— Выглядит он отвратительно. Не знаю, чего он испугался, но у меня точно душа в пятки ушла.
— Понятно. То есть ты полагаешь, что он мне наврал?
— Ага. Он все время косился налево. Говорят, когда человек хочет тебя обмануть, он непроизвольно скашивает глаза влево. С другой стороны, если он не врал, откуда такая враждебность? Если только он не полный псих…
— Все это не совсем так, — вздохнул Мартен. — Люди часто лгут полицейским. Просто так. Из принципа.
— Но он же не кто-нибудь! Он сам бывший легавый.
— Именно. И мы постараемся разузнать о нем побольше. Начнем с мэрии.
— Может, высадишь меня у порта?
Он согласно кивнул и направил машину к морю.
Мэрия располагалась не в деревне, а в городке, в шести километрах от коттеджного поселка и от моря. Мартен направился в отдел записи актов гражданского состояния. Лемерле, Жан-Жак, родился на территории коммуны. У него было два брата и две сестры. Если верить документам, все они живы, но переехали в другие места.
Жена его умерла семь лет назад. Секретарь мэрии рассказала Мартену, что она покончила с собой в ноябре, в шторм бросившись в море с высокой скалы.
Мартен поинтересовался, точно ли был установлен факт самоубийства, и она посмотрела на него как на ненормального. Он понял, что сегодня же вечером Лемерле будет доложено о его расспросах, но его это не смутило — немного давления на бывшего жандарма не повредит.
У супругов Лемерле был единственный сын. Мальчик. В 1988 году, в возрасте семнадцати лет, он погиб на Антильских островах.
Мартен снова сел в машину и поехал на побережье. С Изабель они встретились в порту. Она задумчиво созерцала море; увидев отца, одарила его широкой улыбкой. Показала на чаек, с громкими криками кружившихся под сентябрьским солнцем, сопровождая небольшое рыбацкое судно, возвращавшееся с уловом. В воздухе заметно потеплело. Пахло водорослями, йодом и рыбой.
Изабель и Мартен одновременно почувствовали потребность уединиться, каждый со своим мобильным в руках, и сели спиной друг к другу.
Мартен, которого слегка терзали угрызения совести, позвонил Жаннетте и поделился своими скудными открытиями. Жаннетта продолжала проверять стройки, где работал муж жертвы, надеясь, что на одной из них велось сооружение бассейна. Пока она ничего не нашла.
Кроме того, она съездила в больницу, поговорила с мужем, но ничего особенного от него не добилась.
Мартен передал ей информацию о лагере скаутов; она пообещала что-нибудь разузнать. И оба одновременно подумали, что расследование точно зашло в тупик, если они цепляются за такой призрачный след.
— Нет, брось, — сказал Мартен. — Лесной лагерь каких-то неизвестных скаутов пятнадцатилетней давности… Тебе его ни за что не отыскать.
— Все-таки попробую, — сказала Жаннетта.
Они простились.
Затем Мартен позвонил Лоретте и рассказал, что, поверив ее интуиции, отправился наводить справки об убийстве, случившемся пятнадцать лет назад, но пока, кажется, вытянул пустышку. Ни он, ни она ни намеком не обмолвились о минувшем вечере.
Наконец, Мартен позвонил Мириам и сообщил, что они с Изабель в Бретани.
Мириам удивилась, однако от комментариев воздержалась. Он спросил, о каком втором деле она хотела с ним поговорить, но ей было некогда и она предложила перезвонить ему вечером.
Мартен с Изабель нашли небольшую бухточку, в которой искупались в нижнем белье, хотя температура воды не превышала восемнадцати градусов; они брызгались и хохотали, а потом вытерлись своими майками.
Пока они лежали на песке, Изабель вспомнила мать:
— А мы не приезжали сюда с мамой, когда я была маленькой?
Он кивнул.
— Мы были на этом побережье, только чуть западнее, в местечке под названием Керфани. Неужели ты правда что-то такое помнишь? Тебе было три года. Мы сняли дом с видом на море. У тебя был дружок. Робкий белокурый мальчик.
— Яник, — сказала она. — Очень хорошо помню.
Она на минуту умолкла.
— Я в последнее время часто вспоминаю маму, — сказала она, поворачиваясь к нему. — Ей ведь было столько же лет, сколько мне сейчас, когда она забеременела?
— На год больше. Двадцать три.
— Ты ее любил? — спросила она, не глядя на него.
Он ответил не сразу, но не потому, что боролся с сомнением, а потому, что хотел, чтобы его слова прозвучали веско:
— Да. До сих пор дня не проходит, чтобы я о ней не думал. Останься она в живых, может быть, мы бы расстались, не знаю… Но она — одна из двух женщин, которые значили для меня невероятно много. Вторая — ты.
— Но вы так часто ссорились…
— Это правда. Она и погибла после очередной нашей ссоры. Слишком быстро ехала.
Изабель накрыла его руку своей.
— А Мириам? — спросила она. — Разве она значит для тебя меньше?
Он засмеялся:
— Ну хорошо. Она идет в этом списке третьей.
— До чего же сложная штука жизнь, — вздохнула Изабель. — А твоя журналистка? Она для тебя что-нибудь значит?
— Конечно. Ну, я так думаю. Точно пока сам не знаю. Мы не строили никаких планов. Она такая молодая. Слишком молода для меня.
Она скривила лицо:
— Да, дедушка. «Мы не строили никаких планов»… Так и слышу этого засранца Кристофа.
— Ну спасибо.
— Ой, прости, пап, я совсем не это хотела сказать. Ты на меня не сердишься?
Он толкнул ее, и она с хохотом опрокинулась на песок.
Они вернулись в городок пообедать. Продавщица в булочной порекомендовала им один ресторан, и они долго и безуспешно плутали по улицам.
Мартен уперся и даже купил на автозаправке карту, с помощью которой они в конце концов проехали по длинному извилистому берегу и нашли ресторан, приткнувшийся на небольшой рыбачьей пристани. Съев по блюду морепродуктов, они в начале первого отправились в обратный путь. В Париж прибыли уже затемно и сразу окунулись в неподвижную влажную жару, бесконечные пробки и бензиновую гарь.
На пороге квартиры Изабель повернулась к отцу, поцеловала его и сказала, что сегодня провела один из лучших дней в своей жизни, после чего легла на диван и тут же уснула.
Мартен отметил, что с самого отъезда, то есть на протяжении последних двадцати часов, ни он, ни она ни разу не затронули тему, волновавшую Изабель.
Он здорово вымотался, но спать ему не хотелось.
Он еще раз перечитал привезенное из Бретани тоненькое дело, надеясь, несмотря ни на что, выловить в документах хоть какую-то подсказку.
Бывший жандарм отвечал на его вопросы слишком быстро, словно готовился к ним заранее. Первое впечатление Мартена оказалось верным. Лемерле что-то скрывал. Но что именно?
Единственным тревожащим фактом, даже если добавить к информации из дела сведения, почерпнутые в мэрии, оставалась гибель подростка и последовавшая за ней через год смерть сына Лемерле. Что это, совпадение? Впрочем, Мартен не понимал, что оно ему дает. Сын Лемерле умер на другом конце света, в семи тысячах километров от родной деревни. Если между двумя случаями насильственной смерти двух парнишек и существовала связь, Мартен ее не видел.
Тем не менее он решил завтра же отправить Жаннетту в Управление торгового флота выяснить все подробности смерти сына Лемерле. Или в канцелярию Управления заморских территорий. Или еще куда-нибудь. Вряд ли это поможет им сдвинуться с мертвой точки, но в его положении не пренебрегают никакими зацепками.
Незадолго до полуночи зазвонил его мобильник. В этот час всегда звонила Мириам.
— Я жутко обидела Изу. Повела себя с ней как последняя идиотка. Сказала, что если ей не нужен этот ребенок, я его усыновлю. Мне кажется, она больше не захочет меня видеть.
— Не бери в голову, она отходчивая, — успокоил ее Мартен.
— Мне невыносимо думать, что она пойдет на аборт, — снова заговорила Мириам. — А ты что ей сказал?
Мартен напряг память.
— Да ничего особенного, — признал он. — По-моему, мы это практически не обсуждали.
На том конце провода повисло недоверчивое молчание. Прервала его Мириам:
— Тебя что, это вообще не волнует?
Он не ответил.
— Нет, прости меня, — сказала она. — Разумеется, тебя это волнует. Но ты же знаешь, как для нее важно твое мнение. Если бы только она сумела понять…
— Она считается с моим мнением только потому, что я никогда ни к чему ее не принуждал, — перебил он. — Ей двадцать два года, и с ней рядом нет мужчины. Не вижу ничего странного в том, что она не хочет оставлять ребенка.
Мириам молчала так долго, что он уже решил, что прервалась связь.
— Ну хорошо, — наконец произнесла она. — Может быть, ты и прав. В любом случае от нас ничего не зависит. Завтра я позвоню Изе и извинюсь перед ней.
— Слушай, ты вроде хотела поговорить со мной еще о чем-то? — спросил Мартен.
— Ах да. У меня работает одна девушка. Очень славная. Но сейчас с ней что-то происходит. Что-то ее гложет. Я понятия не имею, в чем там дело, но ужасно за нее боюсь. Я совершенно уверена, что она намерена свести счеты с жизнью. Она не хочет никого напрягать, не хочет никому причинять неприятностей, она даже предупредила меня заранее, что скоро уволится, но я не сомневаюсь: как только она уйдет с работы — покончит с собой.
— Откуда такая уверенность?
— Ты бы на нее посмотрел… Она постепенно погружалась в какую-то жуть, а потом вдруг — раз, и как будто воспрянула. Но это все только фасад. Ты прямо чувствуешь, что за ним пустота. Мне трудно выразить словами, но…
— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Как бы там ни было, я тебе доверяю. У тебя редкий дар — ты очень чутко воспринимаешь состояние других людей.
— Да что ты? Раньше ты никогда мне этого не говорил. Ты и в самом деле так думаешь?
— Да.
— Спасибо. Так что мы можем для нее сделать?
— Полагаю, ты уже пыталась с ней поговорить?
— Конечно. Она улыбнулась, даже пошутила, но все это одна видимость. Она где-то не здесь. В какой-то другой, своей вселенной. Не представляю, как до нее достучаться.