Разномыслие это очень не нравилось Витте, как, вероятно, огорчало его и то, что Кутлер не оправдал возлагавшейся им на него надежды в смысле подчинения мнения Министерства внутренних дел в крестьянском вопросе его указке. В особенности сказалось это при рассмотрении вопроса о волостном суде. Витте желал связать в этом вопросе Мирского определенным заявлением в смысле полного упразднения этого суда. В этих видах он лично просил Мирского приехать на заседание совещания, на котором вопрос этот должен был рассматриваться, в чем Мирскому трудно было ему отказать. Во время этого заседания Мирский, однако, упорно молчал, пока Витте сам не обратился к нему с просьбой сказать, как смотрит на этот вопрос Министерство внутренних дел. Положение Мирского было очень тяжелое. Не принимая до тех пор участия в заседаниях совещания, не имея даже отчетливого представления, о чем идет речь, он смутился и сказал лишь немного слов, которые можно было понять как угодно, вернее, вовсе нельзя было понять, но которым Витте постарался тут же придать желательный ему смысл. Произошло это уже после того, как Витте вырвал у Мирского осуществление предположенных им либеральных реформ, а следовательно, когда Мирский уже утратил добрые чувства и доверие к Витте, чего, однако, по мягкости характера открыто ему не выказывал. Немудрено поэтому, что на следующий день после этого заседания Мирский мне сказал: «Говорите и отстаивайте, что хотите в совещании Витте, но я туда более не поеду; я отлично понимаю, что он просто хочет меня поймать. Вопрос до сих пор для меня не ясен, и вперед связывать себя каким-либо мнением я не могу».