Так стеснены вы. Где свободы много,
Там много заблуждений. Безопасен
Повиновенья только узкий путь.
Граждане Эгера, сторонившиеся межконфессиональных войн, прилично натерпелись от валленштейновской армии, не раз изнурявшей их край насилием и мобилизациями. Но современному Хебу в такой степени, как Альбрехтом фон Валленштейном, больше некем гордиться: выходец из знатной, вроде бы славянской семьи, он воплощает в себе универсальный характер государства Габсбургов, в котором, как это бывает во всех империях, лояльность монарху ставилась выше национальной принадлежности. Чехи тогда строили будущее независимой Чехии, даже если говорили по-немецки и ощущали себя верноподданными чужеземного императорского дома. Или этот дом только сейчас кажется чужим, а 400 лет назад чувство родины было совсем иным? Музейная экспозиция, сконцентрированная вокруг изложенной с величайшей деликатностью многовековой летописи чешско-немецких исторических обид, не случайно организована столь подробно: на обозрение выставлены и кружевной воротник Валленштейна, и его окованный железом походный сундук, и его сшитые на заказ ботфорты, даже набитое соломой чучело его лошади, павшей в битве со шведами под Лютценом.
Квартал Шпаличек, Хеб
Один из ресторанов неподалеку от дома бургомистра логично называется Valdštejn, но он теперь закрыт: то ли ремонтируется, то ли продается. Клиентура перетекла напротив, в пивную Špalíček, носящую имя квартала старых немецких купеческих домов. Das Stöckl непонятно, как перевести на русский — 11 красивых древних зданий, соединенных в два блока, возвышаются на площади, у фонтана с Геркулесом, словно огромные каменные леденцы. Мужики в кнайпе заняты не геополитикой, они сетуют на то, что местный пивзавод уж четверть века как остановил производство и это стыдоба. А ведь варили здесь не хуже, чем в Пльзене: и темное Prelát, и Valdštejn нескольких марок, а кому-то дедушка рассказывал, что «при немцах» наливали и крепкое Egerer Urbrau. И это означает, что жизнь в Хебе, хотя и стремится к совершенству, никак его не достигнет.
04:00Зима близкоСеверная ЧехияSeverní Čechy
…Выросли новые травы, Клены и их молодые дубравы. Мы не раз умирали, Но растут дерева. Мы идем по спирали — Под ногами нас слышит трава. Что с того, что здесь Скоро выпадет снег? Что с того, что она уже здесь — Смотрит в глаза? Скоро зима!
Башенные часы комплекса Свата-Гора и терраса храма Вознесения Пресвятой Богородицы, Пршибрам
Вообще-то я небольшой поклонник литературного приема одушевления неодушевляемого, это когда страны или города наделяют человеческими характерами и настроениями. Но правила для того и существуют, чтобы иногда их нарушать, поэтому не удержусь от соблазна (тут это, кажется, кстати) и предположу: Чехия живет тайным желанием хотя бы чуть больше походить на Италию, чтобы избавиться от сходства с Германией. Ведь существует множество последствий того, что Богемия и Моравия едва ли не тысячу лет вращались в орбите германского мира. Процессы взаимопроникновения и взаимоотталкивания ни в коем случае не были однозначными и однонаправленными, потому что только в сравнении с другими мы познаем себя, у других учимся, от других отличаемся и самих себя отделяем. В разные исторические эпохи чешское притяжение к немецкому и чешское сопротивление немецкому выражались по-разному: поначалу в стремлении служить «своему», а не инокровному феодалу или королю, в желании быть гуситом, а не католиком, в обороне сословных или цеховых вольностей; позже в осознании права на собственные язык, культуру, флаг, историю, государственность. Северо-западное, а не южное влияние в Богемии и Моравии было значимо в первую очередь политически: чешские земли, напомню, много веков входили в состав Священной Римской империи, а династия Габсбургов, самая знатная немецкая монархическая фамилия, управляла этими территориями четыре века.
Такое не проходит бесследно, оттого, в частности, и резкое общественное отторжение чехов от немцев, эта особенно отчетливая тенденция позапрошлого и прошлого веков. Замечу, что вовсе не всем подобное отторжение удавалось: славяне когда-то населяли примерно треть территории нынешней ФРГ, но в итоге давным-давно поглощены на этих пространствах германской цивилизацией. Из четырех крупных племенных союзов (лютичи, ободриты, лужицкие сербы, поморяне; немцы всех славян тогда называли вендами) себя кое-как донесли до современности только лужичане, несколько веков, кстати, имевшие общую с чехами историю, поскольку их земли входили в состав Чешского королевства[22]. Лужицкие сербы, или сорбы (их в Саксонии и Бранденбурге осталось теперь 60 или 70 тысяч человек), сохраняют статус национального меньшинства, как могут блюдут свои язык и традиции, хотя полная ассимиляция все равно кажется неминуемым делом даже не слишком отдаленного будущего. Столица верхнелужицких сербов, саксонский городок Баутцен (по-чешски Будишин) считает себя немецкой горчичной метрополией, горчица и правда продается здесь десятками сортов, есть чуть ли не малиновая. Но если приехать в красивый робкий Баутцен без всякого знания о его лужицкой судьбе, то ничего «отдельного» от остальной Германии, пожалуй, и не заметишь.
Вот по всему поэтому чешская фольклорная музыка так похожа на австрийскую (и наоборот), именно отсюда в чешском языке множество заимствований из немецкого языка (их немало, впрочем, и в русском, но значительно меньше), как раз поэтому некоторые чешские фамилии несут в своем звучании несомненный немецкий акцент. Взять прямо с поверхности, фамилию Немец (Немцова), таких в Чехии почти 23 тысячи человек, примерно столько же, сколько граждан с фамилиями Чех (Чехова) и Моравец (Моравцова), вместе взятых[23]. Или еще фамилия — Немечек, а если копнуть глубже, то обнаружатся и Райхел, и Клаус, и Мюллер, только в Праге я знаю троих Фишеров. Не говорю уж о сходстве в гастрономии (о кнедликах и кнедлях, прецликах и брецелях, шпекачках и шпеке), в костюмах и танцах, о взаимном заимствовании привычек и обрядов (вроде украшения майского дерева или употребления горячего вина со специями), о близости алкогольных в целом и пивных в частности культур, и др., и пр. Но немцев в мире почти в 10 раз больше, чем чехов, так что понятно: силы немецкого и чешского бытового и любого другого тяготения несоизмеримы.
А вот барочная Прага построена в значительной степени итальянскими зодчими, пусть и не самого первого ряда (Микеланджело и Бернини сюда не приглашали), но все равно прекрасными профессионалами и знатоками своего дела. Итальянские мастера чертежа и камня, как известно, распространились по планете всей от Москвы и Санкт-Петербурга до Буэнос-Айреса, так вот и историю чешской архитектуры невозможно представить себе без творений Джованни Батисты Аллипранди, Джованни Доменико Орси, Джованни Батисты Мадерны, Франческо Каратти. Итальянские капли дозированно, но разбавляли в Богемии и Моравии славянско-немецкое море. Торговцы, царедворцы, авантюристы, ученые, военные, музыканты, художники — преимущественно из Ломбардии, Тосканы и Венето — обосновывались в Праге, почти массово в годы царствования Рудольфа II, подтянувшись за квалифицированными каменотесами, плотниками и штукатурами. Разные потребности двора удовлетворяли среди прочих медальер и создатель монетных штемпелей Антонио Абондио, шляпник Ферранте де Кастелло, живописец Джузеппе Арчимбольдо (протосюрреалист, автор аллегорических портретных пар), хозяева мастерской флорентийской мозаики Козимо и Джованни Каструччи, фаворитка императора графиня Анна Мария Страда. Итальянцы требовались чешским королям и раньше: денежную реформу Вацлава II осуществляли в конце XIII века тосканские банкиры, а свод законов для рудокопов (так называемое горное право) прорабатывал юрист Гоццо ди Орвието.
Итальянцы основывали в Богемии целые рабочие династии — известны семьи архитекторов Паллиарди и Лураго, семья зодчих и каменщиков Сантини-Айхл, семья ювелиров Миссирони. Родовитые итальянские аристократы Паллавичини, Строцци, Коллоредо, Клари покупали или получали милостью своих сюзеренов земельные владения, на которых другие итальянцы возводили для них поместья и дворцы по всей нынешней Чехии, в Литомышле и в Хебе, в Литомержице и в Теплице, в Брно и в Оломоуце.
В старину итальянцев в Богемии именовали влахами, и эта топонимика до сих пор всплывает в названиях кварталов и улиц, отсюда Влашки-Двор в Кутна-Горе и Влашки-Шпитал в Праге. Италийского происхождения, вероятно, и именование столичного квартала Флоренц, в котором император и король Карл IV некогда позволил поселиться купцам из Флоренции. Теперь это адрес центрального городского автовокзала, отправной точки многих наших чешских путешествий. В Праге для обслуживания запросов итальянского, как сказали бы сейчас, комьюнити в XVII столетии основали конгрегацию Вознесения Пресвятой Богоматери, поначалу это была католическая благотворительная организация. Под надзором Господа и слуг Его неподалеку от Града построили больницу и сиротский приют; теперь в этом архитектурном комплексе, по соседству с посольствами США и ФРГ, квартирует Итальянский культурный институт.
Сейчас в Чехии, как указывает статистика, постоянно живут тысячи три итальянцев, они в основном занимаются торговлей и сопряженным с ней бизнесом, а один известный всей стране итальянец, dottore Эмануэле Гадалета, давно уже директорствует в Музее музыки. Мне доводилось ручкаться с двумя модными в Праге итальянскими рестораторами — автором популярного концепта Aromi Рикардо Луке и синьором Алдо Чикалой, хозяином носящей фамилию этого почтенного семейства траттории на Житной (Ржаной) улице, где подают выдающихся качеств сальтимбокку. Как поговаривают, значительная доля пражских агентств по недвижимости, выкупающих и реставрирующих старые здания, а потом с барышом их продающих, принадлежит итальянцам. У нас, имеющих чешский опыт ипотечного кредитования, есть основания полагать, что это правда. Одна такая контора, под названием