— Ну, проснулся, сыщик. Доброе утро, Волька ибн…
— Без ибн! — резко оборачиваясь, привычно огрызнулся я. Огрызнулся главным образом потому, что заметно вздрогнул от неожиданности. Как лось, всем телом. Едва не подпрыгнул. На женский голос. Молодой голос. Девушка заметила это, поняла. А чего, действительно… Пугают тут, всякие… Шагов я не слышал.
В дверях стояла — она. Девушка не девушка, подросток, с мальчишеской фигурой, с короткой причёской, с меня ростом, босиком. Большие глаза, аккуратный нос, усмешливая улыбка, худые руки, в джинсах, майке с коротким рукавом, с сигаретой в руке. Ничего привлекательно женственного… даже там, где должен быть… бюстгальтер. Линейка!
— Как самочувствие? Голова не болит? Есть хочешь? Я приготовила.
— Да! — машинально признался я, и спросил о главном. — А где дядя Гриша? Дядя Гриша где?
— Они с КолейНиколой работают, — выдохнув сигаретный дым, спокойно отмахнулась девушка. — Звонили. Скоро должны быть.
— Ааа… А ты кто?
— Я? Это не важно.
— Ты школу уже закончила, девочка? Сколько тебе лет?
— У женщин возраст не спрашивают! — сухо парировала она.
Вот как, женщина! Я обомлел. Она — женщина! Ну, удивила! Если это так, то я — космический корабль с Жучкой на борту.
— Можешь называть Марго, — разрешила девушка. — Меня многие так зовут.
Она ещё и Марго, оказывается! Хха, она Марго! Если она Марго, то я Принц Датский.
— А на самом деле? — веселясь, с иронией спросил я.
— На самом деле Маша, по паспорту. Меня так назвали, — девушка не теряла спокойствия.
Вот это другое дело. Маня — ей подходит. Но я не удержался, ещё раз съехидничал, в отместку за свой испуг.
— Молодцы родители. Могли и Дуней или Прасковьей…
— У меня нет родителей. Я детдомовская, — пресным голосом перебила она, остро глядя мне прямо в глаза. Словно шилом буравила… Я мысленно чертыхнулся: чёрт Датский, мог бы и догадаться, такая худая и угловатая.
— Ну извини. Я же… не хотел.
Девушка небрежно кивнула головой, вновь затянулась сигаретой. Мне это не понравилось. Я не курю. Дым терплю только трубочный, если табак хороший.
— Ничего! Мне это без разницы, — разгоняя рукой дым, заметила она. — Так ты будешь завтракать или мы НАШИХ подождём? — Спросила она.
Стоп! Я опомнился. Я же без трусов и майки!!
Сжимаю коленки, безуспешно запахиваю полы куртки пижамы. Мне стыдно перед ней, и вообще.
— А где мои эти… — Понятно на что машу рукой.
Она поняла.
— Уже в сушке. Слышишь, гудит?
О! Так это сушка оказывается в квартире гудит, а я думал в голове это у меня после вчерашнего. Я машинально почесал затылок.
— Что, болит? — участливо спросила девушка.
— Да нет, я думал… А джинсы?
— Тоже там…
— Ага! А кто меня переодевал, дядя Гриша? — уже не надеясь, я всё же спросил.
— Я!
— Ууу, — меня почти винтом свернуло, в жар бросило. — А зачем? — окончательно теряясь, жалобно пролепетал я. — Я же не просил.
— Как ты мог просить? Когда ты в отключке был, и весь грязный.
— А дядя Гриша тогда почему меня не…
Девушка понимающе скривилась.
— А они со Свешниковым как привезли тебя, меня вызвали, так сразу и уехали. Меня оставили. Сказали, чтобы я… Ну в общем, за тобой смотрела… А что? Что-то не так? — В её голосе звучала явная насмешка, ирония, если не издевательство, в глазах прыгали смешинки. — Ты телевизор не смотрел, ничего не знаешь? — спросила она.
— Нет. А что там?
Девушка усмехнулась.
— Твоих подрывников задержали. Всех.
— Иди ты! Да?!
— Сам иди. Да! Меньше спать надо. Передавали. Старший следователь прокуратуры выступал. Целую группу, сказал, задержали. Одного по приметам на даче взяли, он местный, с золотыми зубами был, администратор гостиницы с охранником на золотые зубы показания дали, а на другого по ментовской картотеке вышли. Подельник. Рано утром. У главаря микрочастицы гексогена на одежде нашли, и золотые зубы выдали, а у подельника расфасованный по пакетикам наркотик, героин или амфитамин, не ясно. Я думаю подбросили. Обычный приём. 12 граммов запротоколировали. И всё, решётка. Как минимум 222-я часть 2-я, хранение наркотиков в особо крупном размере. Потом по цепочке ещё троих взяли… Сейчас все в СИЗО. Всё отрицают, у всех, говорят, алиби, но… Все неоднократно судимые, в устойчивую группу входят и всё такое прочее. Не отвертеться, сказал прокурор, следствие работает над сбором доказательств. И докажут.
— Так это здорово! — Воскликнул я, шлёпая ладонями. — Значит я…
— Ничего это не значит, — холодно оборвала девушка. — Успокойся. Я уверена, это не наши. Если бы наши, я бы уже что-то знала.
— Ты?! Откуда?
— От верблюда. Много будешь знать, скоро состаришься. — Отрезала она и отвернулась.
Ничего себе заявочки, подумал я, хлопнув глазами, даже вздохнул. По настоящему вздохнул, глубоко. Что тут говорить? Я ничего не понимал, говорить мне было нечего. С ней, тем более. К счастью, шум двигателя сушки спасительно смолк, едва слышно мелодичным перезвоном потребовал к себе деятельного внимания: «Эй, люди, я здесь, ко мне!» Марго-Маша это услышала, всё так же иронично глянула на меня, ещё раз чему-то своему — женскому! — усмехнулась, повернулась и вышла. Оставила размышлять. И ладно.
Скажу откровенно: Марго мне категорически не понравилась. Не понравилась, и всё. Не уговаривайте! Сразу и окончательно.
8
Сергей Бадаевич отзвонился Никитину сразу, как обещал.
— Игорь Ильич, а у меня, для тебя, две плохие новости, извини, — ещё не настроившись, бодро сообщил он. — С какой начать?
Игорь Ильич не ожидал такого, хотя ждал звонка, напрягся.
— Что такое? С любой.
— Твою просьбу я выполнить не смог, понимаешь? Извини! Мы не смогли! — Подтекст для Игоря Ильича был явно обратным. Тон голоса, смысловые ударения говорили за это, но сами слова… — Твой шеф, оказывается, погиб! Царство ему небесное! Вчера. Мои соболезнования! В машине разбился! Сгорел! В федеральной сводке по министерству читал. Мне доложили. Так вот, такие дела!
— Ка-ак?! — Вполне искренне изумился Игорь Ильич. — Не может быть! Как это? Совсем?
Сергей Бадаевич отставил руку с телефоном в сторону, качнул головой и еле слышно усмехнулся: «Ну артист, ну, орёл. Как он естественно играет».
— Да вот, — с грустью произнёс он в трубку, и намеренно вздохнул. Если разговор записывался, нужно соответствовать. — Прими мои, как говорится… — Пояснил Никитину главное. — С какой-то сомнительной компанией напился твой президент, и поехал кататься… Обычное дело! Владивосток же, город соблазнов. Увы!
— А вторая… — Голос Игоря Ильича, как высокая струна, звенел горем.
Сергей Бадаевич подстроился под нужный тон.
— А вторая… его секретарша… Она… Тоже, увы!
— Чтоо? И она тоже… Она с ним была? Её… Она…
— Нет! Вот с ней прокол. Пока не понятно. Её застрелили. Почему-то! Сейчас местные следователи разбираются. Прямо в номере. Из пистолета, через подушку. Сначала задушили, а потом… Ну и следы половых контактов везде присутствуют. Обнаружились и гильза, и пистолет, фужеры и сперма, это естественно…
— У него пистолета никогда не было. Я бывал у него в доме. Он…
— Ерунда это, мой друг! Пистолет сейчас где угодно купить можно, особенно в криминальных районах. Были бы, как говорится, деньги и желание. А у него, получается, были. И то, и другое. Администратор в гостинице видела у него деньги, подтвердила, в показаниях это записано, много денег, он рассчитывался. Так вот! Пирушка у них потом была, еду и выпивку он в номер заказывал, секс потом на всю гостиницу, музыка и прочее. Местные пинкертоны говорят, судебно-медицинская экспертиза показала, что в крови девушки присутствует алкоголь, не много, но изрядно, но следов явного насилия нет, даже когда душил её этот, твой шеф. Во сне, видимо. Асфиксия, испуг и пуля… Приревновал видимо. Бытовуха. Или оскорбила его. Преступление явно на бытовой почве. Трагическое, конечно, я понимаю. Но спросить не с кого. А жаль! Уголовное дело возбуждено, но, смерть преступника всё решила. Поставила, как говорится, справедливую точку. Если ты или кто из родственников не будет требовать углубленного расследования… Хотя, я думаю — бесполезно. Да и денег много потребует.
— Вот горе то… Как же теперь… Как нам… Как мне его семье, коллективу.
— Я понимаю, друг! Соболезную! Крепись, понимаешь. Мы сделали всё что могли. И ты сделай! — последнее прозвучало вполне определённо, но в контексте.
— Да-да. Спасибо. Я понимаю. Тц! Эх!
Сергей Бадаевич с интересом вслушивался в искренние стенания Игоря Ильича, уже сомневался в смысле своей работы.
— Короче, я думаю вечерком надо встретиться, обмыть это дело, помянуть. Ты не возражаешь?
— Прямо сегодня?
— А чего тянуть. У нас на Востоке не приято откладывать… Но как скажешь!
— Нет-нет, конечно, сегодня. Эх!
Игорь Ильич положил трубку телефона, не меняя ровного выражения лица, задумался. Потом вызвал секретаря.
— Вера, у нас сегодня траурный день. Погиб наш шеф. Вчера. Трагически. Нужно сообщить коллективу. Собери всех.
— Ка-ак? Наш Борис Фатеевич?! — ахнула Верочка.
— Да! К сожалению. В машине взорвался.
— Ааа! Вот горе-то…
— Всё, собирайте коллектив.
Коллектив тоже ахнул… Заблестели глаза, захлюпали носы… Но работа есть работа. Есть план, есть сырьё, есть заказчики. В конце концов славный имидж фирмы. Он требовал бодрой и продуктивной работы. Без траурных и праздничных дней. И Игорь Ильич этому соответствовал, того же и требовал. Все понимали, как руководителю сейчас тяжело, но он держался. И они тоже. Брали с него пример…
Один Валерий Викентьевич, начальник производства, ему не поверил.
Созвонившись, этим же вечером Валерий Викентьевич приехал домой к своему бывшему начальнику по Минпищепрому СССР, полному тёзке бывшего Генсека Горбачёва, МихалСергеичу, с бутылкой водки «Путинка», хотя тот предпочитал почему-то больше «Жириновку». Она мягче, говорил. Подняли рюмки.