В лето от рождества Христова 1108. Как часто случается, что после того, как мужчина и женщина возлежали на одном ложе,
На свет появляется третий с тем, чтобы стать человеком,
так и благородная супруга Святополка
Родила ему сына и нежно его к юной груди подняла.
Пять месяцев спустя король Генрих[515] послал за младенцем и, приняв его из святого источника крещения, назвал его своим именем — Генрихом[516]. Отправив младенца обратно к отцу, Генрих простил своему куму Святополку остальные деньги, а именно три тысячи гривен и предупредил его, чтобы тот готовился к походу совместно с ним против жестоких венгров: по просьбе некоторых немцев он решил отправиться [в Венгрию], чтобы отомстить за смерть иерусалимских паломников[517], которых народ этот [венгры], по причине своей жестокости, одних мечом уничтожил, других же обратил в рабство. Еще в сентябре месяце, в то время как князь Святополк вместе с королем [Генрихом] находились в Венгрии, близ города Пресбурга, Борживой совместно с поляками вторгся в Чехию. Вацек и Мутина с их сторожевыми отрядами были изгнаны из крепости, расположенной у польской границы. Ибо, уезжая из Чехии, Святополк поручил всю заботу о своей стране этим двум людям, а чтобы они взяли на себя попечение о Чехии, он поставил их над всеми. Вацек, видя, что его соратник Мутина и сражается вяло и не оказывает мужественного сопротивления врагам при обороне крепости, заключил из этого, что Борживой напал на Чехию по уговору с Мутипой. И он тайно отправил одного из своих войной к князю Свягополку известить его обо всем этом. Вместе с тем другого воина, обучив его искусству обманывать, он отправил в лагерь Борживоя. Этот воин, готовый и к тому, чтобы
Использовать хитрость, где можно, а надо — так на смерть пойти,
прибыв к князю Борживою, сделал вид, что он бежал из лагеря князя Святополка, и заявил, что Святополк якобы вернулся из Венгрии и завтра предполагает сразиться [с Борживоем]. Все это он подтвердил присягой. Устрашенное этим ложным известием, войско Борживоя в ту же ночь вернулось в Польшу. Рассказывают, что когда обо всем этом стало известно королю Генриху, последний сказал своему куму Святополку: «Я всегда буду считать себя ничтожнее сорной травы, если я не отомщу полякам за обиды, нанесенные тебе».
Между тем Святополк, сильно разгневанный на отсутствующего Мутину, скрежетал и сверкал зубами и глубоко вздыхал; он с трудом мог дождаться того дня, когда выместит свой гнев на Мутине. Считая, что если он накажет только одного Мутину, то это будет пустяк и ничего ему не даст, что лучше истребить весь его род, — Святополк страшными обетами и клятвами обязал себя, что подобно тому, как гасят свечу, так он истребит весь род его. Так как некоторые [из рода Мутины] были на службе у Святополка и постоянно были у него на глазах, то он, затаив боль в сердце, на виду у них всегда сохранял веселое выражение лица.
Как только [Святополк] прибыл, у выхода из леса близ града Литомышля навстречу ему вышли Вацек и Мутина. В этот день друзья Мутины трижды предупреждали его, что если он не убежит, то наверняка будет лишен или жизни, или зрения. Но поскольку над Мутиной тяготел уже рок, то слова друзей показались ему глупыми и он ответил им: «Как может храбрым тот муж называться, что начал смерти своей бояться».
23
Прибыв в град Врацлав[518], [Святополк] па рассвете следующего дня созвал на совет всех вельмож. Когда все были в сборе, вошел Святополк. Он был подобен выпущенному из клетки льву, который, выйдя с рычанием на арену, с взъерошенной гривой высматривает добычу. Усевшись посреди на скамью, возле печи, весь пылая гневом, подобно этой печи, после того как ее семь раз подряд разжигали, Святополк, окинув взглядом всех и остановив свой мрачный взор на Мутине, сказал с негодованием:
«О, отвратительный род, богам ненавистное племя,
о, негодные Вршовцы, внутренние недруги нашего рода! Разве я забуду когда-нибудь о том, что сделали вы с моим прадедом Яромиром на горе Велиз[519] себе на потеху, нам на вечный позор. Разве я забуду о том, как ты и твой брат Божей, прибегнув к подлому обману, убили моего брата Бржетислава[520], подобного яркому светилу среди всех князей? В чем вина брата моего, Борживоя, который княжил под вашей властью и угождал вам во всем подобно вашему рабу? А вы вследствие своей врожденной гордости не подчинились скромному князю и своими обычными уловками понуждали меня до тех пор, пока, вняв вашим коварным советам, греша против своего брата, Борживоя, я не совершил большого преступления и не лишил его престола. И это —
Одно, что меня огорчает и вечно будет колоть.
Послушайте-ка еще раз, о мои вельможи, что натворил этот сын беспокойства и вождь всякого нечестия — Мутина, этот человек, которого я сам, отправляясь с вами в поход, оставил вместо себя главой страны. Прикидываясь порядочным человеком и делая вид, что идет на охоту, он не побоялся отправиться ночью и град Свин[521], что в Польше, я просить там совета у своего дяди Немоя, как лишить меня престола». Поднялся беспорядочный ропот; выражая свое сочувствие, все начали еще больше воспламенять князя, и без того уже охваченного гневом. Тогда князь незаметно подал знак стоявшему рядом и знавшему его намерения палачу, а сам вышел. Палач тотчас же бросился на Мутину, не ожидавшего ничего подобного. О, сколь удивительна была выносливость этого комита. После двух ударов он и не качнулся и испустил дух лишь после третьего, когда хотел подняться. В тот же час и в том же месте были схвачены Внислав, Домаша и двое сыновей Мутины. Один только Неуша, происходивший из другого рода, но тем не менее очень близкий Мутине, видя, что происходит, попытался бежать; достигнув рощи, он уже почти скрылся за городом, однако его выдала красная одежда. Его тут же схватили, и он был ослеплен и лишен чести.
Как это часто бывает, что кровожадный волк, ворвавшись в овчарню, свирепствует и умерщвляет овец и не успокаивается в своем неистовстве и не перестает убивать, пока не истребит всех, так и Святополк, как только запятнал себя убийством одного человека, в ярости отдал приказ, чтобы род тот с земли весь стереть, дело же тотчас начать и на возраст людей не смотреть. Обращаясь к толпе комитов, он сказал: «Кто приказ мой исполнит, тот груду злата с собой унесет, кто же убьет Божея и его сына, тот получит в сто раз больше и завладеет их наследством». Не вылетают так быстро ветры из горы, в которой они заключены, когда по ней ударяет трезубцем бог их Эол[522], как мгновенно взлетели на коней рыцари Вакула, Герман, Краса и многие другие. Как на крыльях полетели они, неся гибель Божею и его сыну; остальные разбежались по стране в поисках [людей из рода Мутины], стремясь истребить их всех.
24
В то время, когда Божей, находившийся в деревне Либице, не ведая о своем роке, вместе с сыном и женой садились за трапезу, к нему явился мальчик и сказал: «Глянь-ка, господин, как много народу без всякого порядка быстро бежит к нам через поле!» Тот же ответил: «Они возвращаются из похода. Пусть они зайдут с божьего благословения и к нам». И когда он еще это говорил, грозный Краса открыл двери и, размахивая обнаженным мечом, закричал:
«Убирайся, убирайся, виновник зла, ты, который убил во время поста, без всякой на то причины, моего родственника Фому!» Тогда Боржут, сын Божея, поднявшись, сказал:
«Что вы делаете, братья? Если вам приказано взять нас, то вы можете это сделать не прибегая к оружию и без шума!» Но, неосторожный, он тут же был поражен мечом, который по самую рукоять вошел ему в живот. Затем
Меч, кровью сына покрытый, горло отца поразил.
Совершив набег, как это обычно делают при завоевании городов, они награбили много добра. Как говорит Катон —
Гибнет мгновенно богатство, что так собиралося долго[523].
Ибо из всего большого богатства не осталось даже лоскута, которым можно было бы покрыть тела убитых: без гроба и без погребального обряда Божея и сына его Боржута, как животных, нагими бросили в ров. Все это произошло 27 октября.
Сколько людей из этого рода было предано смерти, мне узнать не удалось, так как их убивали в течение не одного дня и не в одном месте.
Одних привели на торжище и, как глупых животных, убили, другим на горе Петржин головы отрубили, те погибли в домах, пали на улицах эти; что мне рассказывать вам о том, как погибли Мутины [дети]. К этой погибели страшной их злая судьба привела, и смерть их была так ужасна и так печальна была. А ведь это были одаренные мальчики, лицом приятные, видом любезные, ловкий мастер не смог бы сделать их изображения из слоновой кости, как живописец не сумел бы нарисовать их на стене. Несчастных, я видел, мальчишек на торг за власы волокли; родителей звали, кричали — «О мама, о мама!» — они. Палач между тем их под мышкой держал рукою своей и, как поросятам визжащим, отрезал головки детей.
Бросились все наутек, чтобы не зреть палача.
Остальные из этого рода, те, что остались в живых, спаслись бегством: одни бежали в Польшу, другие в Венгрию. Я мог бы много рассказать об их истреблении и о том, как оставшиеся в живых разбрелись [по разным странам].