Она умолкла, ибо не решалась довести до конца привычную вязь мыслей, сопровождавшую эту песенку свадебных дружек.
Прежде она вспомнила бы про Тоника и подумала бы, поступит ли он согласно этой песне, в которой дальше говорится:
«Я там тоже буду, образок себе добуду…»
Папаша выглянул из конюшни: с чего это она смолкла?
— Ты чё, язык откусила?
Но Баруш словно воды в рот набрала. В этот миг ей как раз досталось по носу коровьим хвостом. И, перекинув через лицо край головного платка, она стиснула его конец зубами — таков привычный способ самозащиты у ходских доярок.
Во тьме светились лишь два ее передних зуба, широких, точно стамески.
Наверняка никого не удивит, что слава пана Ировца вскоре облетела всю округу. Да это и естественно. К. М. Корявый даже не подозревал, что визит зборжовского старосты возымеет столь сенсационные последствия. Когда прогноз — прошу не путать с «предсказаниями»! — дядюшки Ировца на всю неделю исполнился тютелька в тютельку, общественное мнение, насколько им могли управлять «Чмертовске листы», откликнулось на это событие с небывалым энтузиазмом.
Граф Ногавицкий из Ногавиц, представитель старого дворянского рода, но отнюдь не магнат (ибо в земельных книгах его лист был, к сожалению, чуть не целиком исписан) {14}, как только прочел в газете Корявого известную вам статью, тотчас подписался на целый квартал вперед, а когда природа явно повела себя по указке «Ч. л.», абонентную плату за подписку прислала и дирекция сельскохозяйственной школы в Пльзени.
«Гонец из Цапартиц» опубликовал против своего журналистского и политического противника яростную инвективу, призывая весь мир в свидетели нравственной катастрофы, «постигшей интеллигенцию самого западного уголка нашей родины», и просил прощения у всех прогрессивных мужей округа за несмываемое бесчестье: разумеется, сама партия прогресса в нем нисколько не повинна, но что поделаешь — оно позорным пятном легло на всю пограничную твердыню нашей отчизны!.. От имени «Гонца из Цапартиц» автор статьи извинялся перед соотечественниками, ибо, по всей видимости, и редакция газеты не держала достаточно высоко яркий факел истинного просвещения, если даже люди, на чью прогрессивность можно было рассчитывать (!), гнусно нарушили (!!) присягу, данную гению современного духа, и добровольно погрязли всеми извилинами своего мозга в тусклой паутине средневековых суеверий, опрометчиво попавшись на удочку какого-то мужлана. В личной его порядочности, конечно, никто не сомневается, но ведь по своему интеллектуальному уровню он далеко отстает от мужей (!) всестороннего академического образования, недюжинного ума и широкого кругозора, кои тем не менее первыми бежали под знамена зборжовского «„Махди“ {15} или — если угодно — пророка».
Последний удар попал прямо в цель, в самую могучую и самую интеллигентную грудь всей партии, а именно в грудь казначея окружной сельскохозяйственной ссудной кассы Грознаты. Сей муж был широко известен не только как один из радикальнейших прогрессистов, но и как красноречивейший оратор, разивший врагов буквально наповал.
Когда его речь появлялась в печатном органе партии, разгромленные в пух и прах оппоненты немало дивились этой бесцветной бурде, однако на месте схватки Грозната был весьма опасным противником. Самые банальные, самые избитые и даже самые невинные истины он произносил таким зычным голосом, что дребезжали стекла в оконных рамах. При сем все мужские достоинства Грознаты представали в наивыгоднейшем свете. Его широченные плечи содрогались от наплыва чувств, глаза наливались кровью, жилы на шее, на висках и на лбу вздувались, а огромные зубы жутко сверкали меж черными как смоль усами и темной бородой. Если еще добавить, что мышцы на лбу этого атлета были развиты, как у Фидиева Зевса, и во время своих ораторских выступлений он совершал настоящие мимические чудеса, а также что звук «р» он произносил особенно раскатисто, вы во всей красе сможете себе представить сие живое воплощение кипучей энергии. Для полноты портрета небесполезно присовокупить, что особо могуч был затылок Грознаты. Какой-то начинающий городской адвокат позволил себе по его адресу довольно меткое, но вместе с тем весьма непристойное сравнение. Однако оно столь точно обрисовывает фигуру Грознаты (а для нас очень важно, чтобы читатель зримо ее представил), что мы не чувствуем себя вправе делать из него тайну. И если было сказано, что у Грознаты «вместо затылка задница», более картинно его внешность нельзя передать даже красками. Там, где должна бы находиться упомянутая часть тела, он был относительно строен, меж тем как на его затылке толстым кольцом залег жир.
Когда это сравнение дошло до ушей Грознаты, остроумному автору пришлось недели две прятаться от огромных кулачищ, под удары коих хозяева трактиров, удостоенных счастья быть местом политических сборищ и заседаний различных обществ, старались подсунуть самый ветхий председательский столик. Их можно понять, так как после собраний, где выступал Грозната, попавший под его руку стол оказывался вдребезги разбитым, точно рояль, на котором Лист сыграл концерт. Во время загородных прогулок казначей показывал удивительнейшие атлетические номера. Ему, например, ничего не стоило разбить кулаком камень. Но и это было еще не самое удивительное. Грозната мог целиком сунуть в рот большой круг ливерной колбасы, так что наружу торчали одни колбасные палочки. Затем последние вытаскивались, и колбаса естественным путем скрывалась в утробе непринужденно улыбающегося артиста. Необходимо, однако, добавить, что свой талант Грозната демонстрировал лишь по особо торжественным случаям и исключительно в пользу строительства гимнастического зала для местной организации «Сокола» {16}, знаменосцем которой он являлся.
В Цапартицах Грозната слыл человеком в высшей степени интеллигентным, живым воплощением академической образованности. И не только потому, что до своего избрания казначеем ссудной кассы он подписывался «MUC {17} — Бедржих Грозната», но главным образом по той причине, что «Гонец из Цапартиц» не упоминал его имени иначе, как в сопровождении самых лестных слов о его «широком кругозоре, недюжинном уме и всесторонней академической образованности». Эта формула прилепилась к имени Грознаты, как гомеровские постоянные эпитеты к персонажам «Илиады» и «Одиссеи». В конце концов никто уже не мог себе представить его без «образованности и широкого кругозора».
И вот этот всеми уважаемый и обожаемый муж, отдавший свои блестящие дарования на службу восьмой великой державе или, точнее, ее консульскому представительству в Цапартицах (так самоуверенно однажды назвала себя редакция «Гонца из Цапартиц», но К. Мног. Корявый тут же заметил, что великих держав девять, ежели включать в их число — а включать мы обязаны! — Японию и Соединенные Штаты, и, следовательно, пресса — не восьмая, а десятая,— если не первая! — великая держава, и присовокупил, что в таком случае и он имеет некоторые права на титул генерального консула сей «великой державы» в Цапартицах), вдруг совершенно необъяснимым образом обеими ногами вляпался в историю с дядюшкой Ировцем из Зборжова, причем очутился во враждебном лагере — на стороне приверженцев неслыханных суеверий и наивного простодушия.
Случилось это в Гражданском клубе в тот самый вечер, когда была торжественно подтверждена правильность предсказаний Ировца. Казначей Грозната порядком-таки поиздевался над редактором «Гонца из Цапартиц» по случаю его позорного фиаско в борьбе с прогнозами «Ч. л.». Слово за слово, и вскоре Грозната принялся молотить по столу своим кулачищем каменотеса. На возражения редактора, что следует отдать предпочтение данным науки и авторитету ученых из имперского института, нежели пророчествам какого-то старосты или пастуха, Грозната ответил весьма находчиво.
А именно — что колокольный звон и стрельба «по тучам» (обычай у нас в Чехии повсеместно распространенный вплоть до начала нынешнего столетия) также считались абсурднейшим суеверием и свидетельством обскурантизма. И вот, представьте себе, совсем недавно в Германии возникло «Общество стрельбы по облакам», а в Баварии строится завод, который будет производить пушки для пальбы по вредоносным тучам. Когда издатель «Гонца из Цапартиц» посоветовал с этакой чепухой обращаться к психам, а не к нему, прогрессивному редактору, Грозната в качестве неопровержимого аргумента продемонстрировал вырезку из отдела объявлений журнала «Флигенде блеттер» {18}, где была наглядно изображена пушка против дурной погоды, рекламировавшаяся как средство, без коего не может обойтись ни одно село.
Тут «Гонец из Цапартиц» вынужден был умолкнуть. В полемике наступила короткая пауза.
Однако по воле злого рока редактор не прикусил вовремя язык и позволил себе язвительное замечание. Мол, Цапартицам никогда не понадобится сие орудие. Ведь достаточно Бедржиху Грознате выступить против несчастного облачка с одной из громовых речей, как о нем и помину…
Редактор не договорил.
Грозната вскочил со стула и произнес самую страшную свою угрозу.
— Я-не-до-пу-щу-ни-ка-ких! — орал он, и каждый слог сопровождался могучим ударом по столу.
Он еще раз повторил «ни-ка-ких», подчеркивая значительность слов удвоенной силой голоса и ударов.
Надо заметить, Грозната и не подозревал, что по сути говорит бессмыслицу. Следовало бы добавить, чего он, собственно, не допустит (к примеру, никаких глупых шуток или оскорблений). Но это выражение он всегда употреблял именно в такой форме.
Стоило Грознате заявить, что он «не допустит никаких»,— и все предпочитали ретироваться как можно быстрей и как можно дальше.