Noli me tangere, то это и значит, согласно Евангелию: ни за что ко мне не прикасайся! Рудные жилы уходили в землю все глубже, горняки, призраки в белом, своими кирками и лопатами добраться до металла уже не могли (хотя спустились до 600 метров, так низко в XVI веке не зарывался никто в мире), и серебряная кровь больше не горячила город и его короля.
В Кутна-Горе кажется логичным предаваться философическим размышлениям о смысле труда, праздности и власти денег, о Великом делании, подобном алхимическому. Глазеешь на дворцовые росписи и соборные фрески, некоторые выполнены в немного голландском стиле — вот «Разделение руды», вот «Работа у лебедки», а вот и «Чеканка монет», люди-мураши копошатся, честно добывая свой хлеб, — и прикидываешь, какой именно технический способ использовался при производстве пражских грошей. В Европе было известно два: тиснение готовых серебряных кружков на винтовых прессах и прокатка раскованных полос через валки со штемпелями с последующей вырубкой монет. Думаешь, а вот неплохо бы поработать чеканщиком — постоянно при деньгах. Но при прояснении деталей такое желание пропадает: мастер превращал в гроши серебряные полуфабрикаты, ворочая трехкилограммовой кувалдой, при норме выработки в 2 тысячи монет за 10-часовую смену, то есть по три монеты в минуту. В помещении работала дюжина специалистов, они затыкали уши восковыми пробками, спасаясь от грохота, но все равно неминуемо глохли. Чеканщикам прекрасно платили, они были уважаемыми членами общества. Но нет, ни за какие коврижки!
Решительное промежуточное усилие поддержать славу пражского гроша и укрепить положение национальной монеты предпринял в 1469 году король Йиржи из Кунштата и Подебрад, он-то и восстановил в Кутна-Горе прерванное военным лихолетьем монетное производство. Мне почему-то особенно симпатичен этот персонаж прошлого — гуситский вожак, последний монарх-чех (после него престол святого Вацлава занимали только инородцы и иностранцы), к тому же единственный в истории страны король не царской крови, пусть и не выходец из мужицкой семьи, а представитель богатой богемской аристократической фамилии. При этом Йиржи на самом-то деле не происходил ни из Кунштата (родовое поместье в южной Моравии), ни из собственно Подебрад (историки теперь сомневаются в том, что он родился в этом городке в полусотне километров от Праги).
Отец будущего короля, юный рыцарь по имени Викторин, был видным гуситским полевым командиром, чуть ли не адъютантом Яна Жижки, но скончался совсем молодым. Оставшийся сиротой в четыре года Йиржи начал военную карьеру еще круче своего родителя: в 14-летнем возрасте принял участие в чешско-чешской битве на Липанском поле. Потом Йиржи 35 лет воевал, и против католической оппозиции, и против своих гуситских братьев по вере, и против неприятеля из Саксонии и Венгрии, но к власти в 1458 году пришел с помощью мастерства переговорщика, а не благодаря грубой силе, хотя и опирался на обученное партизанской тактике войско.
Памятник королю Йиржи из Подебрад (1891), Подебрады. Cкульптор Богуслав Шнирх
При очень непростых внутренних и внешних обстоятельствах в Чешских землях в ту пору освободился трон, претендентов на корону насчитывалось несколько, и вот ценный приз выиграл не какой-нибудь очевидный фаворит, а фигура пусть относительных компромисса и согласия, земский управитель, сосредоточивший в своих руках значительную исполнительную власть, да еще предводитель одной из гуситских партий — то есть, по-нынешнему говоря, влиятельный функционер, опиравшийся на местные элиты. Случается и такое: именно за Подебрадского, а не за Габсбурга или Ягеллона — кто волей, а кто под давлением или убоявшись угроз — и проголосовали на собрании в Староместской ратуше представители сословий: и гуситы, и многие католики, и чехи, и некоторые немцы.
Непрочного вотума доверия королю Йиржи хватило на 13 лет царствия, до самой смерти. И до самой смерти он не сменил веру (в папской-то Европе!), причем обе его королевы, Кунгута из Штернберка и Йогана из Рожмиталя, нарожавшие в общем счете дюжину детей, были католичками. С правлением этого монарха в чешской историографии связан термин «королевство двух вер»: в стране уживались люди, верившие в Христа несколько по-разному. Свою корону вопреки правилам эпохи Йиржи завещал не сыну (хотя своих детей имуществом и деньгами не обидел), а польскому царевичу, поскольку полагал такой выбор для Чешских земель политически более перспективным.
Йиржи из Подебрад известен еще и тем, что настойчиво продвигал едва ли не первую в истории Европы концепцию добровольного политического соединения народов и стран, но этот проект коллективной безопасности оказался несвоевременным. Советник короля, итальянец Антонио Марини родом из Гренобля, к 1462 году разработал концепцию всеевропейского союза государей во имя Господа нашего. Разные версии этого дипломатического плана (Tractatus pacis toti Christianitati fiendae, «Договор об утверждении мира между христианами») Марини в доверительной обстановке представил в столицах нескольких государств, но повсюду встретил больше настороженности, чем поддержки.
Направленная на защиту от османской угрозы, христианская лига короля Йиржи действительно может быть воспринята теперь и как предтеча Европейского союза: споры предлагалось урегулировать мирным путем и методом свободной дискуссии, каждому участнику отводилось по одному равному с другими голосу, для разрешения конфликтов предназначался международный суд. В середине XV века, в еще не пробовавшей абсолютизма Европе, такое начинание не имело шансов на успех, тем более что Йиржи пытался ограничить в своей будущей Европе влияние папы римского и роль императора Священной Римской империи. Понятны и причины, по которым столь храбрую идею выдвинул хозяин окруженного могучими соседями государства — худородный король, которого наместник святого Петра полагал еретиком, почему и отлучил в конце концов от своей святой Церкви. Расстроенный неудачей, дипломат Марини покинул Богемию, чтобы больше в свиту гуситского короля не возвращаться.
В пору Йиржи Подебрады (по-чешски «возле брода») были благородным леном с панским замком-крепостью над эльбской водой да хижинами, в которых ютилась чернь. Теперь это прелестный курорт с источниками углекислой водички, полезной для тех, у кого неважно с сердцем. В мрачноватом замке помимо обязательного музея с экспозицией во славу короля размещен Институт языковой и профессиональной подготовки, проще говоря, курсы, по окончании которых иностранные абитуриенты получают возможность поступить в Карлов университет. Собственно, этим Подебрады и известны целым поколениям чешских иностранцев. Сырые замковые помещения при Иосифе II Габсбурге приспособили под квартиры для отставных офицеров, теперь это аудитории, в которых юноши и девушки из разных стран постигают правила склонения чешских существительных и произношения чешских свистящих и шипящих звуков.
Подчеркнутую международность подебрадскому замку придает и массивный серокаменный знак, напоминающий об опередившей время попытке чешского короля объединить то европейское, что объединению не поддавалось. Да, Йиржи из Подебрад и Антонио из Гренобля не смогли и не могли превратить грош в евро, а Прагу или Кутна-Гору подготовить к роли, которую теперь с такой натугой играет Брюссель. Однако безумство храбрых достойно песни: не смогли, так хотя бы попробовали. Во внутреннем дворе замка, у входа в городской кинотеатр, установлены 27 пластиковых сердец, каждое из которых легко вращается вокруг своей оси. Евросердца расписаны молодыми художниками-акционистами в национальных стилях стран, которые теперь формируют ЕС, а раньше-то тоже были в том числе и маркграфствами, и курфюршествами, и какими-нибудь еще зависимыми территориями. Больше других нам, конечно, понравилось честное чешское сердце: на фоне сине-красно-белого триколора тонкая юношеская рука показывает знак V.
Именно таких людей — тем более что Йиржи (по-нашему Юра) почти что из народа — положено считать провидцами. Вот еще что забавно: «гуситский король» не был ни особым умницей (толком не знал, например, немецкого, а латынь не учил вовсе), ни статным красавцем (его лицо и тело обезображивали оспины и шрамы). Умер он не героем и не мучеником, а от последствий асцита, имея явную склонность к ожирению. Тем не менее и Кунштат, и Подебрады поставили низенькому толстяку Йиржи из Кунштата и Подебрад памятники благодарности, один пеший, другой конный; элегантная площадь в Праге (в просторечии Jiřak) носит имя «гуситского короля». Подебрадский монумент, на высоченном постаменте, выглядит великоватым для небольшого города; во всей Чехии сыщется еще только пара таких громадных бронзовых всадников, ну вот святой Вацлав и Ян Жижка. Скажу я вам, неплохая троица.
От подебрадского вокзала к Эльбе протянулась череда курортных парчков с минеральными павильонами и киосками, в которых продают тонкие вафли, коробками навынос и поштучно, подогретыми, для немедленного употребления. Как и положено, на зеленой лужайке выстроена колоннада, повсюду садовые скульптуры, в основном обнаженные красавицы современной работы, но есть и Леда с лебедем посередине прозрачного фонтана. Имеются и часы с огромными желтыми стрелками, устроенные в 1934 году в виде клумбы благоухающих цветов. Невидимые добрые гномы, работники городского благоустройства, каждое утро меняют вазон с обозначением дня и месяца. Минуты и секунды из петуний и бегоний охраняют Адам и Ева, только что изгнанные из рая. Да уж, либеховский повар Вацлав Левы представлял себе этих библейских персонажей совсем по-другому. Право слово, и в голову не придет, что чешское время возможно отсчитать и таким образом.
21:00За каменной стенойЗамки, крепости, дворцы
К. шел вперед, не сводя глаз с Замка, — ничто другое его не интересовало. Но чем ближе он подходил, тем больше разочаровывал его Замок, уже казавшийся просто жалким городком, чьи домишки отличаются от изб только тем, что были построены из камня.