«Коренной», «первобытный», «первородный» — это все научые дендрологические термины. Чтобы так называться, лесу нужны крупные живые и отмершие деревья (в соотношении примерно 76 на 24 процента), повышенная затененность, разные возрастные и горизонтальные уровни растительности, а главное, непрерывный естественный режим существования без любого постороннего вмешательства. В Шумаве распространены ели, пихты, буки, вязы, клены возрастом до и за 400 или 500 лет, а также различные эндемические растения и магические грибы. 50-метровые ели, как утверждают лесные ученые, растут в Шумаве по крайней мере уже 9 тысяч лет, самые отважные исследователи прибавляют к таким оценкам еще 3 тысячелетия. Понятно, что с подобным богатством можно поступать только двумя способами: деятельно изучать, спиливать, улучшать, прореживать, уничтожать девственную чащу — или же любоваться ею с опушки, не надеясь на понимание, как не надеялся у Стругацких филолог Перец из Управления по делам леса.
В Чехии не первый год ведутся дискуссии о путях сохранения или развития заповедных лесов Шумавы. Руководство национального парка предлагает максимально расширить охраняемые участки и предоставить природе на протяжении десятилетий или столетий самой решать свои проблемы, как это, собственно говоря, и было заведено господом Богом. Наиболее радикальные дендрологи считают, что в зону I Боубинского леса нельзя вообще никого и никогда допускать, кроме больших ученых: ни по научным туристическим тропам, ни в сопровождении экскурсоводов, ну вот просто никак. А экологическая общественность полагает правильным способствовать решению задач очищения леса — в частности, вырубать больные деревья и высаживать молодые, вести борьбу с жуками короедами. Споры развернуты по широкому фронту: и о хозяйственном применении леса, и об использовании его в образовательных и рекреационных целях. Снова вспоминаются братья Стругацкие: в бестолково устроенном фантастическом Управлении существовали отделы Изучения леса, Вооруженной охраны леса, Искоренения леса, Помощи местному населению леса, Инженерного проникновения в лес, Научной охраны леса…
Применительно к прошлому и будущему Шумавы высказывается также альтернативная точка зрения. Она сводится к тому, что первородный лес все равно уже не является первородным, поскольку вторжение человека привело к необратимому нарушению равновесия всей экосистемы. Скажем, охотники, пусть и руководствуясь благими устремлениями, давным-давно перестреляли шумавских хищников — медведей, рысей, волков, поэтому в лесах чрезмерно расплодились олени, серны, зайцы, уничтожающие подлесок. А без подлеска лесные кущи становятся другими, поскольку меняются состав и структура зарослей. Дефлорацию Шумавы, таким образом, произвели время и прогресс, и на участке в 47 гектаров, даже оградив его высоким забором, подлинную девственность леса не сохранить.
Зоологи восстановили популяции волков и рысей, орнитологи разводят здесь ценных глухарей, которые во всей Чехии водятся только в Шумаве. Но вот что делать, например, с главным и особо опасным вредителем, жуком короедом? Короед-типограф тоже коренной житель первородного леса, только такой, который грозит вообще его сожрать. Этот неприятный жук питается лубом и заболонью хвойных растений, самым свежим и вкусненьким, что только есть у дерева. Самец находит ослабленную, допустим, елку, прогрызает в древесине ход и привлекает подруг вонючим веществом под названием феромон. После оплодотворения самка прогрызает под корой свой коридор, в котором откладывает яйца. Ведомые инстинктом личинки ищут дорогу к свету перпендикулярно материнскому лазу. Каждый коридор оканчивается так называемой колыбельной, где куколка превращается в молодого жука. Потом жук прогрызает кору и сытым вылезает наружу, а внутри дерева образуются высушивающие его причудливые рисунки пустот.
Деталь ворот здания городского магистрата в Пльзене
Короед вредит лесному хозяйству в целом и первородным лесам в частности. Или, наоборот, приносит пользу? Одни специалисты утверждают: жук есть санитар Шумавы, он охотится за больными деревьями, оздоравливая лес. Другие знатоки природы возражают: пусть от сухостоя и всего иного лишнего Шумаву очищают лесники, а короеду мы подложим отравленные тренировочные бревна. В общем, тут все по-своему правы, проблему легко не решить: первородный лес сам себя медленно обновляет (значит, выглядит он не как ухоженный садовником парк), но вот способна ли природа в нынешних условиях защищать себя стопроцентно правильно?
Еще одна напасть Шумавы — стихийные бедствия вроде пожаров или урагана по имени Кирилл, который в январе 2007 года доставил крупные неприятности Западной и Центральной Европе, и я прекрасно помню вой этого воздушного вихря скоростью под 170 километров в час. Ураган, словно спички, переломал множество деревьев на вершинах и склонах Шумавских гор, урон оказался особенно велик из-за нехватки подлеска. Понятно, что с палеозойских времен горы переживали и не такое, но вот такое случилось прямо на наших глазах, и ученые снова пустились в спор: нужно ли что-то с этим делать или правильнее оставить все как есть? Не делать ничего, просто ждать, пока напасть повторится снова?
Охраняемую природную зону Шумавы, самым защищенным от человека участком которой является национальный парк, ежегодно навещают почти два миллиона гостей, и с этим потоком даже коронавирус ничего сделать не смог. Туристы гуляют по десяткам специально проложенных и старательно размеченных тропинок в Королевской чаще или на склоне Пепельной горы, катят на велосипедах от Модравы до Квилды транзитом через Корытко, форсируют Амалину долину и пересекают Местиштский овраг, осматривают природные памятники — Мултерберское болото или исток Рачинского ручья, поднимаются на Йилмову скалу и на вершину Шпичак. Они имеют право и возможность зачерпнуть пригоршню воды из ледниковых Черного и Чертова озер, насладиться восходом солнца на Вышебродском перевале и закатом с гребня горы Поледник, посетить аж четыре отделения музея Шумавы в разных городках и изучить научно-популярный журнал Šumava, издающийся в Вимперке, где, к слову, расквартировано Управление национального парка. «Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его?» — делился чувствами с собеседниками Лев Николаевич Мышкин. Курс лечения от эпилепсии князь проходил в Швейцарии. Но, может быть, Федор Михайлович ошибся, а на самом деле герой его романа отдыхал где-нибудь в Böhmerwald?
Северо-восточная, чешская сторона Шумавского хребта куда более пологая, чем юго-западная, немецко-австрийская
Весь средневысокий шумавский хребет — от пограничного местечка Железна-Руда до южной границы области, береговой оконечности самого большого в Чехии водохранилища Липно, плотина которого перегораживает молодую Влтаву, — находится в распоряжении любознательных, но обязанных сохранять ответственное отношение к окружающей среде тури-тура-туристов. Самодельная велогонка Giro di Lipno, которой я подверг себя на другой же день после прибытия в этот благословенный край, 80 километров — самое простое из времяпрепровождений, возможности наслаждаться и пользоваться природой тут ограничены только здравым смыслом. Так что все мы неизбежно с большой пользой для физического здоровья и психики проводим в Шумаве свободное время, полной грудью дышим свежим воздухом, с удовольствием выпиваем и с аппетитом закусываем, а потом ночуем в каком-нибудь горном шале, по-местному horská chata, или в какой-нибудь прибрежной избушке. Всем другим хатам и избушкам я предпочитаю апартаменты Jezerka в крошечной деревне Пршедни-Вытонь: открыточный лейквью, свои пристань и площадка для гриля, бесплатный вай-фай, костел Святых Филипа и Якуба и террасная харчевня «У старого вдовца» в двух шагах. Но нужно понимать: наша вселенская посещаемость не делает заповедные леса Шумавы первобытнее. Ровно наоборот.
В любом лесу, учат писатели и философы, человек лицом к лицу сталкивается со своим прошлым, хотя бы потому, что почти все, что мы видим вокруг себя в чаще, в роще, в бору, — старше, увереннее, закоренелее нас. Лесная экосистема сложна и непостижима, любое тщание понять ее оборачивается метафизическим поиском, а попытки вовлечения в нее в конечном счете губительны. Лес остается вызовом человеку со стороны внечеловеческих сил, и сам факт его существования подтверждает ограниченность нашего понимания бытия. Управление лесом поэтому нереально и невозможно, и не только в книге в жанре фэнтези.
В те годы, когда Штифтер и Клостерман сочиняли оды родным просторам, обширными шумавскими угодьями управляли из недалекой от опушки Бланского леса резиденции в Крумау (Крумлове) аристократы из рода Шварценбергов. Поэты называли их очаровательный город в верховьях Влтавы воротами Шумавы. В наше время Чески-Крумлов, с тщательно приведенным в порядок замковым комплексом, с нарядной россыпью кварталов в стилях ренессанс и барокко, превратился в популярнейший международный адрес и, следовательно, источник бюджетных доходов.
В докоронавирусную эпоху с первого до последнего дня сезона в Чески-Крумлов прибывали десятки и сотни автобусов с туристами. Необременительная однодневная поездка из Праги — осмотр города с посещением замка, обед в рыбацкой харчевне, прогулка по древним улицам и площадям, по старому парку, а посередине его летний павильон для господ и озеро с кувшинками, сувенирный шопинг — входила в обязательную программу практически любого гостевого тура в Чехию. Несколько лет назад нам довелось в компании друзей провести в Чески-Крумлове новогодние праздники, и домой мы вернулись озадаченными: впечатление сложилось такое, будто посетили Юго-Восточную Азию, куда невероятным способом перенесся европейский пряничный город, — он был переполнен туристами из Китая и Таиланда. Удивление в этом древнечешском, но временно населенном азиатами мире вызывал, например, и ресторан азербайджанской кухни под замковой скалой, но таковы законы