- У Врангеля сильная конница, и почти вся армия состоит из офицеров, люто ненавидящих Советскую власть. А кроме того, буржуи снабдили его танками, аэропланами, броневиками. Для борьбы против конницы врага и создается Вторая Конная армия. И пусть она будет родной сестрой Первой Конной... А теперь можно и «ура», потому что боевой дух нужен красноармейцу, как перец к борщу!
Городовиков переждал, пока утихнет смех, и уже другим, повеселевшим голосом сказал:
- Теперь предоставим слово... - Городовиков поискал глазами: - Где же Антоныч?
- Кашу доваривает!
- Я здесь, товарищ командарм!
- Скажи-ка нам, для чего существует полевая кухня?
- Поднимать боевой дух.
- Правильно. Что у тебя на первое?
- Суп рататуй! - пошутил кто-то из бойцов, и в строю грянул дружный смех.
- А на второе?
- Шрапнель...
- С поросенком!..
Смеялись все, даже раненые соседнего санитарного эшелона, которые выглядывали из окон вагонов.
Скоро к этому эшелону прицепили паровозик, и состав тронулся. Раненые прощально махали руками буденновцам.
- Ничего, завтра и мы в дорогу, - сказал Городовиков.
3
Летний день подходил к концу, хотя солнце еще стояло высоко. Дул жаркий ветер, не приносящий прохлады. Казалось, не только земля, но и небо, выцветшее от зноя, были раскалены. Сухой одуряющий зной шел от рельсов, от каменной щебенки, от просмоленных шпал.
После ужина буденновцы собрались вокруг костра, разложенного на земле у штабного вагона. Костер догорал, потому что котелки уже опустели и лежали в сторонке. Бойцы расположились на тормозных площадках, на горячих рельсах, а то и просто на земле. Каждый старался занять место поближе к командарму.
Ока Иванович сидел на снарядном ящике и прутиком поправлял угольки в костре.
- Не часто бывает так, чтобы командир, озабоченный делами войны, впадал в лирическое настроение. Но именно так случилось в тот душный летний вечер. Сначала Ока Иванович рассказывал о боях под Житомиром и гибели Олеко Дундича. Постепенно разговор перешел на житейские дела, и Ока Иванович стал рассказывать о своем детстве. Бойцы притихли, слушая.
- В детстве я подпаском был. Жили мы в Сальских степях. Семья наша была большая и бедная. Мы бродили с кочевой кибиткой, нанимались работать к богачам. И вот мой хозяин-кулак обещал заплатить за работу тремя новыми овчинами. Подошла осень, и он слово выполнил. Сшила мне мать новенький полушубок. И зафорсил я в нем. Кто из вас бывал в Сальских степях, тот знает, какие они необъятные. Сто верст будешь ехать, ни души не встретишь - одни колючки, бродячие волки да хищные птицы в небе. Однажды, как сейчас помню, пас я стадо баранов. Вижу, дерутся в степи орлы: не то добычу не поделили, не то по другой причине, слетелись и кричат, клюют друг друга. Пригляделся я и понял - не дерутся, а забивают раненого орленка. Бедняга уже крыло по земле волочит, а те бьют его нещадно. Жалко мне стало орленка, и я кинулся на выручку. Бегу, машу руками, кричу, а птицы ноль внимания. Тогда я бросился в гущу драки и накрыл собой орленка. Кинулись хищники на меня и давай рвать полушубок. Один даже в голову клюнул и шапку сбил. Если бы не примчался на помощь мой верный Галсан, орлы меня заклевали бы... Собаке тоже досталось, изорвали Галсану уши и ноздри. А тут подоспели пастухи подняли меня, и я увидел распрекрасный свой полушубок, а вернее - клочья одни. Чабаны сочувствовали: «Ай-ай, орленка спасал, шуба пропал!» Так и не пришлось мне пощеголять в обновке. Опять надел тряпье, как и раньше...
- Товарищ командарм, а что было с орленком? - спросил боец, сидевший на крыше.
- С орленком? - Ока Иванович хитро усмехнулся и ответил не сразу: - Жив остался орленок, в Красной Армии служит, летает с фронта на фронт...
- Как? - не понял боец, что сидел на крыше.
- Так и летает... - сказал Ока Иванович серьезно. - А сбоку сабля колесом...
Бойцы поняли шутку командарма, а Махметка, о котором шла речь, расплылся в улыбке.
- А то еще есть орел, - продолжал Ока Иванович. - Этот всем орлам орел. Как только бросится в атаку, так белые офицеры врассыпную, боятся его, как черти ладана.
- Сергей, про тебя разговор, - обрадовался Махметка. - Это Сергей охотится за офицерами.
Ленька всегда радовался за друзей и сейчас благодарно смотрел на Оку Ивановича: до чего хороший человек комдив, для каждого найдет хорошее словцо! Гордился Ленька, что многое в его жизни сходилось с жизнью командарма: оба бедняки, оба побывали под расстрелом. У обоих по маузеру. Правда, нет у Леньки ордена Красного Знамени. Зато таких галифе нет ни у кого на свете!
Время было уже позднее, но никому не хотелось расходиться.
- А ну, трубач, покажи свое уменье, - обратился Ока Иванович к Леньке. - Во время отбоя какой сигнал?
- «Вечерняя заря», - догадался Ленька.
- Труби, а мы послушаем.
Ленька отошел в сторонку и заиграл торжественно и певуче:
Знамя по ветру вьется!
Посмотри на него!
Посмотри на него!
Твое сердце отвагой забьется!
Трубы поют вечернюю варю.
Вечернюю зарю вместе встречаем, друзья!
Солнце близко к закату...
4
Сумерки постепенно синели, вступала в своя права южная ночь. Еще пылала заря на западе, медленно угасая. Воробьи в тополях угомонились. Вдали перекликались рожки стрелочников. Но вот все небо от края до края замерцало звездами.
С крыши вагона, где устроились на ночлег Ленькины друзья-разведчики, было видно все небо. Неизъяснимо прекрасным казался звездный купол.
- Эх, красота какая! - мечтательно произнес Сережка, глядя вверх. - В наших краях такого не бывает. Звезды-то какие крупные, хоть в шапку собирай.
- А кто скажет, сколько на небе звезд? - послышался голос повара Антоныча, который, кряхтя, взобрался на крышу и стелил себе постель.
- Девять тысяч двести тридцать два звезда, - не задумываясь, выпалил Махметка.
- Быстро сосчитал.
- Проверяй, если не веришь. - И Махметка засмеялся, довольный, что поставил приятеля в трудное положение.
- Считай сам, а я посплю, - миролюбиво сказал Антоныч, укладываясь поудобнее.
- А все-таки, братва, хорошо жить на свете, - продолжал мечтать Сережка. - Вот разобьем буржуев, еще лучше будет. Хотите, расскажу вам про будущую жизнь?
Ленька лежал, подложив под голову руки, и смотрел на звезды.
Махметка докурил цигарку, бросил с крыши окурок и плюнул ему вдогонку.
- Заливай пуля, Сергей, бреши складно.
- Есть на свете одна книга, которую, если бы я мог, заделал в золотую раму.
- Икона, что ль? - спросил Махметка.
- Книга.
- А почему золото?
- Книга сильно драгоценная. Написал ее ученый монах Кампанелла. Сам он в бога не верил и был очень умный. Жил тогда в Италии папа римский, отпетый гад и палач: людей живыми на кострах сжигал. Давно это было, лет триста назад.
- За что людей сжигал?
- За безбожие... Кампанелла тоже перенес за свою книгу великие муки. Тридцать лет папа держал его в подземелье, погреб такой, назывался «крокодилова яма». Темно там было, как в могиле, а грязь доходила до колен - ни сесть, ни лечь. Но этого мало; Кампанелла был прикован цепями к стене. Попы требовали: «Отрекись от своей книги». А он отвечал: «Умру, не отрекусь». Тогда его привязали за руки и за ноги к четырем столбам и стали сажать на кол - такую жуткую казнь придумал папа римский.
- Что за книга, почему за нее так мучили? - удивился Махметка.
- Про коммунизм эта книга, про будущую жизнь, - ответил Сергей и стал объяснять: - Кампанелла задумался: почему так получается, что во все времена плохо живется трудовому люду, а хорошо бездельникам? И тогда он сделал открытие, что во всем виновата частная собственность. В самом деле, куда ни погляди - плодородные нивы, а миллионы бедняков голодают. Роскошные дворцы стоят пустыми, а в глиняных мазанках нету места, куда положить тюфяк. Вокруг паразита-богача крутятся десять лекарей, хотя он здоров, как бык. А дети бедняков мрут от болезней без врачебной помощи. Или взять ученье. Если ты богатый, то будь хоть дурак дураком, за тобой ходят учителя и гувернантки. А народ остается неграмотным и вместо подписи ставит крестики.
- Потому и деремся с буржуями, чтобы этого не было, - сказал Ленька.
- Тогда придумал Кампанелла разбить цепи рабства и построить государство под названием «Город Солнца», чтобы в этом государстве все было общим и навсегда исчезли зависть, пороки, измены...
Сергей так горячо рассказывал, что сам волновался. Он раже приподнялся на локте. Разведчики тоже притихли. Махметка и тот угомонился и больше не шутил.
- ...И заживут в том государстве люди дружной семьей, станут звать друг друга братьями, старших - отцом и матерью. Жить все будут в больших, светлых домах и все вместе обедать. По одну сторону - женщины в красивых одеждах. По другую - мужчины. А подавать должны дети, тоже нарядно одетые, а во время еды музыка играет...
Рядом с Сергеем послышался негромкий храп.
- Музыка заиграл... - сказал Махметка и толкнул Антоныча.
- Не трожь, нехай спит, - сказал Ленька. - Рассказывай дальше, Сергей.
- Труд в том городе Коммуны будет приносить радость и счастье, и каждый человек выберет себе работу по душе и таланту. И чтобы рабочий день продолжался четыре часа. Остальное время люди займутся науками или играми, для развития телесных мускулов, по-нашему, значит, гимнастика. Люди тогда будут жить до ста лет и даже до двухсот.
- Ничего себе! - не удержался от восклицания Махметка, а Ленька замахнулся на него.
- Дождешься ты у меня сегодня!..
- В том государстве Коммуне детей будут любить не потому, что они наследники нажитого отцовского богатства. И никто не пойдет на преступление, чтобы получить для сына выгодную должность или копить для него деньги. Только за честность и за труд будут любить детей, за верность народу и государству.
Такие рассказы Ленька мог слушать до утра. Если речь шла о Коммуне, он не мог оставаться спокойным и слушал доверчиво и жадно. Вот так же и Васька мечтал о будущей жизни. Здорово все сходится у Васьки и у Кампанеллы.