Предположения о разобщенности, взаимном недопонимании и переходившей в спесь горделивости австрийского и русского командования подтверждаются многими источниками, однако битва при Аустерлице являет нам и поучительные примеры интернационального боевого братства. Чудесное спасение корпуса Багратиона, уже, кажется, загнанного в мышеловку тяжелой кавалерией Мюрата и пехотинцами Ланна, оказалось бы невозможным без героизма артиллеристов майора Иоганна Венцеля Фриренбергера, две батареи которого на позициях близ деревни Велешовице (Велшпиц) со смертельной опасностью для себя и до последнего пушечного ядра прикрывали отход русских на Русинов (Неурассниц). Майор получил на грудь Рыцарский крест ордена Марии Терезии (у Багратиона такой, кстати, был в наградной коллекции с 1799 года, за суворовский переход через Альпы). Хотелось бы написать, что после боя русский генерал обнял пропахшего порохом австрийского майора и по-грузински назвал его братом, но не буду приукрашивать действительность. Петра Ивановича, как известно, французская пуля сразила у Бородина, а вот Иоганн Венцель неторопливо дослужился до звания генерал-майора, был удостоен еще и русского ордена святой Анны, увидел победу над Наполеоном и мирно скончался в 1823 году в своей усадьбе в Кромержиже (Кремзире).
Императоры Франц и Александр в бессильной злобе покинули поле боя задолго до его драматического финала, то есть до того, как солнце Аустерлица запало за горизонт (2 декабря это происходит в 15.57, полная тьма накрывает Моравию еще через 33 минуты). Раненный осколком ядра в щеку безутешный Кутузов, а он с самого начала не верил в победу, едва избежал позора плена да еще потерял своего зятя, 23-летнего штабс-капитана Фердинанда (Федора) Тизенгаузена, из остзейских немцев. Некоторые историки литературы считают, что ранение именно этого флигель-адъютанта свиты, со знаменем в руках поднявшего растерявшихся солдат в контратаку, преображено Толстым в знаковую сцену русской belle mort. На Кутузова раздосадованный император несправедливо возложил ответственность за моравское поражение, хотя, вернувшись в Петербург, и наградил своего косого военачальника орденом святого равноапостольного князя Владимира. Несколько лет назад в деревне Кршеновице, где накануне битвы размещался русский штаб, Кутузову поставили спорных, на мой вкус, художественных качеств памятник; ограда одного соседнего палисадника злопамятно выполнена из соединенных цепями железных наполеонов в бикорнах. Утешение для полководца кажется слабым: после Аустерлица стало очевидным, что война проиграна; впервые со времен Петра I русская армия оказалась разбита в генеральном сражении. Александр, однако, капитуляцию не подписал и принялся снова искать союзников против Бонапарта.
Францу II пришлось совсем горько: через двое суток он вынужден был в полевых условиях встретиться с Наполеоном, чтобы согласовать со своим победителем унизительные условия окончания боевых действий. На переговорах у Спаленной Мельницы (так называется это неприметное местечко) император французов повел себя великодушно — ему, отпрыску небогатого корсиканского рода, важным казалось на равных держаться с суперзнатными европейскими монархами, особенно если они уже были побеждены в бою, чего уж там! Представители сторон заключили мирный договор в день после Рождества в Пресбурге (теперь Братислава): Австрия лишалась различных земель и, что важнее, Габсбурги утрачивали первенство в германском мире. В августе 1806 года Франц сложил титул и полномочия главы прекращавшей свое существование Священной Римской империи. Ее заменил Рейнский союз, конфедерация немецких княжеств, созданная по настоянию и под патронатом Бонапарта.
До того момента, как, по словам Пушкина, «в неволе мрачной закатился Наполеона грозный век», Европе суждено было пережить целое бурное десятилетие. Александру и другим государям потребовалось еще четыре (!) коалиции, чтобы одолеть бонапартистскую Францию. Российской империи предстояло пережить разрушительное вторжение Великой армии, окончившееся, как известно, полным ее поражением. А крестьяне Теллница и Збейшова помаленьку восстанавливались из руин. Жатчанские пруды, в которых утонули русские кони и пушки, в конце концов спустили (как утверждают чешские историки, из-за недоброй славы). Я объехал эту деревню кругом; с севера ее огибает скудная речка Литава, к югу поля люцерны отделены от лесопосадок Гранечницким ручьем, и это по водной части все.
На аустерлицких просторах есть два очевидных пункта силы. Первый — командный пункт Наполеона, рукотворный пригорок (изначально могильник эпохи великого переселения народов), на котором в память о сражении высажены два раскидистых теперь клена. Считается, что на этом же пригорке под навесом из соломы Наполеон переночевал перед битвой. В тени кленов установлен серогранитный почти что куб примерно метр на метр на полметра, накрытый картой дислокации войск на тот момент, когда горнисты протрубили первую атаку. Бронзовую схему уже несколько раз похищали злоумышленники, чтобы сдать в металлолом. Но патетическую цитату из Наполеона (де Сегюр подтверждает, что с этими словами император французов после сражения обратился к своим полкам) никакой огонь не расплавит: «Солдаты, мой народ с ликованием встретит вас, и стоит вам сказать „Я участвовал в Аустерлицком сражении“, ответом станет „Вот храбрец!“»
Бонапарта, можно предположить, заставило расчувствоваться и то обстоятельство, что Великая армия одержала красивую победу день в день через год после церемонии коронации в соборе Парижской Богоматери. «Первый придворный художник» Жак-Луи Давид приступил к работе над знаменитым эпическим полотном (621×979 сантиметров), живописующим эту сцену, едва в Париж пришла весть о триумфе при Аустерлице, который во французской традиции сентиментально называют «сражение годовщины».
Со стороны, с полей и с автодороги, пригорок Журань смотрится значительно и как-то надменно. Кудрявые клены, если глядеть издалека, сливаются воедино, образуя над вольным луговым пространством широкий зеленый шатер. Это природный памятник непреклонной воле талантливого и безжалостного человека, способного, не колеблясь, отправить на гибель тысячи, десятки тысяч солдат. Именно так, по велению всего лишь трех облеченных властью коронованных особ, и сошлись непонятно зачем в смертельной схватке почти 160 тысяч русских, австрийцев, французов, поляков, немцев, чехов, хорватов, итальянцев, украинцев, грузин, даже сирийцев и египтян[33], подданных многонациональных империй. 160 тысяч пар сапог яростно топтали эту промерзшую землю, 160 тысяч разинутых ртов молились, матерились и что есть сил кричали на всех языках мира «Ура!», 160 тысяч штыков и клинков резали, рубили и дробили человеческую плоть. Итог подвел Лев Толстой: «Медленно передвинулась всемирно-историческая стрелка на циферблате часов человечества».
Курган мира у Славкова-у-Брна (1910). Архитектор Йозеф Фанта
Курган мира на Праценских высотах правильно устроен не как монумент чьей-то победе и не как каменный гимн торжеству чьего-то оружия, но как памятник скорби по всем погибшим, вне зависимости от того, мундиры каких армий были надеты на них в момент смерти. Элегантный мавзолей в стиле венской сецессии работы пражского архитектора Йозефа Фанты увенчан 10-метровым старославянским крестом, опирающимся на земной шар, а внутри себя скрывает часовню с алтарем белого каррарского мрамора и оссуарий, одну из многих здешних братских могил. Тут хватает траурных символов вроде скульптур скорбящих матерей и жен или четырех по-античному трагических фигур со щитами — австрийским, моравским, русским и французским, есть также парочка потусторонних примочек. Часовня, к примеру, снабжена эффектом диагональной акустики, как собор Святого Павла в Лондоне: шепот из одного ее угла тут же с соразмерной силой отдается в противоположном. Над входом в часовню начертано пророчество Исаии: Interfecti mei resurgent, «Мои павшие опять восстанут». Увы, похоже, что пророк ошибается.
Или нет? Однажды я купил в сувенирном киоске на Праценских высотах поясную статуэтку французского императора, естественно в бикорне и с каменным выражением лица. Этот гипсовый бюстик поначалу служил пресс-папье, а потом нашел место на книжной полке, за спиной у моего письменного стола. И вот как-то раз неловким движением я смахнул Наполеона на пол, великий полководец раскололся на пять или шесть частей. Представьте, все они оказались цельными, с острыми краями, не крошились, удалось склеить все обратно без потерь для императорского достоинства и выражения лица. Стойкий гипсовый солдатик, «павшие опять восстали».
Своим возникновением Праценский мемориал обязан инициативе брненского приходского священника и народного историка Алоиса Словака, это он в 1899 году организовал общественный комитет для увековечивания памяти убитых в битве при Аустерлице, да и вообще как символ сострадания любым погибшим во всех на свете войнах. Отцу Алоису, с любовью и старанием разрабатывавшему школьные курсы краеведения, удалось в конце концов добиться поддержки своей пацифистской идеи от правительств стран, армии которых участвовали в сражении; министерство иностранных дел Российской империи пожертвовало 50 тысяч австрийских крон, общая сумма дарений составила 111 тысяч. Работу над траурной пирамидой Фанта завершил в 1912 году, но до начала Первой мировой, ужасы которой многократно превзошли все то, что случилось при Наполеоне, освятить часовню не успели: затянулись споры, по какому ритуалу, католическому или православному, это следует делать. В 1917 году власти Австро-Венгрии едва не конфисковали на военные нужды 4,5-тонный медный крест, однако Словаку именем Господа удалось отстоять памятник. В 1923 году мавзолей наконец открыли для общественности, теперь рядом с ним работает познавательный музей с мультимедийной, по нормам времени, экспозицией.
Отец Алоис — патриот своей земли и гуманист в самом высоком смысле этих благородных понятий, побольше бы разным странам мира таких бескорыстных и озабоченных общественным благом людей. В 1935 году у входа в Курган мира в честь священника установили бронзовый бюст на гранитном постаменте. Нацисты использовали скульптуру как мишень для стрелковых упражнений, но одна местная семья спрятала бюст священника в подвале своего дома. Когда Чехословакию освободили советские войска, постамент памятника Словаку приспособили под обелиск над могилой погибших красноармейцев, он и сейчас стоит в деревне Праце.