golden oldies. На зимний период Иван закрывает лавочку и отправляется в Вест-Индию, пополнять коллекцию алкоголя и экзотического сырья для творческой работы. Из его скульптурных произведений мне больше всего нравятся выточенный из орехового дерева грецкий орех величиной с пушечное ядро и огромное ухо, отполированное до блеска и покрытое алкидным лаком, размером с бочонок.
Среднечешский край словно специально собирал ожерелье из малых городов, собирал, собрал — и повесил на шею Праге. И теперь у каждого города приготовлен свой собственный драгоценный камень для общенациональной сокровищницы: в Нимбурке это чудом пережившая века линия кремлевской стены с шестью гранеными башнями, в Стара-Болеславе так называемый палладиум[72] Чешских земель (нагрудный рельеф с изображением Богоматери работы византийского мастера начала X века), в барочном Мельнике редких качеств лоза для производства красного и белого, а также бездонные винные погреба замка князей Лобковиц, в Пршибраме мистический комплекс Свата-Гора с выдающихся размеров клуатром и шеренгами статуй библейских пророков и святых королей[73], конечный пункт международного паломнического маршрута Via Nova.
Иногда к историческим или географическим достопримечательностям прилагается еще бонус за достижения в области культуры: в Нимбурке, например, при пивоваренном заводе, провел детство писатель Богумил Грабал, поэтому теперь сорта местного пенистого носят название персонажей его популярных романов, повестей и рассказов. Грабал, как Пушкин Кишинев, ничуть не жалел заштатный Нимбурк, но это теперь совершенно не важно, важнее причастность к памяти гения.
Самое богатое подношение — в буквальном смысле слова полные сундуки денег — сделала родине Кутна-Гора, потому что именно здесь когда-то чеканили монету для всей Центральной Европы, не для одной только Чехии, и добывали когда-то треть всего европейского серебра. В позднем средневековье Богемия была важнейшим международным эмиссионным центром, основой денежного обращения в широком поясе от Балтийского до Черного моря (включая и Краков, и Буду, и Москву, и Киев, и Великий Новгород) являлся тогда не флорин и не гульден, а пражский грош.
Дом U Tři kralů, Кутна-Гора
Шахтерская область в полусотне километров восточнее Праги подхватила серебряную лихорадку в самом конце XIII столетия, и эта болезнь, подозреваю, была верным прообразом знаменитой калифорнийской золотой. Из соседних земель, прежде всего германских, но не только, в Богемию стекались алчущие скорого обогащения старатели: на рудниках, как считается, ежедневно трудились до 60 тысяч рисковых ребят, кто на короля-батюшку, а кто, тайком, на себя самого. Костюмы горняков были неожиданно белого цвета: некрашеное полотно обходилось дешевле, а заметить такое одеяние в подземелье при неверном свете масляной лампы оказывалось легче, чем любое другое. Хаотичное нагромождение окружавших шахты лачуг, шалашей, трактиров, притонов, лавок, лекарен, бань постепенно превратилось в селение Куттенберг (да, преимущественно немецкоязычное), получившее в 1318 году статус королевского города. Это означало, что город считался собственностью монарха (шире говоря, короны), жители относились к свободному сословию, платили подати в казну, а не какому-нибудь светскому или церковному феодалу, и потому пользовались важными для человека средневековья вольностями. Таких городов в Богемии, Моравии и Силезии в Новое время насчитывалось полсотни[74].
Поскольку серебра на все не хватало, новые монеты часто перевыпускали из старых. Содержание драгметалла в них постепенно, но постоянно сокращалось, случалось даже так, что нанесенные на аверс и реверс изображения проступали на противоположных сторонах в буквальном смысле слова утонченных монет. Торговля меж тем развивалась, Европе требовалась практичная мера стоимости товаров и услуг, а тут из чешских недр принялись ежегодно извлекать по 20 дополнительных тонн чистого серебра. При короле Вацлаве II Пржемысловиче, разработчике передовых для своего времени денежной реформы и свода законов по горному праву, в Куттенберге силами флорентийских специалистов организовали монетный двор. Свободное обращение серебра король запретил, монополизировал прибыли, все добытое в приказном порядке подлежало обмену на grossi pragenses, подражание итальянскому grosso и французскому gros.
Каждый такой грош, самая крупная серебряная монета своего времени, которую выдумавший ее король пышно именовал «вечной», делился на 12 парвусов (затем геллеров), весил около четырех граммов, имел почти три сантиметра в диаметре (для сравнения: как выпущенный к Олимпиаде 2014 года в Сочи 25-рублевик), содержание серебра поначалу превышало 90 процентов. В этот период («поначалу») на грош можно было приобрести две курицы, сапоги стоили пару монет, корова обходилась в 55. Высокопробные и красивые, пражские гроши на протяжении двух с половиной столетий выполняли функции платежного средства в нескольких или даже во многих странах. Они вытеснили из обращения популярные прежде в Европе денарии (денье, динейро, пфенниги), которые относительно быстро изнашивались и в том числе поэтому утратили стабильность веса и курса. Один пражский грош, сувенирный, лежит передо мной: удобная монетка с короной на аверсе и двухвостым львом на реверсе, приятно заработать и легко потратить.
Казна получала огромные доходы, Кутна-Гора стала королевской мошной, а также драйвером, с позволения сказать, экономического развития среднеевропейского и средневекового королевства. Город лопался от денег, сюда приглашали лучших скульпторов и архитекторов, здесь строили прекрасные соборы и замки-дворцы с явным прицелом «доказать Праге». Панорама старой Кутна-Горы прекрасна: только посмотрите от здания бывшего иезуитского коллегиума на силуэты башен и островерхих крыш, которые медленно тонут в туманной дымке над долиной реки Врхлице! Так выглядит некогда второй город королевства, который намеревался стать первым, а в нынешней республике является 59-м. Сочетание гордого великолепия и беспросветной провинциальности и поражает больше всего, а некоторых жителей Кутна-Горы наверняка ранит.
Кутнагорское финансовое предприятие поставили под угрозу гуситские войны (город сжигали дважды), и, хотя чеканка монет через несколько десятилетий возобновилась, пражский грош утратил доминирующее положение на рынке. В начале XVI века, когда в Рудных горах открыли очередные серебряные прииски, королевский монетный двор передвинули в Санкт-Йоахимсталь (от немецкого «долина Иоакима», деда Иисуса Христа и святого покровителя горняков, — нынешний Яхимов). Рудники в Кутна-Горе потихоньку истощались, и в 1550-е годы многие штольни были затоплены. Всего в кутногорском шахтном районе добыли 2500 тонн серебра и 100 тысяч тонн сопутствующей меди. Эра пражского гроша завершилась, пришло время иоахимсталера (гульденгроша), увесистой серебряной монеты весом почти в 30 граммов, потом просто талера (в России известного как ефимок), а еще через много «потом» доллара (известного в России как доллар). И оно до сих пор продолжается.
Вацлав II приказал возвести в Кутна-Горе, для удовольствия и неги своих денежек, специальный дворец Влашки-Двор («итальянский двор»), там гроши и появлялись на свет, но до поры до времени хранились в кромешной темноте коробов и сундуков. Дворец, служивший Чешскому королевству национальным банком, был хорошо охраняемой крепостью, с чеканочной мастерской, разными кузницами и сребросокровищницами, а потом превратился в запасную резиденцию нескольких монархов, которые чахли там над златом и примеривались, не сделать ли им процветавший город столичным. Под сводами Влашки-Двора происходили заметные политические события, здесь подписывались важные государственные документы. Вацлав II повелел оборудовать для личных целей роскошную часовню и великолепный парадный зал, в котором ныне проводят свадебные церемонии. Почему же все это кончилось? Историки экономики считают, что смертельный удар пражскому грошу, а заодно и перспективам Кутна-Горы нанесли не гуситы и не внутричешская монетная конкуренция, а открытие Америки — точнее говоря, открытие за океаном богатейших месторождений драгоценных металлов, обесценивших чеканившиеся в Европе монеты.
Иными словами, славу Кутна-Горы уничтожила глобализация. Получилось так: город рос, развивался, раздавался на финансовых дрожжах только для того, чтобы потом целых 500 лет приходить в запустение. Серебряное время остановилось в середине XVI века, хотя кое-что по мелочи здесь чеканили до 1720-х. В память и в назидание потомкам в Кутна-Горе остались пышные соборы Святого Якуба и Святой Варвары, настоящие каменные учебники поздней (так называемой владиславской, или ягеллонской) готики. Храм имени покровительницы горняков мученицы Варвары, на скалистой террасе над Врхлице, в окружении виноградников и иных райских кущ, прямо-таки невероятно великолепен. Сын строителя пражского кафедрального собора Петра Парлержа Ян (Иоганн) замышлял это сооружение в пору финансового расцвета Куттенберга; заканчивали возведение храма через 500 лет, в начале XX столетия, когда никаких амбиций у городка уже не оставалось. По такому Божиему дому нужно ходить, запрокинув голову и бесконечно любуясь монументальными сводами с резными ребрами. Панорама собора Святой Варвары при ночной подсветке, часиков в восемь вечера, — одна из самых прелестных картинок, которые мне доводилось видеть в своей жизни.
Подсвечник с изображением шахтера и статуя шахтера. Собор Святой Варвары, Кутна-Гора
Это настоящая фата-моргана, оборачивающая время вспять, напоминание о средневековой славе Кутна-Горы. От этой славы нам остался компактный, застывший в воспоминаниях о прошлом городской центр, и еще вопросы о том, могло ли бы все сложиться вокруг этого центра по-другому. Да нет, не могло — прошлое безальтернативно, случилось так, как случилось, и если на массивных внутренних вратах Влашки-Двора начертано