ляки, немцы, русины, евреи, словаки.
Евангелический храм Христа — Красная церковь (1905–1907), Острава
В этом донбассе-кузбассе, кажется, и теперь многое обстоит вполне по-простому, с рабочей прямотой. В Чехословакии Острава слыла и была бастионом коммунистов, «красная идеология» здесь пустила крепкие корни. Город и теперь, как написали бы в советской газете, сохраняет шахтерский-сталеварский характер, даже неоклассическое здание театра Антонина Дворжака поднято в начале XX столетия на могучей бетонной подушке, запечатавшей под собой штольню.
Богатые угольные месторождения, вокруг которых развивалось чугунно-железное производство, стали счастьем и проклятием города. Иначе Острава не превратилась бы в важную для всей Центральной Европы промышленную агломерацию. Иначе воздух над местными речками (не только над Остравицей и Одрой, но и над Опавой, Лучиной, Порубой) не впитал бы такое количество неприятных своей вредностью элементов. В сувенирных лавках не продавали бы теперь «Черный остравский шоколад», серьги в стиле Industrial и мыло с добавками активированного угля. Особняки в стиле ар-нуво не были бы украшены лепниной — как водилось на переломе XIX и XX столетий, с мотивами флоральной сецессии — с кристаллами антрацита вместо драгоценных камней в лепестках гипсовых роз. Авторы документального фильма о прошлом и настоящем Остравы не подобрали бы своей работе название «Новости из Черной дыры». Острава, в общем, не предоставила бы историкам экономики столь убедительный пример развития производства, которое пришлось в итоге наполовину удушить, чтобы от удушья не помирало местное население.
Скульптура Икара перед зданием Новой ратуши в Остраве (1999). Скульптор Франтишек Шторек
Острава давала стране угля, пусть иногда мелкого, зато много и качественного. Именно здесь сформировался главный австро-венгерский промышленный район, губительный для родной природы. Именно здесь в такт с тиканьем часов на Новой ратуше до сих пор стучит черное угольное и стальное сердце Чешской Республики. Кварталы левого, моравского берега Остравицы уже столетие как соединены с правобережными силезскими районами в единое управленческое целое, получился третий по населению и второй по вкладу в экономику чешский город. Моравскую Остраву, впрочем, все еще несложно отличить от силезской: на ее гербе красуется не серебряный козел, как у соседей, а серебряный жеребец.
Остравско-Карвинский бассейн, юго-восточное продолжение Верхнесилезского, — главная национальная каменноугольная база площадью почти 1000 квадратных километров. Разведанные запасы ископаемого топлива составляют 9 миллиардов тонн, за 250 лет разработок из недр земли выдолбили и вытащили пятую часть, да так старались, что заложенная польскими князьями в XIII веке Силезско-Остравская крепость, к примеру, осела на 15 метров, полупровалилась, можно сказать; исторический памятник спасла реконструкция. Своей железной руды у Чехии теперь практически нет (хотя есть городок с названием Железна-Руда и несколько поселков с названием Рудна), но на местных угле, воде и рабсиле процветают стальные промыслы. Силуэты доменных печей, заводские корпуса, вулканоподобные терриконы, шахтные копры — все это уже почти два столетия отчетливо формирует южносилезские и североморавские пейзажи. Одной из городских достопримечательностей считается Эма-Терезия, 100-метровой высоты гора отработанной рудной породы, которую начали насыпать еще в 1920 году. Нутро Эмы-Терезии по-прежнему горячо, 1000 градусов, с ее поверхности поднимаются пахучие серные дымки. Здесь любят бывать туристы в ботинках на толстой подошве; им кажется, наверное, что они восходят на маленький вулкан. На теплой почве растут цветы и травы, это ли не чудо?
Острава, как справедливо утверждают путеводители и отцы города, медленно, но верно превращается в центр промышленного дизайна европейского масштаба. Первое зримое заявление на эту тему, как бы обещание на будущее, сделали в 1920-е годы, когда индустриальная эпоха по-настоящему только разгонялась. Группа архитекторов спроектировала для Остравы самое большое в Чехословакии, особо раскидистое здание Новой ратуши с аллюзией на флорентийский палаццо Веккьо. Вместо статуи Давида рядом с ратушей недавно установили фигуру Икара с выпученными голубыми глазами. Вообще по плану там должен бы стоять бронзовый президент Масарик, но с ним не сложилось. Площадь с Икаром перед ратушей, в отличие от площади Синьории, никогда не менявшей своего имени, успела побывать и площадью Адольфа Гитлера, и площадью Иосифа Сталина, и площадью Великой октябрьской социалистической революции, а сейчас называется в память о мэре города межвоенного периода, умелом хозяйственнике Яне Прокеше.
Представительный фасад этого важного административного комплекса украшен пилястрами с фигурами-аллегориями: компанию Угледобыче и Металлургии составили Наука и Торговля. Над каменными символами Остравы возвышается самая высокая в стране ратушная башня, на 73 метра, с самыми главными в городе часами. Если подняться еще выше часов, на поднебесную смотровую площадку, можно полюбоваться на телосложение города, на его крыши и трубы к северу и югу, на его многоэтажки и храмы к западу и востоку, на стадион и парк по-над речкой, даже на Лысую гору (на силезском диалекте — Гигулу), самую высокую в Моравско-Силезских Бескидах, можно полюбоваться — ее только слегка застилает сизоватая дымка над корпусами металлургического комбината. Лысая гора известна суровым климатом, именно там (правда, давным-давно) зарегистрирован предел чешской снежной глубины, 491 сантиметр.
Каменных шахтеров и сталеваров на фронтонах зданий в Остраве побольше, чем воинов, ученых и новаторов. Они, очевидно, должны сообщать живым жителям энергию развития и созидания, но на самом-то деле чаще становятся немыми свидетелями промышленных подъемов и экономических кризисов. В таком городе не может быть конного монумента монарху и полководцу, что и подтверждается практикой: есть советский танк на гранитной подставке, есть красноармеец в обнимку с рабочим, есть чумной столб и святой Флориан, но не более. Здесь даже развлекательный центр назван профессионально, «Горняк».
Во взаимодействии и противодействии символов читается содержание главной мировоззренческой дискуссии, которую уже не первое десятилетие ведут местные интеллектуалы, — это дискуссия о преодолении остравского комплекса периферийности. В исторической стране трудно быть очень большой новостройкой, вечным номером три без особых шансов стать вторым, да и в спину никто не дышит. Столица Чехии, как и почти любая столица, ни в одном другом городе не нуждается и оттого слегка заносчива, Брно естественным образом тяготеет к Вене, а из Остравы легко добраться… ну вот до большого, но тоже провинциального и тоже промышленного польского города Катовице, там, как говорят, удобный аэропорт. В Остраве, да, имеется богатый угленосный слой, но относительно тонкий культурный, отсюда, думаю, и исходят оправдательные интонации в просветительских текстах о наступающем или даже уже наступившем расцвете искусств, о высоком качестве местных театральных трупп (что, кстати, правда). Хронология списка местных знаменитостей уходит корнями не глубже начала XX века, главная архитектура здесь, конечно, индустриальная. Самый большой в Остраве собор Божественного Спасителя (1882–1886) не просто похож на небесный корабль, он и есть настоящий корабль, какой-то причудой Господа выброшенный на угольно-стальной берег. Кружевная Прага, пряничный Чески-Крумлов, пышные Карловы Вары принадлежат совсем другой Чехии.
Транспортная развязка в силезской Остраве
Пролетарская Острава выковывает для родины привыкших к преодолениям людей твердого характера — политиков и спортсменов, генералов полиции, горных инженеров — и по большому счету только еще приступает к конвейерному производству художников тонкого нрава и поэтов с особой организацией нервной системы. Огроменная темно-синяя стрела, заключенная в окружность, эмблема сталелитейного концерна, свойственнее этому городу, чем мурал с портретом поп-дивы Мередит Брукс (не сильно-то оригинально прозванной сетевыми остряками остравской Мадонной), даже если он пульверизатора международного мастера стрит-арта Нильса Вестергарда. Или вот скульптура «Любовники» в Гусовом саду, работа Мариуса Котрбы: остроумно придуманное, очень эротичное сплетение толстых колец и труб в откровенном акте плотской любви. Промышленной любви.
Черное остравское время, как принято считать, остановили в 1990-е, чтобы оно очистилось и побелело. Посткоммунистические правительства перестали дотировать убыточную угольную отрасль, реструктуризовали металлургию — из-за экономической нецелесообразности и угрозы для человека и природы. Уменьшилось и число предприятий химпрома. Закрыли, например, завод минеральных масел Ostramo, его цеха пришли в запустение, а вот накопители токсичных отходов так и не удалось до сих пор вычистить. Отвратительные масляные озера получили романтическое название «лагуны Ostramo», но я никому не пожелаю в них купаться.
Собственно в городе уголь не добывают и нефтяные продукты не очищают уже четверть века, а вот сталь все еще, представьте себе, выплавляют. Превратился в музей один из самых известных здешних промышленных объектов, шахта Anselm. С середины XIX века она принадлежала семье Ротшильдов. Основатель австрийской ветви знаменитой финансовой династии Соломон Майер, пожалованный баронским титулом и званием почетного гражданина Вены, вложил в развитие тяжелой промышленности Моравии и Силезии значительные капиталы — и не прогадал. Ротшильд поименовал шахту по своему, уже взрослому к той поре сыну. Другой рудник Ротшильд-старший назвал именем супруги Каролины, третьему дал собственное имя. С течением времени все эти шахты попали внутрь растущей Остравы, оттого городское подземелье пронизано штольнями, штреками, шурфами и квершлагами, в которые и просела по пояс древняя крепость. Законсервированы, но все еще напоминают о себе человеческими именами и