. Преодолеть эти трудности Мартен дю Гару помогло сознание значительности тех целей, которые он перед собой поставил. В речи при получении Нобелевской премии он сказал: «Эти книги (три части „Лета 1914 года“) показались способными… защищать некоторые ценности, которым вновь угрожает опасность, способными бороться против пагубного распространения военного угара. От всего сердца моего, снедаемого тревогой, я хочу, чтобы книги о лете 1914 года читались, обсуждались и чтобы они напоминали людям трагический урок прошлого» 9.
Итак, во всех трёх случаях перед нами сходный процесс расширения рамок семейно-бытового романа и создания романа-эпопеи, в которой воплощаются важнейшие свершения в национальных судьбах и в судьбах человечества XX в.
Мы уже говорили, что первоначально Пуйманова хотела сосредоточить действие вокруг конфликта в семье фабриканта, но в ходе работы она отказалась от этой идеи. Однако предприятия текстильного короля Казмара играют значительную роль в трилогии. Пуймановой пришлось преодолеть немалые трудности, чтобы проникнуть в «империю Бати», которая послужила прототипом для изображения «казмарии» в романе. Обувной король не любил демонстрировать посторонним те утончённые методы эксплуатации, которые применялись на его предприятиях. Однако Пуйманова не удовлетворяется расширением рамок семейного романа за счёт производственной обстановки, как это делали натуралисты золаистского типа, а в чешской литературе, скажем, Чапек-Ход. В книге разоблачаются иллюзии особого пути «демократического капитализма», распространённые в Чехословакии, и показано их преодоление в среде рабочих.
Характерен в этом отношении выбор главных героев. Для Пуймановой, хорошо знавшей мир пражской интеллигенции, было естественно поставить в центре романа семью адвоката Гамзы и раскрыть важнейшую для писательницы тему: приход интеллигенции к активной борьбе за интересы народа. Закономерно также, что рядом с семьёй Гамзы даётся история рабочей семьи Урбанов. Образ Ондржея Урбана и история его духовного и политического созревания, в котором воплощено постепенное пробуждение сознания рабочих, сбитых с толку «демократической» демагогией, занимает одно из ведущих мест в романе. Житейские связи двух семей, скреплённые дружбой Ондржея и Станислава, помогают раскрытию глубокой внутренней связи основных общественных тем романа.
У А. Толстого исключительно интеллигентская среда его первого романа в дальнейшем размыкается и в повествование включаются представители революционного народа. А Мартен дю Гар вводит своего героя Жака Тибо в среду революционеров, мало ему знакомую и потребовавшую от него специального изучения. Конечно, разница в мировоззрении писателей сказалась в изображении и функции в романах революционных героев, никогда полностью не принимавшихся французским писателем. Пуйманова уже в своём первом романе — на стороне тех, кто понимает ход общественных дел, и тех, кто упорно приближается к истине, но тенденция широкого охвата общественной жизни, определяющая и систему персонажей, тут сходная.
Пуйманова хорошо понимала, что расширение «территории», охваченной романистом, может повести к тому, что «роман-река» превратится в «роман-океан», а материал начнёт захлёстывать автора. «Многоплановый роман со множеством тематических линий — это художественное целое, требующее такой же точной и сложной гармонии, как музыкальное оркестровое произведение» 10, — писала она. Это не пустые слова. Действительно, её художественный мир подчинён законам гармонии, а композиция каждой части тщательно продумана.
Грани между «макро- и микромиром» в трилогии часто условны. Такое понимание человека и действительности и дало Пуймановой возможность осуществить свой широкий эпический замысел: художественно осмыслить историю народа Чехословакии в важнейший переломный период истории страны — с 1918 г. по 1945 г. Трудно даже перечислить все сферы общественной жизни, которые находят отражение в трилогии: короткое упоение национальной независимостью после образования в 1918 г. Чехословацкой республики и быстрое разочарование в буржуазной свободе и демократии; годы кризиса и расстрелы рабочих демонстраций; чёрные дни Мюнхена; страшные годы фашистской оккупации; подпольное сопротивление, казни патриотов и, наконец, майские дни освобождения, радостная встреча Советской Армии-освободительницы, вступление народа Чехословакии на новый исторический путь.
Широта замысла заставляет писательницу выводить действие и за пределы Чехословакии: переносить его то в Германию, то в Советский Союз. В центре второй части трилогии — Лейпцигский процесс; в третьей части изображается жизнь Ондржея Урбана в Советском Союзе, боевые действия Чехословацкого корпуса на территории Советского Союза, страдания узников фашистских лагерей смерти. Эта колоссальная задача определила и жанр трилогии.
В первой части трилогии Пуймановой можно увидеть элементы романа воспитания, они проявляются в особом интересе автора к судьбам двух юношей — Ондржея Урбана и Станислава Гамзы, к становлению их характеров, к выбору ими жизненного пути. Однако роман «Люди на перепутье» не принадлежит к тому направлению в развитии этого жанра, которое ограничивается изображением пассивного подчинения человека среде, процесса формирования человека средой, понятой в узком смысле. Скорее в некотором отношении Пуйманова примыкает к той традиции «романа воспитания» XX в., к лучшим достижениям которого принадлежит, например, «Очарованная душа» Ромена Роллана, — романа, показывающего процесс освобождения человека от влияния косной среды, рождения нового сознания; романа, ставящего основные вопросы эпохи — об отношении личности к народу, о месте человека в общественной борьбе. Элементы романа воспитания, несомненно, присутствуют и в «Семье Тибо», причём также в гораздо большей степени в первых частях, чем в «Лете 1914», где роман приобретает иные параметры. Это же можно сказать и о трилогии А. Толстого при сравнении первой части трилогии и её последующих частей. В жанровом смысле — это во многом соотношение между романом воспитания и романом-эпопеей. По мере того как романы всё более приобретают эпический характер, тема воспитания, развития личности становится только одним из элементов романного построения.
На всём протяжении трилогии возникают как бы повторяющиеся лейтмотивы, рождая своего рода монументальные символы. Именно в этом качестве выступает в первой части образ предприятий Казмара «Яфета», играющих исключительно большую роль в судьбе почти всех героев в «Людях на перепутье».
Во второй и третьей частях роль лейтмотивов и монументальных символов увеличивается. Теме «Яфеты» как бы противопоставлена тема Советского Союза. В самом начале в рассказах отца Ондржея, побывавшего в плену в России, встаёт образ «великой страны, огромной, как мир». И Ондржей хвастается в школе «величием папиной России». В Советском Союзе начинают свою счастливую семейную жизнь Еленка и Тоник, здесь рождается их сын Митя, и с образом этого ребёнка, как бы символизирующего светлую веру в будущее, ассоциируется образ «самой отважной страны на свете». В самые трагические минуты в воспоминаниях мальчика встаёт образ красноармейца, охранявшего нефтехранилище в Горьком, где он жил с родителями. Этот образ перекликается с образами красноармейцев на улицах освобождённой Праги в мае 1945 г.
В «Игре с огнём» лейтмотивом, помогающим выразительной оркестровке патриотической идеи романа, становится лирически взволнованная тема родины, также приобретающая характер монументального символа. Вторая часть романа «Игра с огнём», посвящённая предмюнхенским годам и мюнхенской трагедии, начинается с поэтического гимна родной стране, звучащего как стихи в прозе: «Россия — мать земли, Чехия — девушка. Черешни стояли в девичьей фате и смотрели из-за забора миллионами цветочков».
А в заключительной части трилогии внутренняя тема — борьба светлых сил жизни против тёмных сил смерти и разрушения — находит своё воплощение и в поэтическом образе Праги, который тоже проходит как лейтмотив в повествовании о страшных годах фашистской оккупации. Станислав, бродя по Праге в дни кровавого террора после убийства Гейдриха, видит «грязную тряпку со свастикой над Градом» и мысленно обращается к родному городу с вдохновенными словами: «Какой это город… какой замечательный город. Эти продуманные пропорции, это созвучие веков!.. Своды мостов раскинулись над Влтавой в ритме совершенных стихов, святые шествуют над речной гладью; на берегу выступают очаровательные старинные мельницы; продолговатые острова лежат на Влтаве, как плавучие букеты». Идея торжества жизни воплощена и в овеянных лиризмом пейзажах чешской земли, «упоённо торопящейся цвести, не оглядываясь на рогатый крест, под уродливым знаком которого она очутилась».
Глубоко содержательные символы вообще характерны для современного романа-эпопеи в творчестве социалистических писателей. Вспомним, например, символическое осмысление темы преемственности революционных традиций в романе А. Зегерс «Мёртвые остаются молодыми», или образ русского леса у Л. Леонова, или поэтический образ России в трилогии А. Толстого.
В «Игре с огнём» и «Жизни против смерти» во весь рост встаёт герой, вырисовывавшийся уже в первой части трилогии, — народ Чехословакии, преданный и обезоруженный в мюнхенские дни, «распятый на кресте свастики», сопротивляющийся и, наконец, торжествующий победу весной 1945 г. Особенно ярок монументальный образ народа в главах, повествующих о мюнхенской катастрофе, когда тысячи людей, движимых единым порывом, бросились к сердцу страны — к Граду спасать республику.
Мы сопоставляли до сих пор трилогию Пуймановой с произведениями межвоенного периода, когда она была начата. Но ещё более знаменательна её типологическая близость к ряду произведений в социалистических странах, возникших в послевоенные годы и порождённых общей потребностью оглянуться назад, осмыслить национальную историю, те события предшествующих десятилетий, которые радикально изменили лицо Европы в свете перспектив социалистического обновления. В многоплановых романах или романических циклах в слож