Но мы ничего не слышали. Только белый шум мертвого воздуха и дождь, льющий снаружи.
Вечно идущий дождь.
Мы много говорили – о наших пропавших друзьях, машинах, политике и футболе, и о том, что, вероятно, ничего из этого больше не будет. Я думаю, что именно это действительно привело Карла ко всему этому; как он не сможет посмотреть еще одну игру "Mountaineers" Западной Вирджинии в следующем сезоне. Мы говорили об охотничьих и рыболовных победах прошлого, о наших славных днях до того, как мы женились, о наших женах и женщинах, которых мы знали до наших жен, и, в конце концов, о войне.
После этого мы оба стали довольно плаксивыми, и когда Карл пукнул, это сняло напряжение, как удар кувалдой по стеклу. Я смеялся до тех пор, пока не подумал, что у меня случится сердечный приступ, и Карл тоже засмеялся, и мне было хорошо. Это казалось реальным.
Мы проговорили до поздней ночи, купаясь в мягком свете керосиновой лампы. Я надрал Карлу задницу в карты.
Две вещи, о которых мы не говорили: это то, что мы видели в доме Дейва и Нэнси, и дырe, которую мы нашли. Червоточины, как я привык о них думать, хотя Бог никогда не создавал таких больших червей.
Мы легли спать далеко за полночь. Я постелил кровать в свободной комнате и дал Карлу дополнительный фонарик, чтобы он мог видеть, как передвигается. Потом я вышел на заднее крыльцо и помочился. Дождь залил просачивающийся слой, сделав туалет бесполезным, и мне не хотелось идти в уборную.
Снаружи была кромешная тьма, и я даже не мог разглядеть свою руку перед лицом. Мне показалось, что я услышал влажный, хлюпающий звук где-то в темноте. Я замер. У меня перехватило дыхание, а пенис сжался в руке, как испуганная черепаха. Но когда я наклонил голову и снова прислушался, все, что я услышал, был дождь.
Дрожа, я встряхнулся и поспешил обратно внутрь. Я убедился, что дверь заперта, а затем дважды проверил ее.
По пути по коридору в свою спальню я остановился у двери Карла, чтобы убедиться, что ему больше ничего не нужно. Я поднял кулак, чтобы постучать, затем остановился. Его голос был приглушенным, и сначала я подумал, что он с кем-то разговаривает. Потом я понял, что Карл поет "Конец света" Скитера Дэвиса.
- Разве они не знают, что это конец света? Все закончилось, когда ты попрощалась...
Его напев все еще не стал лучше. Карл пел, как кошка, хвост которой подключили к электрической розетке, но это была самая красивая и грустная вещь, которую я когда-либо слышал. У меня в горле встал комок. Вместо того чтобы постучать в дверь, я побрел в постель. Я забрался под одеяло и лежал там, в темноте, страстно желая никотина и скучая по своей жене.
Прошло много времени, прежде чем я заснул.
Когда я наконец это сделал, меня пришла навестить Роуз.
Во сне я проснулся и обнаружил, что дом затопило. Все было под водой, и моя кровать плавала на поверхности, мягко раскачиваясь взад-вперед. Уровень воды поднимался все выше, и вместе с ним поднималась моя кровать. Мне пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться ею о потолок. Кровать покачнулась. Я позвал Карла, но он не ответил. Я поерзал на матрасе, и от резкого движения кровать накренилась, сбросив меня в воду. Я опустился на ковер и открыл глаза.
Роуз уставилась на меня в ответ, такая же красивая и прелестная, как и в нашу первую встречу. Ее ночная рубашка развевалась вокруг нее, та же самая, в которой она была, когда умерла.
Она открыла рот и запела. Каждое слово было кристально чистым, даже несмотря на то, что мы были под водой. Просто так бывает во сне.
- Я не могу понять, нет, я не могу понять, как жизнь продолжается таким образом.
Скитер Дэвис. Она пела ту же песню, которую Карл пел перед сном.
- Я скучаю по тебе, Рози, - сказал я, и изо рта у меня пошли пузыри.
Но, несмотря на это, я не тонул.
- Я тоже скучаю по тебе, Тедди. Было трудно наблюдать за тем, через что ты проходишь.
- Что? Старик, разгадывающий кроссворды и пытающийся придумать слово из четырех букв, обозначающее согрешение? Боится выйти под дождь, потому что может подхватить воспаление легких? Да, я думаю, на это тяжело смотреть. Должно быть, это довольно скучно.
- Я не об этом говорю, и ты это знаешь. Разве ты не знаешь, что это конец света?
- Нет, это не так, - сказал я ей. - Все закончилось, когда ты попрощалась, Рози. Прямо как в песне.
- Все будет только хуже. Дождь – это только начало. Они идут, Тедди.
- Кто идет? Что ты имеешь в виду? Черви? Я подумал, что, может быть, схожу с ума.
Если она и слышала меня, то не подала виду. Вместо ответа она подплыла ближе и поцеловала меня в лоб. Ее губы были прохладными, мягкими и влажными. Я скучал по ним и хотел, чтобы этот поцелуй длился вечно.
- Они идут, - повторила она, удаляясь. - Вам с Карлом нужно подготовиться. Это будет ужасно.
- Кто идет, Рози? Скажи мне. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
- Люди с неба.
- Что?
Она вдруг наклонилась, схватившись за живот.
- Рози? Роуз! Что случилось?
Ее тело сотрясали судороги, а живот раздулся, как будто она внезапно оказалась на девятом месяце беременности. Я поплыл к ней, но было уже слишком поздно. Она посмотрела на меня широко раскрытыми от паники глазами, и ее вырвало дождевыми червями в воду. Они вырвались у нее изо рта, плавая вокруг нас. Еще больше их выскользнуло у нее из носа и вырвалось из ушей и уголков глаз. Под ее ночной рубашкой, в том волшебном месте, которое знал только я, месте, где родились наши дети, что-то шевельнулось.
- Они идут, Тедди. Они скоро придут!
Дождевые черви ползли по воде ко мне.
Я открыл рот, чтобы закричать, и на этот раз вода хлынула внутрь, задушив меня. Вместе с ним черви скользнули мне в горло.
Я проснулся, вцепившись в простыни и все еще пытаясь закричать. Мой рот был широко открыт, но из него не вырывалось ни звука. Мне казалось, что я тону, совсем как во сне. Мое сердце бешено колотилось в груди, а легкие разрывались от боли. Я нащупал на прикроватной тумбочке лекарство, проглотил таблетку и подождал, пока мой пульс перестанет учащаться. Я был рад таблеткам, но они почти закончились, и я не был уверен, как я достану еще.
Моя пижама промокла от пота, и матрас, и простыни были влажными. Сначала я подумал, что обмочился, но это был просто пот. Я потряс головой, пытаясь все прояснить.
Последние несколько обрывков кошмара промелькнули у меня в голове. Я задумался, что все это значит, и решил, что это просто мое подсознание избавляется от мусорау этого дня; мысли о Рози и исполнении Карлом песни Скитера Дэвиса, и червях из гаража. Но осознание этого не уменьшило моих страхов. Даже тогда я отказывался думать о других вещах, которые видел. Мой мозг просто не хотел мириться с этой странностью. Вероятно, какой-то защитный механизм.
Немного погодя я сел и зажег керосиновую лампу. С тумбочки на меня смотрела фотография Роуз. Я поднял ее и прижал к себе, думая о том, как мы познакомились.
В 1943 году моя сестра Эвелин и ее муж Дариус владели магазинчиком "1000 мелочей" в Уэйнсборо, штат Вирджиния. Роуз и Эвелин были хорошими подругами, и она жила у них и работала в магазине. Тем временем я находился в Панаме и Галапагосе в течение десяти месяцев, и в апреле того же года вернулся домой в семидневный отпуск. Мой визит был неожиданным. Я решил, что просто заявлюсь к ним и удивлю всех. Я сел на поезд из Норфолка в Уэйнсборо и прибыл туда сразу после захода солнца. Дариус, Эвелин и Роуз сидели за ужином, когда я постучал в дверь, выглядя довольно внушительно в своей парадной форме, скажу я вам.
Дариус и Эвелин были рады меня видеть и подняли большой шум. Роуз, вроде как, тихо сидела на заднем плане, пока все не успокоилось, но я сразу ее увидел. Первое, что я заметил, когда нас наконец представили, была ее улыбка, а второе – ее глаза. Это было все, что потребовалось. Всего один взгляд в эти глаза, и я влюбился. Люди в наши дни (то, что от них осталось) могут насмехаться над понятием любви с первого взгляда, но я говорю вам, что так действительно бывает. Это случилось со мной и Роуз.
В тот вечер мы общались друг с другом украдкой, но и только. У нас не было реальной возможности поговорить. На следующий день Дариус и Эвелин подвезли меня до Гринбанка, где жили наши родители. Я попрощался с Роуз и сказал, что рад был с ней познакомиться. Когда она пожала мне руку, я подумал, что увидел особый взгляд, послание только для меня (и позже я узнал, что был прав). Мы забрались в грузовик Дариуса. Когда мы отъехали, я с удивлением обнаружил, что чувствую себя одиноким и грустным без Роуз. Мои планы состояли в том, чтобы сесть на поезд в Гринбанке после окончания моего отпуска, а потом отправиться в Тусон, где затем я должен был остановиться.
После короткого визита к нашим родителям Дариус и Эвелин вернулись в Уэйнсборо. Я провел ночь в своей старой спальне, но не мог сомкнуть глаз. Все, что я делал, это лежал в своей знакомой постели и думал о Роуз. Я не мог выбросить ее из головы. К рассвету я уже знал, что мне нужно делать. На следующее утро, во время завтрака, я рассказал родителям все о ней и о том, что я решил сделать. Они поняли, и я провел день, добираясь автостопом до Уэйнсборо. Я снова приехал после захода солнца, и когда я постучал в дверь и увидел Роуз, мое сердце запело. Я беспокоился, что ее там может не быть.
В тот вечер я пригласил ее в кино, и она согласилась. Никто из нас понятия не имел, какой фильм мы смотрели. До сих пор я не знаю, что это был за фильм. Мы сидели на заднем ряду и в значительной степени были предоставлены сами себе. Мы не смотрели на экран. Вместо этого мы все время разговаривали. После того как фильм закончился и зажегся свет, мы очень медленно пошли домой под полной луной и еще немного поговорили. Мы не спали до часу ночи, но прежде чем пожелать ей спокойной ночи, я поцеловал ее на прощание.
Держа ее фотографию, я думал об этом поцелуе и о следующем дне – о том, как я впервые сказал ей, что люблю ее, и как она прошептала мне это в ответ, ее дыхание было мягким и сладким на моем лице.