pa3ot. Мы не сдаемся без боя.
Часы ратуши в Жижкове
Фрагмент оформления ратуши в Жижкове
Для чешской столицы локальные привязанности вообще характерны, многие горожане считают, что живут в первую очередь в Баррандове, в Карлине, в Албертове, в Нусле или в Смихове и только потом в Праге. До того как сложиться воедино, город существовал в виде совокупности местных коммун и общин, раньше бывших пригородными деревнями или самостоятельными городками, и швы все еще видны. Глобализация стирает различия между соседними районами, но окончательно пока не стерла, некоторые сопротивляются, и в последние годы эта бунтарская сила, по моим наблюдениям, не ослабевает. Напротив, множатся «локальные» вывески над витринами магазинов и дверями ресторанов, выходят свежие книги и брошюры о местной топонимике и топографии, набирают популярность экскурсии по окрестным кварталам и рынки со «своими» товарами, растет число районных праздников и конкурсов, учреждаются маленькие, но приятные премии и стипендии. Когда я делюсь с чешскими друзьями идеями об этосе Жижкова, они пожимают плечами — мол, Ватсон, это элементарно! — однако, исходя из своего опыта проживания в других пражских районах (например, во вполне комфортных Гайе и Крче), могу сказать: ничего такого я там не ощущал.
Понятно, откуда исходят экзистенциальная компактность Жижкова и целостность его восприятия. Этот район планировался и возник быстро, фактически в один австро-венгерский присест, за два-три десятилетия, по столичным (Вены и Праги) художественным лекалам и архитектурным принципам. Строительный импульс Жижкова совпал с расцветом в Чешском королевстве исторического романтизма, который можно назвать и национальным возрождением, и всплеском национализма. До середины XIX века к востоку от крепостных стен Праги существовали в основном холмы и поля, виноградники и винодельческие хозяйства да отдельные усадьбы. Едва ли не единственным крупным индустриальным предприятием была с этой стороны от города патронно-капсюльная фабрика французских предпринимателей Луи Сельера и Жана Белло. Дорога на Вену шла долиной между холмами Святого Креста и Витковом, по трассам нынешней Гуситской улицы и улицы Маршала Конева. И каждый чех, направлявшийся из своей нацстолицы в столицу империи, знал, что на склоне Витковского холма горстка фанатичных гуситов, тех самых «воинов Божиих», в 1420 году в честном бою одолела рыцарскую конницу императора Сигизмунда I.
Ян Жижка распорядился соорудить на западном гребне Виткова два деревянных редута, а на южной стороне построить бревенчатую башню, грамотно организовал оборону, так что его немногочисленные солдаты опрокинули нападавших, с потерями откатившихся к берегу Влтавы. Сигизмунду в итоге пришлось снимать осаду Праги и сворачивать крестовый поход, первый из пяти неудачных, созванных святой Церковью против еретиков из Богемии. По числу участников (несколько тысяч с обеих сторон) и погибших (несколько сотен) столкновение на холме под Прагой правильнее называть стычкой, а не сражением. Но борьба за национальное дело не приемлет малых форм, поэтому и говорим: Витковская битва.
Идеолог чешской церковной реформации Ян Гус якобы воскликнул, услышав смертный приговор в свой адрес: «Я гусь, но за гусем прилетит лебедь!» Проповедник намекал на то, что дело его в любом случае не погибнет. Единственным источником своей веры гуситы считали Священное Писание, большинство церковных институций полагали избыточными, жаждали демократизации литургии, богослужб на чешском языке и предполагали исповедоваться напрямую Господу Богу, а не его посредникам в сутанах. Главная претензия гуситов к клиру состояла в том, что священники были оторваны от паствы, зато новые «народные» проповедники рекрутировались сплошь из бедняцкой толщи, делили с простыми людьми хлеб, меч, кров и все казались друг другу братьями и сестрами. После мученической смерти Гуса, сформулировавшего главные лозунги обновления, «еретическое» движение быстро радикализовалось и приобрело революционный характер. Разразились продлившиеся полтора десятилетия и охватившие часть Центральной Европы гуситские войны, а в Чешских землях эти войны оказались гражданскими.
Об обстоятельствах кончины магистра Яна в Жижкове напоминает уютная площадь кварталом ниже улицы Сейферта и кварталом выше Гуситской. Kostnicka не от слова «кости», а от названия немецкого города Констанца (чешск. Kostnice), где, напомню, состоялся XVI Вселенский собор, пославший Гуса на смерть. В сквере на площади растут два дуба, липа, клен и еще одно дерево, породу которого нам не удалось определить. Между дубами и славянской липой открыто простецкое уличное кафе с названием «Под кронами деревьев», всех сразу. Отовсюду — и снизу, и сверху, и сбоку — к кафе сбегаются неширокие переулки, и вся эта площадка на пологом склоне холма, окруженная разноцветными одностилевыми домами, находится одновременно в нескольких плоскостях. По утрам и вечерам, под косыми лучами солнца, тут невероятной красоты освещение. Это очень пражская, многократно искривленная в пространстве архитектурная история, оттого Костницка так популярна у мастеров кинематографа. Пару раз в год здесь снимают то картинки нацистской оккупации, то сцены анархистского бунта, то историю чьего-то романтического знакомства. Но про еретиков и крестоносцев не снимали: все-таки не средневековые экстерьеры.
Памятник Яну Жижке. Вид с крыши Национального монумента (1941–1950). Скульптор Богумил Кафка
Самые решительные лидеры гуситов призывали безотлагательно создать «общество равных», для чего требовалось, в частности, громить и грабить монастыри, изгонять католических священников из храмов, да и прочих несогласных со скорым пришествием Христа не жалеть. На горе Табор (Фавор) в южной Чехии гуситские радикалы (прозванные таборитами) основали укрепленный лагерь, в котором дожидались запланированного на середину февраля 1420 года конца света. Вслед за ним для всех людей доброй воли должен был наступить земной рай. Этого не случилось, однако проповедники уверяли: пророчество все одно свершилось, Мессия среди нас, если не телом, то духом. Свет, так или иначе, уцелел в своем более или менее привычном облике, и вставший во главе армии простолюдинов воевода Жижка до самой смерти в 1424 году сопротивлялся внешним католическим нашествиям и внутренним распрям.
Опытный полководец Жижка, по первой военной профессии наемник, ветеран бессчетных европейских сражений (как уверяют некоторые историки, даже Грюнвальдской битвы), служивший то тому, то этому феодалу, в молодости возглавлявший шайку разбойников, потерял в боевых упражнениях сначала правый, а потом левый глаз, но сохранил стратегическую зоркость. В отношениях с врагами Ян Жижка из Троцнова обходился без христианского милосердия, за что получил от неприятелей кличку Страшный Слепец. Исследования черепа гуситского воеводы, проведенные с применением суперсовременных технологий, склонили специалистов к заключению о том, что полностью зрения он все-таки не утратил, то есть слепым только притворялся. Останки полководца обнаружили в начале XX века в подземелье храма Святых Петра и Павла в городе Часлав, в бывшей гуситской твердыне. Пожелтевший свод жижковского черепа помещен на сафьяновую подушку под стеклянный колпак в парадном зале ратуши, желающих приобщиться допускают каждые два часа. Выставка одного получерепа производит морбидное впечатление: не то анатомический экспонат, не то светско-патриотический объект веры. «Слепой вождь слепого народа», — шутят самоироничные чехи.
Жижка был талантливым стратегом, а еще автором своего рода устава воинской службы, передового для своего времени документированного «армейского порядка», устанавливавшего, кто, что, почему, куда и как в учении и в бою. Войску гуситов приписывают, в частности, пионерное применение передвижных полевых укреплений (скрепленных цепями повозок, вагенбургов), это так называемая чешская боевая легенда. Теперь в сатирически-патриотической пивной «У выбитого глаза» под холмом Витков в виде гуситских повозок выполнены пепельницы.
Существуй он в действительности, именно в этом пивняке коротал бы долгие вечера Яра Цимрман, универсальный чешский герой. Цимрмана придумали в середине 1960-х годов два молодых пражских драматурга, и вот уже полвека на жижковской сцене, в паре сотен метров от «У выбитого глаза» с неизменным аншлагом идут спектакли, посвященные невероятным приключениям этого во всех отношениях незаурядного персонажа. Чешский Козьма Прутков совершил множество научных открытый, сделал множество удивительных изобретений, реализовал множество полезных обществу идей. Именно Цимрман, дитя поздней австро-венгерской эпохи, оказывается, реформировал школьную систему Галиции, предложил выкопать Панамский канал и написать оперу об этом мероприятии, заложил основы кукольного театра в Парагвае, изучал быт и традиции самоедов. Он давал непрошеные советы по драматургии Бернарду Шоу, поучаствовал в создании таблицы Менделеева, приделал цоколь к первой электрической лампочке Эдисона, удобрил вишневый сад в поместье Чехова, изобрел компакт-диск (CD означает Cimrmanův disk), выполнил дизайн раздельного мужского купального костюма. Яра Цимрман — выдающийся драматург, поэт, музыкант, преподаватель, путешественник (он покорил Северный полюс, промахнувшись всего на семь метров), философ, изобретатель, криминалист и спортсмен — совершенно точно является одним из ключевых образов современной чешской культуры. И самое главное: Цимрман, выходец из семьи чешского портного и австрийской оперной певицы, был образцовым патриотом, иначе не оставил бы в своем дневнике запись «Хотел бы я снова увидеть свою родину — Böhmen». Бесспорно, такой незаурядный человек смог бы внести решающий вклад в международное продвижение гуситских идей, если бы только такая идея пришла в голову его создателям.
Католическая церковь сочла за благо пойти на ритуальные уступки, принятые уставшим от войны умеренным крылом гуситского движения (чашниками), но отвергнутые радикалами-таборитами. Дальше они выясняли отношения не только с немецкими рыцарями, но и, особенно яростно, между собой. Последним большим сражением гуситских войн стала в 1434 году битва на Липанском поле, точно посередине Чешских земель. Табориты были разбиты номинальными единоверцами. В итоге, после теологических споров и дискуссий на церковных соборах, тем, кто победил на поле междоусобной брани, разрешили практиковать христианскую веру с отклонениями от правил Ватикана. Постепенно католическая церковь вернула свои позиции, права гуситов отменили, их общины выдавили из Чехии. Финальной точкой этой затянувшейся холопской герильи считается Тридцатилетняя война.