- Видел...
Сердито оглядев паренька с головы до ног, оценив по достоинству его рваный пиджак, старательно застегнутый на пестрые пуговицы, чтобы скрыть отсутствие рубашки, Ленька потеплел душой. По всему видно, парень свой - пролетарий. Вон и очки в железной оправе перевязаны ниткой: беднота.
- Ты вот что, - незлобиво упрекнул его Ленька, - не заглядывай куда тебя не просят. Бери шпалу за другой конец.
- Как же ты одной рукой?
- Тебя не касается. Бери!
Ленька нарочно напускал на себя пасмурный вид: строгость никогда не мешает.
- Зовут как? - спросил хмуро.
- Иван Гармаш. А тебя?
Ленька не спешил с ответом. Некоторое время несли шпалу молча. Мешала повязка. Ленька со злостью скинул ее и стал придерживать шпалу раненой рукой. Но вот она сбросили ношу у паровоза, где уже пилили и кололи дрова, и Гармаш спросил:
- Зачем в Москву едешь?
- За песнями.
- А я на съезд...
- На какой? - с интересом спросил Ленька.
- Комсомольский.
- Гм... Я тоже на съезд.
- Не ври! - обрадовался Гармаш, - От какой организации?
- Вторая Конная армия.
- А я из Крыма...
Ленька остановился пораженный.
- Как из Крыма? Там же белые!
- Есть и красные, - загадочно ответил Ваня.
- Значит, ты?..
- Угадал, - засмеялся Гармаш.
- Смотри, какой!.. - с уважением проговорил Ленька. - А родом тоже из Крыма?
- Из Ялты.
- Белых много там?
Ваня с досадой отмахнулся:
- Одних князей, баронов, помещиков и фабрикантов триста тысяч. Со всей России сбежались.
- Да что же они там делают?
- Живут... Золота у них полно. Знаешь, почем у нас хлеб? Полторы тысячи рублей фунтик. Рабочему человеку хоть ложись и помирай, - где взять такие деньги? А для всякой царской мрази цены нипочем, веселятся баре, музыка в ресторанах играет, кабаре открыли.
- На что же они надеются?
- Думают, что скоро наступит крах Советской власти и они вернутся в свои поместья.
- А Врангеля ты не видал?
- Один раз было... В Севастополе.
- Какой он из себя?
- Высокий, худой. Кинжал в драгоценных камнях. Шея длинная. Гарцевал на белом коне, как царь. Парад принимал... А я как раз был там.
- Постой, а почему ты в Севастополе оказался? Ты же в Ялте живешь?
- У нас, партизан, такая жизнь: нынче - здесь, завтра - там. Приходится по всему Крыму мотаться.
- Как же ты через фронт прошел?
- Где пешком, где верхом, а где на пузе...
- Ну и отчаянный...
6
С утра до ночи говорили ребята и не могли наговориться. Оказалось, что оба они сироты. Отца Вани, наборщика ялтинской типографии, расстреляли врангелевцы. Парню пришлось кормить семью: мать и двоих сестренок.
Поразил Леньку рассказ Вани Гармаша об одной отчаянной девчонке, которая ловко надувала врагов, пронося у них под носом гранаты и револьверы в корзине. Сначала Ленька не обратил внимания на имя партизанки, но, когда Ваня рассказал, что она любит наряжаться под цыганку и гадать офицерам: «В воде не утонешь, соколик, в огне не сгоришь», Ленька насторожился. Партизанку звали Тоней. Неужели?.. Нет, слишком невероятно... Чудес на свете не бывает.
В вагоне темно и тесно: не разберешь, где чьи вещи. Целую неделю ехали люди вместе, а не знали друг друга и не хотели знать. Укладываясь спать, переругивались. Обедали, повернувшись спиной друг к другу.
По разговорам можно было понять, что в вагоне полно спекулянтов. Ленька мрачнел, слушая их сплетни и пересуды. Вот ехидный старичок с козлиной бородкой, с виду он ласков, а на самом деле ядовитый.
- Не могу взять в толк, чего хотят большевики? - заводил он разговор. - Что означают ихние слова: «Кто был ничем, тот станет всем»?
- Хотят всех поравнять: богатых сделать бедными.
- Чего хорошего, а вшей да лаптей на всех хватит, - поддержала старичка толстая баба в платке.
- Оно бы можно жить, - продолжал въедливый старичок, - да ихнего Ленина не пойму... Видишь ли, понадобилась его жене швейная машинка, так что вы думаете? Велел по всем деревням отобрать швейные машины. У моей племянницы отняли. Сказывают, весь Кремль швейными машинками завален.
- Эй, козел, не трожь Ленина! - не выдержал Ленька.
- В суд, что ли, подашь?
- У меня судья всегда с собой, - и он погрозил деду маузером.
Толстая баба тотчас закричала дурным голосом:
- Гляньте! Молоко на губах не обсохло, а он, фулиган, леворвером пугает.
Спекулянт в черном пальто глядел на комсомольцев желтыми от злости глазами, но боялся вступать в перебранку, проворчал:
- Раньше царь нас пугал, а теперь коммунисты...
- Олух! - сердито проговорил Ваня Гармаш. - Царь тебя в ярме держал, а Советская власть дала тебе свободу. Только, видно, зря...
- Мне никто свободы не даровал, - огрызнулся верзила. - Моя свобода в кошельке. Я сам себе царь, когда у меня деньги есть. А если нету...
- Пролетарий... - захихикал старик.
- Вот именно, - подтвердила баба.
- Ничего, - сердито сказал Ваня Гармаш спекулянту. - Мы без тебя Коммуну построим, а таких, как ты, не пустим.
- Каждый должен жить для себя, - не слушая, продолжал верзила. - И мне ваша Коммуна не нужна. Что это за выдумка ваш коммунизм? Почему я должен кормить чужого дядю?
- Надо поделиться с голодным, если ты человек, - сказал Ленька.
- Поделиться? А самому зубы на полку? Спасибо, товарищи коммунистики.
- Ты - чужой элемент, - начал горячиться Ленька. - Мы на фронте таких гадов с лица земли стираем, чтобы не коптили свет белый.
7
После этих споров становилось невыносимо. И Ленька задумался, как бы избавиться от этих чужих людей.
Во время очередной остановки узнали, что в третьем вагоне едет комсомольская делегация Кавказа. Прибежали туда и были приняты, как братья.
- Здорово, комсомолия!
- Гаргимарджос, кацо!
Ленька огляделся. Это был пассажирский деревянный вагон с пыльными выдвижными окнами. Но здесь было еще теснее.
- Переходи к нам, кацо! - предложили кавказцы.
Паренек из Грузии по имени Михо Гогуа обнял Леньку.
- Садись, гостем будешь!
- А может, к нам лучше! - сказал Ваня Гармаш. - Там у нас спекулянты едут, выкурим их!
- И коммуну сделаем! - добавил Ленька.
- Слушай, это здорово, кацо! - зашумели кавказцы. - Даешь коммуну!
Когда в последний вагон явилась шумная толпа комсомольских делегатов, толстая баба вылупила глаза от испуга. Спекулянт в черном пальто, старик и остальные мешочники подняли истошный крик. Но их не слушали.
- Душа любезный, не ругайся. Мамаш, освободи место, здесь коммуна будет, - оттеснил толстую бабу паренек из далекой Армении Гаро Карапетян.
- Сгорите вы со своей коммуной! - захныкала баба и начала вытаскивать узлы и корзины.
Спекулянты стали перебираться в третий вагон. В суматохе кто-то рассыпал сухари. Верзила в черном пальто решил осмеять комсомольцев. Он осторожно поднял с земли сухарь двумя пальцами, обдул его со всех сторон и положил на ступеньку вагона.
- А это вам в коммунию, чтобы с голоду не подохли.
Старик с козлиной бородкой и другие мешочники тряслись от смеха. Толстая баба так смеялась, что стала вытирать платочком слезы. Верзила взвалил на плечи сундук и сказал своим: «Пожили с товарищами, пойдем к гражданам!» - и они заспешили в голову поезда, к третьему вагону.
Получились так, что спекулянты выгадали, они получили лучшие места. Но комсомольцы не унывали, им тоже было хорошо: паразитов вытряхнули, легче стало дышать.
Однако коммунарам не повезло. Как видно, слишком сильно был изношен и разбит вагон. Не успели отъехать и двадцати верст, как загорелись буксы. Едкий дым окутал весь поезд, запахло горелым маслом. Поезд остановился посреди дороги. Долго думали, что делать с больным вагоном. Спекулянты и мешочники из третьего вагона хохотали:
- Коммуна горит!
- Ха-ха-ха!
- С носом остались, голубчики!
Машинист решил отцепить вагон. Деревянные части быстро разбили на дрова, а каркас спихнули под откос.
- Пешочком шагайте, - потешались спекулянты. - По шпалам до Москвы!
- Верхом друг на дружке, прямо в Коммуну!
- Ах так, вы еще смеетесь над нами! - крикнул Ваня Гармаш. - А ну, хлопцы, вперед на Версаль!
- Правильно, товарищи! Почему паразиты должны смеяться над рабочим классом! - поддержал Ленька, и комсомольцы пошли на штурм третьего вагона.
- А ну, свора псов и палачей, вылезайте!
Полетели из вагона мешки со спекулянтским добром.
- Самоуправство! - хрипела толстая баба, вцепившись в мешок. - Где мой сахар? Сахар украли!
- Вот он, твой сахар, лови!
- Жаловаться будем! В Москву напишем! - грозил кулаком старик с козлиной бородкой.
Ответом ему был смех всего эшелона, потому что у спекулянта лопнули галифе чудовищных размеров, и обнаружилось, что брюки у него были тайником для провоза муки, которая сыпалась теперь на рельсы.
Поезд тронулся. Вслед ему неслись проклятия и угрозы. Кое-кто из торгашей снова прицепился и ехал. Только верзила, баба и старик с козлиной бородкой, злые и растерянные, стояли на путях.
- Счастливо оставаться! - кричали им из вагонов. - Подождите следующего поезда, у вас запасы большие.
Освободившись от спекулянтского груза, поезд, казалось, побежал веселее.
8
Кавказская делегация была разноязыкой и пестрой. В нее входили чеченцы, чьи родные горы уже были свободны от белогвардейской неволи, грузины, где люди еще томились под властью националистов и меньшевиков. От Армении ехал на съезд бедовый кареглазый паренек Гаро. Он работал в депо в городе Карсе, был активистом, а для маскировки, чтобы перейти запретную линию границы, нарядился чабаном. На нем были разноцветные шерстяные носки, чарохи из сыромятной кожи, затянутые кожаными шнурками, а сверх того рыжая чабанская папаха - сачахлу.
Комсомольцы Кавказа везли с собой кишмиш, айву, овечий сыр и лаваш. Гаро первым открыл свой хурджин и стал угощать друзей.