Pavlač.
С наследием старого режима, уютным чревом Жижкова, решительно боролись власти всех Чехословакий, намереваясь таким образом улучшить народную жизнь. В 1930-е отсюда в глухую провинцию перевели взрывоопасное патронное производство (фабричная труба до сих пор подпирает небо над Жижковом, а кое-какие бывшие котельные и мастерские в последние годы переделаны в нечто пафосное в стиле «индустриальная эстетика»). Еще до войны снесли (судя по воспоминаниям современников, совершенно напрасно) и популярный танцевальный зал Bezovka, ровно до которого дотягивалась первая в Праге линия электрического трамвая. Название танцзала присвоено теперь безликому сетевому супермаркету.
Дом на Гуситской улице, Жижков
Коммунисты, получив власть, тоже проявили заботу о трудящихся: внутри холма Святого Креста устроили бомбоубежище на 2500 человек. Некоторая его часть до сих пор остается в рабочем состоянии, другие помещения отданы под склады телефонной компании и альтернативный музыкальный клуб. В конце 1970-х по воле компартии приступили к масштабной операции по полному сносу исторического Жижкова. До «бархатной революции» успели уничтожить несколько кварталов вокруг Ольшанской площади и к северу от нее. На освободившемся пространстве появлялись типовые многоэтажки, но новые политические перемены, к счастью, остановили этот строительный раж. Смешно выглядит теперь площадь Яна Амоса Коменского, на которой и случилась остановка проекта: одну ее сторону замыкает здание гимназии и музыкальной школы, спроектированное при Габсбургах в стиле нового ренессанса, все остальное вокруг — соцмикрорайон с почтовым отделением и унылой булочной. Площадь пару лет назад подвергли реновации в холодном техностиле, понарасставляли по периметру неудобные лавки без спинок, землю застелили гранитной плиткой и покрытием из сибирской лиственницы.
Но я, дитя московского бетонного района, признаться, люблю и такой Жижков, он способствует философическим размышлениям. Уже на моей памяти вдоль Ольшанской улицы (на месте деревни Ольшаны) подняли два современных жилых комплекса, не таких пугающих, как в Москве, конечно, но тоже в назидание потомкам: чтобы через считаные десятилетия понимали, как не нужно строить дома и в каких стенах вредно и неудобно жить. А за консервой грузового вокзала растут микрорайоны будущего, на десяток тысяч квартирантов. Без всяких павлачей, ведь время сменило цвет.
У меня, признаюсь, есть соображения насчет того, почему так быстро меняющийся Жижков умудряется сохранять некоторые свои черты в режиме особой неприкосновенности. Поясню на примере. Однажды на Далимиловой улице целое лето проходили важные коммунальные мероприятия: меняли глубинные системы канализации, старые чугунные трубы на новые керамические, а потом цыганская строительная бригада неторопливо и с большим знанием дела укладывала брусчатку. Приступали спозаранку, так что, выглянув на балкон, я неизменно видел пропотевшие под майками-«алкоголичками» спины двоих камненош и двоих камнеукладчиков, а также одну лысую коричневую макушку бригадира, и прикидывал: со вчерашнего дня проект еще на полтора метра продвинулся на восток. Известно, что нет на свете ничего более увлекательного, чем наблюдать, как работают другие, тем более если эти трудолюбивые люди со старанием, пусть и скрытым за внешней ленцой, решают технически сложные задачи — выравнивания грунта (граблями), отбора гранитных брусков (щипцами), спрямления гранитных рядов по контрольной нити (руками), закладки камней, просыпки их песком и гравиевой крошкой и, наконец, окончательным выравниванием поверхности мостовой (колотушкой и метлой).
Недели через две или три задание было выполнено, и новую брусчатку на Далимиловой улице никто теперь не отличит от старой. Наш сосед, отсутствовавший в Праге все лето, и не подозревает, что вернулся совсем в другой Жижков, в недрах которого вода и нечистоты протекают не по ржавеющему металлу, а внутри практичной керамики.
19:00Нечистая силаМагическая ЧехияBohemie magicis
Люди, что по темным мостам идут
мимо святых
с тусклыми лампадами.
Тучи, что по серому небу плывут
мимо церквей
с сумеречными колокольнями.
Один, что облокотился о парапет
и смотрит в вечернюю воду, —
ладони на старых камнях.
Настольные солнечные часы, музей дворца Литомышль
Тему Праги как центрового магического города в частности и Богемии как столицы мистической Европы в целом разрабатывали многократно и нещадно — и философы, и поэты, и писатели, включая блестящих иностранцев Гийома Аполлинера и Андре Бретона, а теперь на ней безжалостно топчутся, с перерывом на пандемию коронавируса, журналисты и экскурсоводы. Итальянский славист Анджело Мария Рипеллино полвека назад сочинил подробную книгу под названием «Магическая Прага», это подлинный учебник для желающих постичь, так сказать, богемское чародействие, преимущественно через чешскую литературу, поэтику города и его многочисленные мифы. Ну и местные авторы не отстают: Мартин Стейскал только-только выпустил очередной том из серии своих очень познавательных трудов о «лабиринте алхимии Чешских земель» и «герметической Праге».
Пелена таинства всех этих рассказов тем плотнее, чем пламеннее посвященная им публицистика. Поскольку Прагу и Чехию живописали многие таланты, и свои, и приезжие, недостатка в огоньке не ощущается. Рипеллино считал, например, что важно верно схватить «связь между печальным пейзажем, пропитанным мировой скорбью, многократно умноженной отражениями в реке, словно в зеркалах, и сыпучей природой пражской истории, сотканной из крахов, подавлений и обвалов», и дело в шляпе! Да чего уж проще, это ведь вопрос гибкости языка и бойкости пера. Каждому почемучке Прага позволяет утолить тягу к чудесному.
Ключевыми персонажами богемской мифологии, в своем совершенном виде сформировавшейся к началу XVII века и детально отрефлексированной писателями и философами полтораста и сто лет назад, в пору чешского национального возрождения, а затем и после восстановления государственности, были астрологи и алхимики. Прагу также населяли специалисты различных сопредельных профессий: чародеи и волшебники, белые и черные маги, знахари и колдуны, мудрые раввины и каббалисты, мистики и чревовещатели, оккультисты, заклинатели духов, ну и все прочие. Алхимики составляли родословные, гороскопы, предсказывали будущее по движению и расположению звезд, а также руководствуясь толкованием явлений природы. Частое карканье вороны предвещало дождь, кометы предрекали несчастья, рожденным под знаками Сатурна и Юпитера предначертывалось славное будущее… Постоянные войны, эпидемии чумы и сифилиса, страх османских набегов, чреватые насилием религиозные раздоры обостряли ощущение бренности жизни, подпитывали жажду предсказаний и желание отведать настоек из оленьих рогов и дубовой коры. В Богемии все это наложилось еще и на активизм гуситов-хилиатов, ожидавших конца света и пришествия Спасителя — фигурально говоря, если не в следующую пятницу, то месяцем позже.
Алхимики сосредоточивали усилия на качественных изменениях предметов, их перерождении и переходах «на новый уровень», иными словами, на Великом делании. Отчасти врачи, немного химики, иногда шарлатаны, они занимались поиском «философского камня» (реактива, необходимого для трансмутации в золото других, не столь благородных металлов), символом которого был пожирающий собственный хвост змий уроборос, составлением лекарств и препаратов — пилюль бессмертия и эликсира вечной молодости. Подробности можете отыскать у Карела Чапека в фантастической пьесе «Средство Макропулоса», там дочка греческого лекаря волей-неволей приняла чудесное снадобье. Оставшись молодой и прекрасной, она прожила 337 лет, увидела даже современную Чапеку освобожденную от монархической тирании Чехословакию, но счастливой, понятное дело, не стала. И астрологи, и алхимики примерно в равной степени сеяли предрассудки и суеверия, но и науку продвигали тоже: развивали теории о связи человека и Вселенной, разрабатывали медицинские рецепты, углубляли географические, метеорологические, металлургические познания, обосновывали философские и космологические концепции.
Мартин Стейскал обнаруживает первые проблески богемского алхимизма во тьме XIV века, в написанном в 1394 году дидактическом стихотворении «Новый совет» Смиля Флашки из Пардубиц, его принято считать зачинателем национальной сатирической поэзии. Это изложенное в форме животного эпоса нравоучение, своего рода средневековый The Lion King: 44 советника, звери и птицы, от слона до синицы и от осла до павлина, высказывают свои суждения о правах и обязанностях властителя только что усевшемуся на престол молодому царю зверей. Обезьяна из этой басни предлагает льву «отдать свои волю и хотения на полезное учение — волшебство творить и золото из дерева делать». Столетием позже силезский священник Ян Тешинский составил на латыни два посвященных алхимии трактата; оригиналы не сохранились, но ссылки на них содержатся в более поздней профессиональной литературе.
Экспонат выставки астрономических приборов в Клементинуме
Утверждения об особой астральной магии Праги подкреплены многими обстоятельствами. Например, теорией о специальных опаловых зимних туманах, окутывающих Старый и Новый город вместе с Градчанами и Мала-Страной мистической дымкой. Ключевую роль играют воспоминания о временах Рудольфа II, чудаковатого Габсбурга, при дворе которого кормились астрономы вроде Тихо Браге и Иоганна Кеплера, алхимики вроде Джона Ди и Михала Сендзивоя (Сендивогия), некроманты вроде Эдварда Келли и Марко Брагадино, художники-маньеристы вроде Джузеппе Арчимбольдо и Бартоломеуса Спранглера. Император слыл поклонником искусств и наук, покровителем ученых и псевдоученых, прославился тем, что оказал заметную помощь в создании инфраструктуры многих потусторонних занятий. Рудольф стал еще и фигурой поп-культуры. Булгаковский Воланд включил его в число гостей на своем бале Сатаны. Бессмертная героиня «Средства Макропулоса» Эмилия Марти сочла императора развратником. Документы, как и нравы эпохи, позволяют судить, что не без основа