Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела — страница 31 из 93


07:27Солнце империиСлавков-у-БрнаAusterlitz

За мной, изъеденные бессонницей!

Выше!

В костер лица!

Здравствуй,

мое предсмертное солнце,

солнце Аустерлица!

Владимир Маяковский. Я и Наполеон (1915)

Часы в ресторане Nika Atrium, Йиглава


Географы рассчитали, что 2 декабря солнце над городом Славков-у-Брна восходит в 7 часов 27 минут, светает здесь в 06.45. Так бывает из года в год, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие — солнце, как положено ему природой, поднимается над мрачноватой и уже обычно промерзшей к концу осени холмистой, с пятнами голых перелесков равниной, рассеченной мелкими речушками и быстрыми ручьями. В 7 часов 27 минут в тишайшем Славкове-у-Брна никогда ничего не происходит, но одно местное 2 декабря, 1805 года, прочно вошло в европейскую историю. В этот день, стоя на пригорке, известном сейчас как Журань, или гарцуя на пегом арабском жеребце, или сидя на походном стуле и положив вытянутую ногу на полковой барабан, как мы видели на картинках, император французов, король Италии, медиатор Швейцарской конфедерации 36-летний Наполеон I Бонапарт приказал начать сражение, убедительная победа в котором возвысила его до зенита всемирной полководческой славы. Ближе к восьми часам утра сквозь плотный туман над равниной блеснуло кроваво-красное светило, и вскоре в неверном сиянии его лучей Бонапарт увидел, как русско-австрийские колонны генерал-лейтенанта Михаила Милорадовича и фельдмаршал-лейтенанта Иоганна Карла фон Коловрата-Краковского спускаются с Праценских высот, с востока на запад. Наполеон взмахнул зажатой в кулаке белой перчаткой и пообещал генералам и офицерам свиты: «Мы закончим эту войну ударом грома!»

Оборот le soleil d’Austerlitz, «солнце Аустерлица», ввел в употребление Филипп-Поль де Сегюр, в 1805-м офицер свиты и адъютант императора, 25-летний чернокудрый красавец, гусарский капитан, а потом и генерал Великой армии. Сегюр оставил пространные мемуары о наполеоновских войнах, он в красках и подробностях описал, например, Бородинское сражение: «Взошло солнце, и император показал на него своим офицерам и воскликнул: „Вот солнце Аустерлица!“ Но это солнце было не на нашей стороне; оно вставало на стороне русских и освещало нас для выстрелов, ослепляя наши глаза». В Моравии тот свинцовый декабрьский блеск возвестил триумф Бонапарта. Благодаря его военному таланту и храбрости его солдат всего за пять часов 85-тысячная армия союзников была разбита, пленена, обращена в бегство. А выплывающее из тумана багровое солнце стало, как сказали бы сейчас, мемом Аустерлица: оно помянуто и А. С. Пушкиным («Померкни, солнце Австерлица! Пылай, великая Москва!»), и Л. Н. Толстым в «Войне и мире», и В. В. Маяковским; оно снято С. Ф. Бондарчуком в пафосной советской киноэпопее, а до него Абелем Гансом в «Битве при Аустерлице» и вообще описано, нарисовано, воспето сотней, если не тысячей горделивых французов.

Аустерлиц, решающее сражение Войны третьей коалиции, исполнен особого значения для трех же стран. Для Франции эта битва важна по понятным причинам, название моравского городка не случайно включено в перечень самых главных побед Наполеона и выбито на мраморе парижской Триумфальной арки. В России, в первую очередь благодаря Льву Николаевичу, Аустерлиц считается прологом к Бородину и его последствиям: там Наполеон Бонапарт перехитрил Михаила Кутузова, а здесь Михаил Кутузов совершил тарутинский маневр. Граф де Сегюр наградил Бонапарта орденом Победного солнца, а граф Толстой отыскал для Аустерлица русский символ — высокое бесконечное небо, опрокинувшись под которым философствует тяжело раненный князь Андрей Болконский, в обычной жизни похожий на никогда не ошибающиеся часы. «Voila une belle mort!» — говорит император французов, узрев молодого вражеского офицера, лежащего на поле брани с брошенным подле древком знамени, уже взятого трофеем каким-нибудь усатым гренадером из Эльзаса. «Вот прекрасная смерть!» Так бывает в жизни и смерти: ищешь Тулон, а обрящешь спокойствие в вечности.

В Чешской Республике к Аустерлицкой битве свое, отдельное отношение. Моравия в декабрьский военный переплет 1805-го попала негаданно-нежданно. Говоря современным языком, Моравия всего лишь предоставила трем императорам площадку для кровавого выяснения отношений. В Вене и Петербурге не рассчитывали на столь быстрое передвижение 75-тысячной армии Наполеона из булонского лагеря к востоку, его полки преодолевали по 30 километров в день, совершая невозможные по тем пешеходным временам марш-броски. Австрийский генерал-фельдмаршал уже был разбит и капитулировал в Ульме; спешивший на помощь «несчастному Маку» Кутузов, по хитрому обыкновению, от большого сражения у берегов Дуная уклонился. Император Франц II вынужденно оставил свою столицу и перевел австрийский двор в Ольмюц, где соединился с русским самодержцем Александром I, жаждавшим славы и победы над лучшим полководцем Европы. Монархи доверили верховное командование опытному генералу от инфантерии Кутузову, в том числе на том основании, что русская армия составляла почти четыре пятых союзнического войска. План генерального сражения разрабатывали хозяева местности, австрийцы. Тщеславный Александр подталкивал своего главного полководца под локоть. Он был почему-то уверен, что «соединение австрийской отчетливости и русской храбрости» сработает.

Наполеон в Вене не задержался и тут же без боя занял Брюнн, в испуге отворивший перед французами врата. Отсюда Бонапарт вместе с офицерами на протяжении десяти дней осуществлял тщательные рекогносцировки окрестностей. Одним из залогов французской победы стало доскональное знание поля боя, хотя годом ранее австрийская армия проводила в окрестностях большие маневры и, по идее, союзники не должны были бы испытывать проблем с ориентированием.

Внутри этой моравской площадки, неправильного четырехугольника со сторонами примерно в 10–12 километров, в основном южнее «королевской дороги» из Вены в Ольмюц, располагались два десятка деревень, населенных преимущественно чешскоязычными крестьянами. Любая армия, своя или неприятельская, оказывалась для них бедствием — солдаты были вечно голодны и охочи до женщин, их беспрестанно мучили холод и жажда. Хоть австрийские, хоть русские, хоть какие военные реквизировали все, что попадалось им под руку, пускали на растопку и колья из плетней, и дровяные сараи, и церковные скамьи, разве что распятия иногда совестились трогать. Квартирьеры и фуражиры не жалели местное население. Оказавшись в Брюнне, Наполеон затребовал для своего войска по 26 коровьих туш ежедневно. Бои угрожали местным жителям случайными смертями и гарантированным разорением, последствия военных кампаний были чреваты голодом и болезнями. Сражение у Аустерлица, из-за дурных санитарных условий и многих тысяч раненых, вызвало эпидемию, которую пригасили только новогодние морозы; тиф-то не разбирал между военными и гражданскими. В этой кровавой битве погибли и были ранены, по разным источникам, 15 или 25 тысяч человек, а померших крестьян никто сосчитать и не подумал.

Чехи, как и представители других народов Австрийской империи, волей либо неволей служили в армии Франца II, высшие офицерские кадры для которой поставляли в основном немцы и венгры. Не все, наверное, полагали счастьем храбро отдать жизнь за своего короля, но именно такая доля досталась при Аустерлице единственному на все Францево войско полководцу чешского происхождения, командиру пехотной бригады генерал-майору Франтишеку Йирчеку, он пал как раз на Праценских высотах. Наполеон тоже потерял в тот день одного из своих высокопоставленных боевых товарищей: русская граната раздробила ногу генералу Жан-Мари Валюберу, он скончался в госпитале.

Собирая материал для книги, я вслед за Наполеоном отправился в подробную поездку. Из Брно выдвинулся на велосипеде и до самого вечера следовал замысловатым 80-километровым маршрутом Подоли — Тварожна — Шлапанице — Кобылнице — Соколнице — Телнице — Жатчаны — Уезд-у-Брна — Гостерадки — Збышов — Понетовице — Йиржиковице — Блажовице — Голубице — Кршеновице, пока, практически без сил, не завершил велопоход в Славкове-у-Брна. В наполеоновские времена тот же путь обозначался по-другому, на немецкий манер (Критшен — Босениц — Шлапаниц — Кобелниц — Соколниц — Теллниц — Затчан — Аугезд — Кляйн-Гостерадек — Збейшов — Пунтовиц — Гиржиковиц — Бласовиц — Голабиц — Крженовиц), потому что все ныне чешское тогда было австрийским. Сегодня окрестности Славкова — исключительно дружелюбный, вполне продвинутый по местным меркам чистенький сельскохозяйственный край, о военном прошлом которого напоминает множество монументов и памятных знаков, главный из которых, всегда печальный Курган мира, Mohyla míru, считается первым из построенных в Европе пацифистских мемориальных комплексов. Подтверждением сему служит выспренная бронзовая цитата из Томаша Масарика на одной из стен мавзолея: «Не мечом, но плугом, не кровью, но работой, не насилием, но миром, не смертью, но жизнью». Легко сказать!..

С велосипедного седла убеждаешься в зрелости оперативно-тактического замысла Наполеона, в день битвы превзошедшего своих противников и в остроте полководческой мысли, и в решительности, и в хитроумии. Русские и австрийцы плохо договорились о совместном командовании, их генералы неуклюже управляли войсками, недооценивая силы и способности противника, их полковники и поручики действовали пусть отважно, но наивно и прямолинейно, так что, если судить по выводам военных историков, поражение союзников явилось закономерным. Как сказано у Толстого, «русские ружья были слишком тяжелы».

Грамотно расставив войска, Наполеон приготовил врагам смертельную ловушку. На высоком холме, у красноголовой часовни Девы Марии Снежной, артиллерийская батарея бригадного генерала Мишеля Мари Клапареда прикрывала построения маршалов Жана Ланна и Иоахима Мюрата, и они смогли сдержать корпус генерал-лейтенанта Петра Багратиона, считавшегося у русских непревзойденным мастером авангардных и арьергардных атак. Полки маршала Луи-Николя Даву на южном фланге отразили сильный удар русско-австрийских сил, пытавшихся, согласно разработанному (и потом признанному всеми на свете неудачным) генерал-майором Францем фон Вейротером плану, обойти противника слева. Солдатам генералов Фридриха (Федора) фон Буксгевдена и Дмитрия Дохтурова, чтобы не попасть в окружение, пришлось форсировать обширные, едва замерзшие Жатчанские пруды, и лед проломился. Главная драма разыгралась в центре боевой линии, где Наполеон искусно создал иллюзию слабости своей обороны. Деревня Праце, через которую русские и австрийцы прорывались к долине Золотого ручья (по-немецки Гольдбах), в результате ожесточенной схватки оказалась полностью сожжена, хотя сейчас, глядя на аккуратные зажиточные хозяйства, такого и не представишь. Заняв Праценские высоты (в учебники и мемуары эта суровая атака вошла как «прыжок льва»), французы бешеными псами вгрызлись фон Буксгевдену в спину и левый бок.