Помощница не выдержала, голос задрожал:
– М… Мой это подарок, Игорь Анатольевич! Вам. Два года назад ещё. Копила, откладывала, чтобы любимого шефа порадовать, а вы даже коробку не открыли, она в ящике стола валялась, пылью покрываясь. Чурбан вы, Игорь Анатольевич!
Елизавета развернулась на шпильках и вылетела из кабинета. Грохнула дверью так, что с полки упал кубок за победу в боулинге.
Игорь опустился в кресло. Растерянно спросил:
– Чего это она?
– Так чурбан и есть, – усмехнулся Макс. – Она вокруг тебя по жизни прыгает: поешьте, Игорь Анатольевич, попейте, Игорь Анатольевич! Шарфик наденьте, продует. В родной детский дом позвоните, у них юбилей. Не забыли девушке своей подарок на Валентинов день? Вот я платочек купила, ей к рыжим волосам пойдёт… Тьфу! Как африканские дикари у тотемного столба. Смилуйся, Игорь свет Анатольевич, обрати на нас своё высочайшее внимание! Елизавета тебе и вместо мамы, и вместо папы, которых у тебя никогда не было.
– Точно. К рыжим, было дело, – сказал Дьяков. – Только эта дура в блондинку перекрасилась, давно уже. Выгнал я её сегодня, и ключи отобрал. Сил больше нет.
– Вот и причина божественного гнева. А то обычно ты просто так орёшь, без причины.
Игорь нахмурился:
– Что, я вправду этакий монстр?
– Вправду.
– И почему терпите?
– Причины разные, – вздохнул Макс. – Ребятам из рабочей группы просто некуда податься, кому нынче историки нужны? Мне пофиг, я тебя всякого видел. А с Елизаветой понятней всех. Крест у неё такой.
– Какой-такой крест? – удивился Дьяков.
– Ой, глазки свои невинные вылупил! Не изображай дебила, товарищ начальник, тебе не идёт.
– Серьёзно, не понимаю. О чём ты, Макс?
– М-да, точно чурбан, – снова вздохнул приятель. – И не просто чурбан, а из особо прочной морёной древесины. Ничем не взять – ни огнём, ни древоточцем. Как в таком черепе тараканы выживают, в толк не возьму. Любит она тебя.
– Уточняю: любила. Когда это было? Просто юношеская страсть, одноразовая, сгорела и пепел сдуло. Ну, ещё лет восемь назад, когда корпоратив… А, нет, не было ничего.
– Дурак ты, товарищ начальник, – Макс потянулся, хрустнул пальцами. – И не лечишься, бо безнадёжен.
Она, как на тебя посмотрит, другой становится, как фонарик внутри зажигается. Неонка, хы. Да и дома перед глазами постоянное напоминание бегает.
– Совсем ты меня запутал, Макс. Что дома бегает? Где?
– Тьфу, забудь. Так, ляпнул не к месту. Давай к нашим баранам, то есть, «Памирам». Сейчас ты наденешь галстук и спустишься вниз, потому что через пятнадцать… то есть уже через семь минут, за тобой приедет лимузин.
– И что?
– И ничего. Сядешь и поедешь, как миленький. Потому что шанс, второй раз не пригласят, а контракт нас работой обеспечит. Ты справку прочёл, которую Лиза тебе позавчера отдала?
– Да. Ну, чего ты хмыкаешь? Так, проглядел. Ну да, да. Не успел. В столе у меня, посмотрю сегодня, честное слово.
– Вот так всегда. Я пацанов из группы загонял, Лиза ночь не спала, оформляла, а ты даже не глянул.
– Хватит меня шпынять, – взорвался Дьяков. – Не мальчик. В двух словах: что в справке?
– Анализ последних трёх лет. Всё плохо, шеф. Комплексующие нувориши из подворотен Лиговки стремительно кончаются, никто уже не хочет быть рыцарем Мальтийского ордена или хотя бы потомком графьёв Орловых, а гранты от министерства похудели втрое. Не выживем мы, Игорь, если ты не сможешь охмурить насосов из «Памира». Так что давай, постарайся ради опчества, послужи делу фирмы, твоё же детище.
– Твоё тоже, – буркнул Игорь.
– Не-не-не, – выставил вперёд руки Макс. – Я сбоку, моих двадцать пять процентов только.
– Ладно. Презентация где?
– В синей папке. Там же сканы всех наших грамот-дипломов и прочие георгиевские серебряные трубы. Ну, и на флэшке, разумеется, ролик. Флэшку им так передашь, вряд ли там будет возможность демонстрации.
– Предусмотрительные, черти.
– Лизе спасибо скажи. Её работа.
– Она убежала, как я скажу?
– Я здесь, шеф.
Лиза вошла как ни в чём не бывало, только щёки бледнее обычного.
Дьяков вдруг подумал: «А ведь она красивая. По крайней мере, хорошенькая. И фигурка…»
– Шеф, позвонили с ресепшена, машина за вами приехала. Серебристый «бентли».
– Хорошо быть директором, – протянул Макс. – На «бентлях» их тело белое возят, принцессы прекрасные любят.
– Макс! – возмутилась Елизавета.
– Всё-всё, я пошёл.
Дьяков кашлянул, заставил себя:
– Ты, это… Не обижайся. Прости, словом, что-то я сегодня на нервах.
– Ну, не только сегодня, – улыбнулась помощница. – Ничего, я привыкла.
– Где тут «живанши» твой? – спохватился Игорь. – Ты права, надо соответствовать. Только завяжи, пожалуйста, я-то ни ухом, ни рылом.
– Это не единственный ваш недостаток, шеф.
Елизавета набросила Игорю на шею длинный язык галстука, ловко завязала, погладила тонкими пальцами.
Дьяков уловил прохладный аромат – ускользающий, как исчезающая в небе птица. Забытый.
– Руки, шеф.
– Что?! Я тебя не трогал.
– Увы, – вздохнула Лиза. – Действительно, не трогали. Руки поднимите, я запонки вставлю.
Игорь смотрел в упор и видел тщательно запудренные морщинки и редкие паутинки седины. И глаза. Припухшие – совсем чуть-чуть. Всё-таки плакала.
«Сволочь я», – подумал Игорь. Вслух сказал:
– Спасибо, Елизавета. Снарядила, как в бой.
– С богом, витязь преславный! Ждём со щитом, а лучше-с двумя.
И шутливо перекрестила.
Дьяков вдруг, совершенно неожиданно для себя, придвинулся и попытался поцеловать. Промахнулся и неуклюже клюнул в щёку.
– Это на удачу. Я пошёл.
Хлопнула дверь.
– Смотри-ка, покраснел, – задумчиво сказала Елизавета. – Чурбан дал зелёный побег.
Подошла к окну. «Бентли» вальяжно расположился посреди узкого переулка; «рено» и «корейцы» работников заштатного бизнес-центра смотрелись рядом с ним, словно мелкая рыбёшка рядом с китом.
Водитель распахнул заднюю дверь. За миг до того, как чёрный пробор исчез под серебристой крышей, Игорь посмотрел вверх, на окно офиса. Елизавета отшатнулась от стекла, словно нашкодившая школьница.
И рассмеялась.
То ли ведущий, то ли тамада (чёрт его знает, как это нынче называется), намозоливший глаза известный актёр, надрывался в микрофон:
– А теперь наш лайнер, гордо именуемый – какое совпадение! – «Памиром», отправляется в круиз. На верхней палубе – фуршет и несравненный Филипп, прошу, прошу! И вновь поблагодарим гостеприимного хозяина, Семёна Семёновича Акселя, основателя и владельца холдинга с названием высоким и чистым, как и положено горным вершинам!
Распорядитель в сверкающей стразами ливрее подхватил Дьякова под локоть, елейно проблеял:
– Игорь Анатольевич, извольте сюда, ваш столик на нижней палубе, лично Семён Семёнович распорядился. Он вас пригласит, сейчас у него важная встреча.
Струнный квартет играл виртуозно. Гайдн отлично сочетался со звоном хрусталя и шелестом светских разговоров:
– А там, братище, прикинь: двести двадцать процентов, как с куста, но откат нефаллический и вперёд…
– Она в третий раз грудь переделывает, а лицо – в шестой. Перфекционизм её погубит, собственные дети не узнают, пугаются…
– Освятили третий цех, батюшка такой прайс заломил! А всё равно: дали давление – всё разнесло в дербеня…
Столик был уставлен чем-то благоухающим, перламутровым, блестящим слезой на срезах и неимоверно дорогим. Сосед, мятый дядя лет пятидесяти, стрельнул мутными глазками, кивнул:
– Драсте, я Филимонов. Тоже с плошкой?
– Что? – не понял Дьяков.
– Оно как, – дядечка всплеснул короткими руками, из-под обшлагов выдернулись несвежие манжеты. – Издавна в народе говорят: один с вышкой – семеро с плошкой. «Памир» доит золотого тельца, используя нефтяные вышки как доильные аппараты, а мы, сироты, стоим с плошками – вдруг драгоценная капля перепадёт, блин.
– Я не по дойке. Тем более, телец мужского пола, к дойке не приспособлен. У меня контракт.
– Ого! Одобряю, – зажмурился Филимонов. – Горное оборудование? Дорожные работы? Может, ракетное топливо?
– Исторические исследования.
– Не может быть! Во «Памир», во даёт! Мало ему министров – уже и историю купил, блин. Мудро, мудро. Надо, например, никелевые рудники на Кубе, а вот и историческое обоснование: кто первооткрыватель? Верно, Христофор Колумб. А кто у нас Колумб? Уроженец Бобруйска, предок по отцовской линии Акселя Семёна Семёновича. Значит, наследничек нашёлся.
Дядечка довольно захихикал.
Отсмеявшись, замахал ручками:
– Официант! Коньяку. Это надо отметить. Выпить за обретение историей истинного хозяина, блин.
Безупречный халдей вырос из ниоткуда, поставил перед Филимоновым пузатый бокал. Наклонился к Игорю:
– Что желаете? Есть «курвуазье» девяносто восьмого года. Естественно, тысяча восемьсот девяносто восьмого.
– Воды. Без газа.
Официант кивнул и поскользил прочь, но был перехвачен Филимоновым:
– Блин, дружище, что ты мне подсовываешь? Бадья на литр, рукой не ухватить, а коньяку – как воробей поссал, на донышке. Дай нормальную тару и не жмись.
Официант скривился, но промолчал.
– Вот я и говорю, – подмигнул Филимонов. – Сами миллиардами ворочают, а коньяку жалеют. Экономные, потому и богатые. Я им понтон варил, стальной. Они говорят: чего смета такая? А какая смета? Нормальная. Всё путём: вот проект, вот марка стали, вот цена за тонну, вот работа. Вы, говорят, электроды дорогие берёте. Мы, говорят, погуглили – слово, блин, дурацкое. Голубиное какое-то. Гули-гули-погуглили. Погуглили и нашли дешевле электроды. И суют мне под нос распечатку. Мне! Филимонову! Я металлоконструкции варил, когда его папа ещё дрочить учился!
Он шарахнул кулаком по столу, зацепил тарелку с чем-то морским: мелкие членистоногие полетели в потолок, одно приземлилось Филимонову на ухо и безжизнен