— Сворачивай! Сворачивай!
Эту рекомендацию Микки выполнил бы с удовольствием, но машина окончательно вышла из повиновения. В отчаянии утенок вильнул к насыпи, автомобили разминулись на волос друг от друга. Раздался треск, что-то подбросило всех троих пассажиров в экипаже Микки. Грэм увидел, как отвалилось и осталось позади правое переднее колесо. Катастрофа казалась неминуемой, но Микки вцепился в руль, выдрал его из панели, а потом, свесившись наружу, воткнул на место колеса. Грэму эта замена надежд не внушила, а вот поди ж ты — хоть и прихрамывая, машина катилась дальше под горку.
От руля остался лишь короткий — в несколько сантиметров — стальной штырь. Крепко ухватив его обеими руками, Микки вписался в поворот, из-за которого им навстречу выехал утенок. Впереди показались первые улицы Диснейграда.
Машину тряхнуло на каком-то ухабе, чего оказалось достаточно, чтобы отскочила крышка «бардачка» и из него выпорхнула белая салфетка. Встречный ветер подхватил ее и бросил на лицо Микки.
Что за этим последовало, описать трудно. На бешеной скорости автомобиль вслепую колесил среди высоких зданий. Встречные машины в панике увертывались от него, одни из них при этом врезались в стены, другие валили фонарные столбы, третьи со звоном въезжали в широкие витрины. Микки боролся с непокорной салфеткой, а когда ему удалось-таки с ней справиться, с первого взгляда оценил ситуацию. Реакция его была мгновенной: выхватив из-под сиденья плоскую алюминиевую тарелку, он насадил ее на оставшийся от руля штырь.
Импровизированное устройство позволило хоть как-то обуздать машину. Промчавшись по улицам и сбив толстого бульдога в полицейской форме, а также посшибав, будто кегли, несколько мусорных баков, они очутились в более спокойном квартале. Дома здесь были в один этаж, с просторными дворами, обнесенными яркими разноцветными заборами либо живыми изгородями. В одном из дворов странный пес, облаченный в брюки для гольфа, черную жилетку и мятый котелок, забрался на высокий стог и граблями придавал сену нужную форму. Увидев приближающийся автомобиль, пес помахал граблями и весело крикнул:
— Привет, Микки!
— Привет, Гуффи! — сердечно ответил лихой шофер. — Кажется, я еду к тебе в гости.
— Что ж, тогда добро пожа…
Договорить он не успел. Красное авто повалило ограду, пронеслось через двор и врезалось в копну. Мотор заглох, Гуффи взлетел в воздух и, сделав сальто, шлепнулся на колени к Грэму.
— Вот и прибыли! — сказал Микки. — Я живу в соседнем доме.
Гуффи виновато приподнял мятый котелок и выбрался из машины. Микки последовал его примеру. Оставшись на сиденье, Грэм смотрел на них и пытался справиться с накатившим гневом. Для чего оставаться в этом карикатурном, населенном примитивными, недоразвитыми существами мире? «Игроки»? Здесь до них не добраться. Надо продолжить попытки в другом месте. Вдруг счастье ему все-таки улыбнется?
Гуфф и Микки скрылись за домом. Грэм напряг память. Он уже знал, что нужно делать — громоздить друг на друга воспоминания, всей мощью собственного мозга обрушиться на неизвестного «игрока», перегрузить его и вывести из строя.
…Итак, он снова малыш, карабкающийся на дерево у старого дома, который еще вовсе не стар — всего несколько месяцев, как отец его достроил, и даже сюда, на вершину дерева, доносится смолистый запах дощатых стен, а кора у него под ладонями шершавая, но все же чуть скользит от наслоившейся пыли: уже много недель не было дождя; внизу, на веранде, Балт Троол пьет апельсиновый сок, задрав лохматую бороду к небу, и не забывает, покачиваясь в кресле, давать наставления: «Осторожнее, Грэм, ты уже достаточно высоко забрался!». Ноги теряют опору, но теперь он не на дереве, а в жилом отсеке своего корабля. Дебора, юный чертенок со все еще коротеньким хвостиком, вертится у него в руках, пытается как можно крепче ухватить неловкими пока передними лапами бутылочку с соской. С ее приплюснутой мордочки срываются белые шарики молока и медленно плывут по отсеку — невесомость. Его первая экспедиция… Облаченный в скафандр, он выходит из космического корабля. Вокруг колышется прозрачный зеленоватый туман, в зеленое небо вздымаются высокие острые скалы, изгрызенные эрозией…
Рисованный окружающий мир даже не дрогнул. Еще одна собака, на этот раз рыжая и длинноухая, с глуповатой мордой, перепрыгнула забор и бросилась к задней двери дома. Из-за угла донесся голос Микки:
— Спокойно, Плуто, спокойно!
Но, похоже, Плуто не желал успокаиваться, потому что за домом что-то со звоном и грохотом покатилось, трагикомически взвыл Гуффи.
Грэм не двигался, охваченный отчаянием. Медленно приходило понимание: мельница воспоминаний действовать отказывалась.
Неужели он осужден до конца жизни оставаться в этой нелепой имитации действительности? Нет, ни за что! Он снова напряг память, и воспоминания потянулись покорной вереницей. Он в кабинете Хуана Ивановича Смита в тот день, когда ему впервые предложили выполнить важную для всей галактики задачу, потом он переносится на берег широкой реки. Лето, почерневший от солнца Грэм голышом лежит на раскаленном песке, из которого торчит одинокая былинка. По ней ползет какое-то красное насекомое. Внезапно на спину ему обрушивается холод, и Грэм, словно подброшенный пружиной, оказывается на ногах. Совсем еще юная Дебора ужасно довольна, она смеется, выставляя на обозрение острые зубы и розовое, все в бороздках, нёбо…
И вдруг он понял, почему все это кажется ему очень и очень знакомым. Дело не в том, что воспоминания лично его, что все это пережито. Главное все эти воспоминания он уже использовал. Вечером на веранде, грозовой ночью у реки, при первом появлении огоньков, в сражении с роботами… Все те же воспоминания, ни одного нового. Почему?
Смутная, но ужасающая догадка рождалась в самых глубинах его существа. В голове царила пустота. Казалось, она превратилась в картотечный ящик, набитый ярлычками, на которых воспоминания лишь обозначены; и только кое-где между ними были засунуты выцветшие фотографии. Куда же делись воспоминания? Кого бы вспомнить? Старого Балта Троола? Вот же он, с засученными рукавами сидит внизу на веранде, пьет апельсиновый сок и покачивается на кресле… К черту, не то, не то! Ну, хорошо: вот он держит сына на коленях, учит различать основные блоки управления старого звездолета, помогает ему нажимать кнопки своим загрубевшим пальцем… Не то, вспомни еще что-нибудь! Балт Троол, чья борода уже начинает седеть, устроился в пилотском кресле рядом с четырнадцатилетним сыном и одобрительно кивает… Еще что-нибудь! Горы живых цветов на свежей могиле, странные, инопланетные ароматы, светлые дорожки слез на багровом, сморщенном лице незнакомого старика…
Ну, а еще?
Больше ничего не было!
Грэм отчаянно, лихорадочно выжимал из своей памяти все, до самого дна — и как же мелка она оказалась. Не было в ней ничего, кроме воспоминаний последних двух дней, кроме того, что он подумал, почувствовал или вспомнил после странного дождливого вечера в родном доме. За этим — пустота.
Внезапно накатившая слабость заставила его сесть, привалиться спиной к стене, сложенной из неестественно красного кирпича. Он-то возомнил, что нащупал оружие, которое позволяет взять верх над всемогущими «игроками», а оказалось, что они всего лишь забавлялись, когда же это им надоело — взяли да отняли у него память. А теперь — чего от них ждать теперь? Вдруг они решат окончательно лишить его личности, превратить в бездушную пешку? Так, может быть, именно это от него и требовалось — научиться безропотно вступать в любую игру, покорно переносить любое издевательство со своими телом и душой? Приспособиться к этой жизни, оставаться там, куда забросят, пусть даже до конца дней своих придется строить из себя тролля в зеленом камзоле и красном капюшоне… Удовлетворяться компанией Микки и Гуффи, поросят и волка, злобной старухи в летучей ступе… Вот тогда, наверное, появятся и какие-то воспоминания, тогда его (кто знает?) могут оставить в покое — ну, хоть на какое-то время, в промежутках между ходами неведомой игры, пока движутся другие фигуры.
«А что, — с горечью подумал Грэм, — это как-никак тоже жизнь». Нужно только переломить себя, поверить, что ты тролль, а все остальное сон, неверные миражи. Нет никаких космических кораблей и далеких планет, нет и не было миссий, кабинет Хуана Ивановича Смита не существует. Он тролль по имени Грэм и родился в этом лесу…
Да, конечно, он родился в сказочном лесу, во мраке непроходимой еловой чащи, неспешный ветерок со стороны бора колыхал его хрустальную колыбельку. Огромный черный кот пел ему на ночь песни, а младенец-тролль тянул кулачки к кусочку синего неба над головой, нежная фея-мать каждый вечер щедро осыпала его колыбель звездами, а дитя их сосало — оказывается, звезды ничуть не хуже мятных леденцов. Когда он подрос, старый, неповоротливый и добрый отец водил его по лесу, метя седой бородой тропинки. Ревностно охранявшие свои сокровища духи недр распахивали перед ними двери кладовых — так им хотелось увидеть наследника лесного престола, нежность обуздывала даже сатанинскую злобу бабы Яги (вот-вот, именно так звали летучую старуху!), которая беззубо шамкала, рассказывая ребенку какие-то смешные сказки, когда тот забредал в избушку на курьих ножках… Аг-га!
Что-то знакомое, едва уловимое шевельнулось в самой глубине его существа. Грэм издал злорадный, торжествующий рев и вскочил на ноги. Вот оно что! Сюда, сюда, воспоминания! Еще и еще!
И снова какой-то испуганный голос советовал ему прекратить, остановить круговорот сорвавшихся с цепи воспоминаний. Некто неведомый не желал воспроизведения этих никогда не имевших места событий, но власти его на это не хватало — таков был закон этих миров, неизбежно снабжавших Грэма прошлым или, на худой конец, его эрзацем. Перед мысленным взором проходили волшебные поляны, домики гномов, нежные красавицы, изгнанные коварными мачехами, старые мудрые короли, добродушные, но себе на уме, крестьяне, злые великаны, храбрые рыцари, обитательницы лесов и вод дриады и наяды, дороги, ведущие в далекий Диснейград, где живут Микки и Минни, кот Феликс, матрос Попэй, придурковатый пес Гуффи и утенок Дональд — но Диснейград населен существами двадцатого века, а есть города и куда более старинные, в них живут принцы и короли, Золушка и Белоснежка, Кот в сапогах и бременские музыканты, и вот мы снова в лесу, где с ветки на ветку перепархивают эльфы с радужными крыльями хрустальной прозрачности, а по тропинке Красная шапочка спешит к домику своей бабушки…