Чапек тоже приходит к идее круговорота, т. е. к предположению, что после будущей катастрофы человеческой культуры, в результате страшной войны с саламандрами, история человечества начнётся сначала. Однако он высказывает эту гипотезу гораздо менее уверенно. Он совершенно решительно отметает тот выход, который был дан Уэллсом в «Борьбе миров»: там марсиане оказались неспособны противостоять обычным земным бактериям, а Чапек в ответ на робкое предложение мнимого собеседника автора, чтобы саламандры вымерли от какой-нибудь эпидемии, отвечает: «Слишком дёшево, братец, неужели природе вечно исправлять то, что напортили люди?». Для Франса та катастрофа, которую он предсказывает в будущем, — это возможный вариант, обусловленный уже существующими вредоносными тенденциями, и он повествует о ней как о далёкой перспективе. А чешский писатель говорил о своём романе: «Это не умозрительная картина некоего отдалённого будущего, но зеркальное отражение того, что происходит в настоящий момент и в гуще чего мы живём» 42. Действительно, Чапек гиперболизирует и воссоздаёт путём иронического иносказания современную ситуацию, как он понимал её. И его прогнозы на будущее — это предупреждение в минуту, когда уже опасность становится почти неотвратимой. В этом разница, обусловившая в конечном итоге различия структуры романов Франса и Чапека.
В заключительной главе Чапек писал: «Никакой космической катастрофы — только интересы государственные и хозяйственные, соображения престижа и прочее. Против этого ничего не поделаешь». И в самом деле, причины катастрофы проанализированы в романе, несмотря на фантастические предпосылки и постоянную ироническую интерпретацию, глубоко серьёзно, с бо́льшим чувством историзма, чем у Франса.
По остроте антифашистской сатиры, по глубине поставленных проблем, по страстности гуманистического протеста «Война с саламандрами» занимает особое место в западноевропейской литературе 30-х годов. Естественно сравнить этот роман с другими антифашистскими произведениями писателей-фантастов. Прежде всего вспоминаются два романа Г. Уэллса — «Самовластие мистера Парэма» и «Игрок в крокет». Оба эти романа не могут сравниться по охвату и сатирическому осмыслению современной проблематики во всей её широте с Чапеком. «Игрок в крокет» представляет собой ироническое иносказание и в то же время психологический этюд той трусливо мещанской психологии, которая порождала идеологию и практику «невмешательства».
Более обобщённую картину будущего, которым фашизм грозил человечеству, Уэллс воссоздаёт в романе «Самовластие мистера Парэма». Тут он рисует появление тоталитарного пророка и рождение фашистской диктатуры на своей родине в Англии. Не приходится говорить о значительной актуальности романа, но и он не претендует на универсальность чапековской «Войны с саламандрами», да и сатира в нём несравненно менее остра, а роман в целом не достигает философской синтетичности произведения чешского писателя.
Среди произведений сатирической фантастики, проникнутой антифашистским пафосом, можно отметить также роман-памфлет югославского писателя М. Крлежи «Банкет в Блитве» (1939). Перенеся действие в вымышленную страну Блитву, автор сатирически обнажает механику фашистской диктатуры, основанной на терроре, подкупе и одуряющей пропаганде шовинизма и милитаризма. Надо отметить, что все названные авторы используют фантастическую предпосылку для сатирического обличения более или менее конкретных обстоятельств, причём у Уэллса — обстоятельств национального масштаба. Ни в одном из этих произведений не делается попытки «моделировать» катастрофу такого масштаба, как у Чапека, осмысляя её философские и исторические корни.
В «Самовластии мистера Парэма» Уэллс снова возлагает свои надежды на людей науки. К ним он на сей раз присоединяет промышленников, которые, объединившись, свергают диктатуру министра Парэма, объявившего себя Верховным лордом. Чапек и в этом отношении не следует за Уэллсом: отвергнув спасительную идею о том, что на саламандр можно бы ниспослать какую-нибудь хворь, он не может уверовать и в спасение, которое принесут объединившиеся лучшие умы. Слишком велик его страх перед предательством интеллектуалов, которое кажется ему катастрофическим. С большим недоверием относится он теперь и к тому естественному ходу вещей, к той естественной первозданной человечности, которая должна в конечном счёте восторжествовать над всем античеловечным, как полагал он в «Фабрике Абсолюта». То, что казалось ему возможным в утопиях 20-х годов, теперь представляется немыслимым чудом. И тем не менее писатель не может удовлетвориться тем, чтобы просто предупредить об опасности, он впервые выступает с публицистическим призывом, можно сказать, как ни неожиданно это слово в применении к творчеству Чапаека — с лозунгами: «Должно быть ясно хоть бы одно. Если с одной стороны выступают саламандры, с другой — будет всё человечество… Люди против саламандр. Пора уже это сформулировать именно так…
Вы, безумцы, перестаньте, наконец, кормить саламандр!
Перестаньте давать им работу, откажитесь от их услуг, оставьте их… Пусть люди, вся человеческая цивилизация перестанут работать на саламандр! Перестаньте давать саламандрам оружие. Прекратите поставлять зубы тиграм и яд гадюкам…
Пусть будет создана лига народов против саламандр!
Пусть всё человечество будет готово защищать своё существование с оружием в руках».
Это слова из главы «Икс предупреждает». Автор признаётся: «Ведь Икс — это отчасти был я». Ясно почему — отчасти. Дело даже не только в том, что памфлет стилизован под высказывание «одного из князей церкви». Но сам Чапек вскрывает известную утопичность страстных призывов Икса, повествуя о реакции на его предостережение. Однако важно и то, что этот памфлет следует за главой «Вольф Мейнерт пишет свой труд», в которой иронически излагаются мысли, выраженные Шпенглером в книге «Закат Европы» (труд Вольфа Мейнерта недаром называется «Закат человечества»), в сочетании с изложением нацистских идей. Предостережение Икса — это другой полюс современной духовной жизни, тот, где рождалось активное сопротивление фашизму, и Чапек приближается к этой позиции.
Для Чапека это означало безжалостный расчёт со своими собственными иллюзиями. Призывая создать лигу народов против саламандр и «отстаивать существование человечества с оружием в руках», он отказывается от своих пацифистских иллюзий, потому что видит, как эти идеалы демагогически используют те, кто прикрывает рассуждениями о мире своекорыстные интересы. Вера в то, что кажется ему чудом, т. е. вера в здоровые силы человечества, сохраняется; отсюда страсть, которую он вкладывает в свои призывы.
С первого взгляда «Война с саламандрами» куда более пессимистична, чем утопии 20-х годов. Но эта книга сильна как раз своим горьким и трезвым взглядом на вещи, тем мужеством, с которым писатель отбрасывает свои иллюзии.
Иллюзии были погребены, и Чапек ещё робко и неуверенно пытается найти реальные пути спасения. Он ищет их в своих последних драмах «Белая болезнь» и «Мать», в которых он сближается с антифашистской литературой активного гуманизма.
Современная Чапеку критика не сразу разобралась в подлинном значении романа. Многие критики в Чехословакии упрекали писателя за пессимизм и безысходность. Эти же упрёки делает автору «Войны с саламандрами» и советская критика. Так, в рецензии на роман Андрей Платонов, отмечая достоинства произведения этого «большого писателя и человека», подчёркивает безысходный пессимизм (рецензия озаглавлена «О ликвидации человечества») и сближает концепцию романа с идеями Шпенглера 43. Из отзывов соотечественников писателя, вышедших вскоре после появления романа, следует отметить рецензию Б. Полана, назвавшего произведение Чапека анатомическим вскрытием, «позволившим писателю заглянуть под толстую кожу лицемерного притворства и обнажить сущность общественного механизма, тупо мчавшегося к пропасти, подгоняемого неразумными и бесчувственными силами собственнического хищничества». Б. Полан замечает, что такой остроты иронического анализа удалось достичь только А. Франсу в «Острове пингвинов» 44. Сатирическое начало в книге чрезвычайно высоко оценил Томас Манн, писавший Чапеку: «Я читал ваш роман „Война с саламандрами“, который, к счастью, переведён на немецкий язык. Уже давно ни одно повествование так не увлекало и не захватывало меня. Ваш сатирический взгляд на безудержное безумие Европы абсолютно великолепен, и от этого безумия страдаешь вместе с вами, следя за гротескными и кошмарными перипетиями сюжета» 45.
В настоящее время понятие «робот», фигурирующее в драме Чапека «R.U.R.», вошло во многие языки мира. Недаром знаменитый кибернетик Н. Винер ссылается в своей книге «Творец и робот» на пророчество Чапека, говоря об опасности технократической идеологии «машино-поклонников».
В сборнике произведений фантастики, посвящённых роботам, Е. Парнов пишет о Чапеке: «Гениальный фантаст провидел и глубокие социальные сдвиги, и могущество научно-технического взлёта, и звериный оскал фашизма — крайней формы империализма». Проблематика «роботов» была намечена Чапеком так прозорливо, что, как замечает Е. Парнов в том же послесловии, большинство современных произведений на эту тему не выходит за рамки чапековских идей 46. Это и верно и неверно. Конечно, развитие науки выдвинуло немало новых аспектов проблематики «роботов». Но основной круг проблем действительно остаётся сходным. И сейчас нередко высказывается опасение, что передача всё больших функций роботам в обществе будущего может привести к вытеснению человека, а засилие роботов внесёт в мир всё больше бездумного механицизма, стандартизации жизни и дегуманизации человека. Чапек считал эту связь технического прогресса с регрессом общества отнюдь не фатальной. Он даже воссоздаёт картину духовного торжества человеческого начала в самих роботах. В образах саламандр, когда на смену человечеству приходят не механические существа, а некие высоко организованные живые твари, Чапек показывает, что их «сильная» сторона в том же, в чём слабая сторона человечества, т. е. в полной унификации и безответственности.