Спутник рассмеялся:
– Памирцы к жителям равнин и их верованиям относятся с иронией. Здесь небо гораздо ближе, значит, ближе и бог. Памирцы считают, что знают о высших силах много лучше, чем обитатели пустынь, верящие в своего пророка. Эта легенда появилась в Бадахшане на полтысячелетия раньше ислама. Хотя в ней явно слышны иудейско-христианские мотивы. Возможно, что к её созданию приложили руку несторианские проповедники. Змеи здесь, каких нигде в округе нет. Маленькие, вершков пять. Красивые! Обычно ярко-зелёные, но, говорят, и красные встречаются, и синие, и перламутровые. Непонятно только, кто говорит: укусы этих малышей смертельны, нападают они неотразимо, и у встретивших змей выжить шанса нет. Человека раздувает, что твой шар. Бредит, чертей видит, несколько часов – и всё, оформляй протокол. Кровь словно нефть становится, густая, чёрная. Сам видел. И никак от них не уберечься, ещё никто тут ночь не пережил, хотя многие пытались.
Горский недоверчиво посмотрел на Рамиля:
– Вы меня извините, конечно, но это ерунда какая-то. Перламутровые змеи, неизвестные науке, – так надо здесь непременно задержаться, отловить образцы. И вообще, змеи шума не любят, да и сами редко нападают, если не провоцировать. Или вы меня разыгрываете? Местные сказки пересказываете?
Аждахов вздохнул:
– Уважаемый, мы уж сколько знакомы? Я разве похож на ковёрного или комика какого? Это Памир, друг мой. Тут тайн и загадок ещё надолго хватит.
– Так, – решительно сказал Горский. – Значит, непременно надо здесь разбить лагерь, всё изучить. Вам цель нашей экспедиции напомнить? Научное изучение новых возможностей экономического роста социалистического Таджикистана! Вот она, эта возможность, перед нами. Пастбище-то какое! А пчеловодство? Да тут и курорт можно устроить, не хуже, чем в Пятигорске.
– Хорошо, хорошо, – усмехнулся Рамиль. – Только не в этот раз. Нас геологи ждут, не забыли? Заметили, что тропа почти неторная здесь? Местные долину за пятнадцать вёрст обходят, кружной дорогой. Я из немногих, кто тут бывает, да и то не каждый год. И не ночевал ни разу. Не хочется, знаете ли, проверять правдивость легенды ценой своей жизни.
– Не ожидал от вас, – сердито бросил Горский. – Современный человек, коммунист – и такое невежество.
Рамиль вновь рассмеялся. Вскочил, отряхнул колени.
– Мне нравится смотреть, как вы злитесь. Наверное, вы матёрый боец в научных диспутах. Но нам пора ехать, чтобы успеть к геологам засветло.
Кони шагали по еле заметной тропе неспешно, вздыхали – видимо, не хотели так быстро покидать эту чудесную долину, прихотливую игрушку природы.
Рамиль высвободил левую ногу из стремени, ловко перекинул через седло, усевшись боком, лицом к собеседнику. Опёрся локтем на торчащий из кобуры приклад карабина.
– Ну так что же, будете слушать страшную сказку об Изумрудной Западне?
– Только если из вежливости, – буркнул Горский. – Потому как мне кажется, что вы наговариваете на это волшебное место. Вы только поглядите, какая благодать! Луга так и заманивают прилечь отдохнуть, пчёлки жужжат.
– Пчёлки жужжат, – подхватил Рамиль. – А птицы не поют, заметили? Они тут не гнездятся, потому как милые змейки уничтожают кладки яиц. Да и пчёлки ваши – дикие, неокультуренные и… Ай! – Аждахов вдруг вскрикнул и схватился за щёку. – Укусила, зараза!
– А вы не ругайтесь на насекомое, – развеселился Горский. – Обозвали дикой – получите.
– Смейтесь, смейтесь, – пробормотал начальник экспедиции. – Разбарабанит щёку, слягу с лихорадкой – сами будете путь в горах искать. А кстати! Вы ведь к нам командированы из отдела Шванвича, то есть энтомолог. Вот и повлияйте на своих подопечных! Прикажите. Пусть пчёлы, комары, слепни и прочие insects нас не беспокоят. Лишь бабочкам дозволяется радовать взгляд да светлякам – указывать путь в ночи.
– Сколько говорить: я не энтомолог в обычном понимании, – вздохнул Горский. – Я дрозофилист.
– Так дрозофила ваша разве не насекомое?
– Она ценна не этим. Томас Морган первым понял достоинства плодовой мушки для генетических исследований: быстрая смена поколений, малое число хромосом… Впрочем, – спохватился Илья, – мне не стоит об этом говорить. Сейчас, как вы знаете, я занят другими исследованиями, а генетика забыта.
– Да хватит вам, Илья Самуилович! Я уже объяснял, что не имею никакого отношения ни к карательным органам, ни к спорам вокруг учения вейсманистов-морганистов. Вот ответьте мне на один вопрос. Я, конечно, человек от науки далёкий, но кое-что читал из доступного широкой публике. Скажите: есть ли у человека такие гены, что заставляют его по-свински поступать с себе подобными? Жажда наживы, унижения и убийства братьев своих – это наследственное свойство человеческого рода? Ведь если так, то возникает сомнение в будущем Homo sapiens. Какой может быть коммунизм из такого человеческого материала – жадного, злобного, агрессивного? Или цель большевистских учёных в этом и заключается: обнаружить дурные гены, да и удалить их чёртовой матери, как хирург отрезает гангренозную конечность, чтобы спасти организм?
– Ничего подобного, – решительно заявил Горский. – В чём я абсолютно согласен с марксистскими классиками, так это в том, что дурные наклонности людей формирует отнюдь не набор хромосом, а отравленная предрассудками общественная среда. Стоит изменить её – изменится и человек.
– Ой ли! Послушайте теперь памирскую страшную сказку.
17. Легенда о Дом Зуммурад, или Чешуя Ангела
Ангела звали Конрад. Его лицо было белоснежным, и белыми были крылья и одежды его – такими же безупречными, как помыслы. Всевышний, создав Эдем, назначил ангела садовником и охранителем.
Конрад заботился о каждой травинке, каждом деревце в райском саду. Это он помогал Адаму выбирать имена для зверей; это он расчёсывал волосы Еве и украшал их невиданными цветами; он уговаривал ночных птиц петь тише, чтобы не тревожить нежный сон первых людей, которых возлюбил всем сердцем.
То, что должно было случиться, произошло. Конрад отправился в дальний уголок Эдема – туда, где трудолюбивые маленькие чёрные пчёлы наполнили соты янтарным мёдом, чтобы угостить им любимицу Еву.
Когда он вернулся, то не нашёл своих подопечных. Всевышний изгнал их.
Конрад растерянно бродил среди райских деревьев; теперь они зря плодоносили, и зря красивые птицы пели волшебные песни – никто не слышал их. Тогда ангел обратился к Создателю:
– Отче, зачем Ты позволил свершиться злу? Теперь люди познают тяжесть бессмысленного труда, обман и разочарование, теперь Ева утратит юную прелесть, морщины изуродуют её прекрасное лицо, персиковая кожа её иссохнет и станет подобной старой змеиной, и синие озёра глаз её расточатся слезами.
– Я дал людям главную ценность – свободу воли. Они сами выбрали страдание, и я не собираюсь лишать их права на глупость, – ответил Всевышний.
– А я? В чём смысл моего существования теперь, когда Эдем осиротел без своего главного украшения? – горько спросил ангел.
– У тебя же остался сад, и бабочки, и райские птицы, так чего же тебе ещё нужно? – удивился Господь.
– Я хочу получить то, что Ты дал людям – право выбора.
– Оно всегда было у тебя, я создал этот мир свободным, потому что свобода и есть главная ценность, единственный смысл существования.
Тогда Конрад обошёл Эдем и попрощался с каждым стебельком, с каждой тварью и цветком. Расправил крылья и полетел искать тех, ради которых жил.
Он нашёл их.
По дыму пожарищ, по крикам и стонам, по запаху гниющих трупов. Люди убивали друг друга ради куска хлеба, ради власти, ради забавы; люди жгли дома, вытаптывали засеянные поля и обильно поливали пропитанную потом землю своей и чужой кровью.
Лик ангела почернел – может быть, от копоти, а может, от горя. Он отчаялся, увидев, в каких чудовищ превратились его любимцы. Но тут Конрад заметил двух прелестных младенцев, мальчика и девочку, играющих человеческими костями среди смрадных развалин, и лица их были чисты, а души невинны.
Тогда ангел забрал их и отнёс высоко-высоко, в спрятанную от всего мира горную долину. Конрад засеял её изумрудной травой и плодоносящими деревьями, семена которых выкрал из Эдема; волки согревали детей прохладными ночами, а горные козы спускались со скал, чтобы накормить своим молоком.
Прошло время. Дети выросли и родили новых детей, долина наполнилась смехом и весёлыми песнями.
Конрад старательно украшал долину, делая её всё чудеснее: выращивал цветы, заботился о птицах с разноцветным оперением и отгонял тяжёлые снежные тучи. Чтобы детям было с чем играть, а женщинам – чем наряжать себя, Конрад разыскивал в горах сверкающие на солнце камни – сапфиры и изумруды, кристаллы горного хрусталя и нежно-сиреневые, как ранний рассвет, аметисты.
Он не мог вновь сделать людей бессмертными, но смог сделать жизнь их долгой, счастливой и полной радости; когда приходил срок – старики прощались с правнуками и тихо засыпали, не зная мучений и боли.
Однажды Конрад нашёл и принёс в долину особенно красивый изумруд – большой, как кулак мужчины, и играющий светом, как обломок льда. И тогда люди заспорили, кому он должен достаться. Они вдруг принялись ругаться и толкать друг друга.
– Не надо ссориться, дети мои, – попросил ангел. – Я сейчас же отправлюсь в горы и разыщу много таких камней, чтобы досталось всем.
И улетел.
Но люди продолжали спорить: каждый захотел владеть лучшим и единственным, чтобы отличаться от остальных.
– Этот изумруд прекрасен, как моя женщина – заявил здоровяк. – Я подарю камень ей, и моё ложе станет жарким от любви. А кто не согласен, тому я пробью голову и швырну тело в ручей.
– Нет, – возразила юная девушка. – Зачем твоей старухе драгоценность, если её молодость навсегда растаяла, как весенний снег? Отдай изумруд мне, и я подарю тебе свою девственность.
Тогда молодой парень, влюблённый в девушку, сказал:
– Глупо отдавать свою любовь всего лишь за один камень! Я отберу все сапфиры и аметисты у детей и женщин долины, чтобы бросить их к твоим ногам!