— Да-да, — коротко ответил Пастухов, поднятым указательным пальцем призывая нас к вниманию. — Что? — Услышав, дядя Гриша изменился в лице, в мгновение посерьёзнел. — Так! Понятно. Хорошо. Это не подстава? Серьёзно? — Выслушал ответ, потребовал. — Адрес… Ага, ага… я запомнил. Хорошо. Выезжаем. — Сказал в трубку и отключил связь.
Мы смотрели и слушали в полном молчании и со вниманием.
— Звонил майор…?!
— Да, сам. Он на даче у генерала, которого мы упустили. Туда нас приглашает. Говорит, ждёт. Генерал там. Всё под контролем.
— А не подстава это, дядь Гриша, — спросил Волька. — Собаки там, охрана… Не залетим?
Вольку больше беспокоили собаки. Он хорошо помнил, как никто из его отделения, даже роты, не мог убежать от собаки. На заставе, в учебке, их несколько раз старики сержанты на скорость так тренировали. Но это в начале только. «Упражнение» быстро «на ноги» новобранцев ставит. За тобой же четыре лапы и зубы, а зубы… о!
— Волька, мы не женщины, чтобы залетать, — усмехнулся Волков, явно человек с собачками не встречался. — Это девочки только…
Про девочек Волька и без него хорошо знал, грамотный, читал, как говорится, а вот приехать на дачу, в логово к… это подумать надо.
— Раз приглашает, значит едем. И нечего думать, — словно угадав Волькины мысли, разрешил все сомнения КолаНикола. Ему не терпелось реабилитироваться в глазах своего друга, в своих тем более. Спросил только. — А кто такой майор, Гриша? Он твой человек, наш?
— Он… — Пастухов вздохнул, подёргал свои усы, глянул на Вольку, неуверенно произнёс. — Кто его знает, вроде наш уже… Как ты думаешь, Волька, наш, нет?
— Я думаю, да, — убеждая больше себя, чем остальных ответил Волька. — К тому же, собак выпускают ночью, майор сказал, так что…
— Ну тогда всё. Едем. Куй, как говорится, пока горячо, — засуетился КолаНикола. Едем, едем…
Это и перевесило. И Волька уже был согласен, и Волков.
И как было не согласиться, когда зло повержено и наказано, связано-повязано. Ждёт их, как букет цветов в целлофан упакованное. Ага! Интересно, отдубасил его майор или одним ударом свалил, размышлял Волька сидя в машине. Одним ударом, наверное. Силы в майоре — немерено. Волька помнил его руку, пожатие пальцев… Да и спецподготовка, к тому же.
Ехали…
Дорога предстояла длинной. Времени для размышлений было предостаточно. Мандраж, спутник тревоги, постепенно выветрился, оставшись где-то в глубине сознания. Тоненько-тоненько так, чуть-чуть. Не беспокоил, но и не уходил. Так примерно чувствовал себя Волька на всех учебных тревогах в полку. Знаешь, что тревога, и вместе с тем понимаешь, что не настоящая, учебная. Так и здесь вроде.
Спешили…
На МКАД нужно выехать, потом на радиальную из города свернуть, и ещё двадцать километров по трассе. Времени о-го-го! Думай-размышляй. Ехали молча. Волков вырулил на своей тойоте на крайнюю левую полосу, стрелой нёсся в потоке…
Если откровенно, Волька на генерала зла не держал, даже в глаза его не видел, но слышал. Да и грудь напоминала, иногда побаливала, не то от вырванной взрывом гостиничной двери, не то от сбившего его с ног дяди Гришиного тела, там, в затоне… локтём, наверное… Побаливало… И это всё он, генерал оказывается команды давал. И когда в розыск их объявляли, менты облавы устраивали, и когда убийца в санаторий приходил, даже два, и когда к Волкову Петерс с пушкой приходил и… Уже перебор… Хотя не всё. И майора натравлял… Тот снайпера… Жаль Евгения Васильевича Забродина, только-только полковника получил, жена, дочь сиротами остались, хороший мужик, говорят, был — погиб… И мы бы уже сто раз с Пастуховым могли… Один приход майора чего стоил… с двумя фээсбешными бесшумными ПССами. О, это копец! Хорошо майор с понятием оказался. Хотя… С каким понятием, если он дяде Грише, оказалось, обязан был. А если б нет? Тогда всё, тогда бы хана бы! Суши вёсла, дядя! Кранты, и вообще…
И бедную секретаршу Волкова или кто она, убили — за что? И Волкова бы тоже, наверное, грохнули, если бы Волька с Марго и напарником не подоспели… Вот сволочь! Непонятно другое — зачем ему всё это надо? Ему что, делать больше нечего? Кем он вообще, гад, работает? Он же мент, в смысле милиционер. Он защищать людей должен, на страже должен стоять, а он… Сволочь! Сучара! Вот Михаил Трубач молодец, и его ребята тоже… Олег, Николай… Эх, Олег! Эх, Николай! бедняги… Марго… Маргоша… Маша… Волька несколько раз на разные лады произнёс про себя её имя, прислушиваясь к себе, но уже второй раз, за последнюю минуту, желанной приливной горячей волны в душе почему-то не обнаружил, удивился. Но одёргивая себя подумал, не вовремя наверное на память пришла, о ней потом, после. Не та сейчас волна, сейчас скорбная. Эх, Олег с Николаем, тоже от его рук погибли… Сколько ж можно! На майоре споткнулся. Майор остановил. Молодец! Майор, тот может. Майор, кстати, Вольке сразу понравился. Зашёл не смущаясь, что Волька на пути стоял, выложил всё, что знал, своих ликвидаторов с «улицы» снял и вот, генерала повязал. Не все, значит, КГБешники с ФСБэшниками плохие в Конторе. Есть и нормальные.
А Волков думал о другом.
«Фирму придётся бросить, да-да, закрыть, как ни жаль!» Мечты создать что-то нужное, достойное и надолго, рушились день за днём. Все разговоры и заверения правительства и разного уровня законодателей о необходимости улучшения жизнедеятельности предпринимателей гасли, едва выйдя за стены кабинетов. Милицейская крыша не спасала, наоборот, она действовала в прямом сговоре. Где в наглую «доила», где прибирала к рукам управление. Посещения разных «проверяющих» не прекращались. Приобрели системный характер к праздникам, в середине месяца… Словно в кассу. В этом случае «крыша» выступала всего лишь посредником. Беспомощным и удивлённым. Нужна ли она, эта крыша вообще и такая. Да, нужна была, но раньше, когда-то. Когда бандиты-беспредельщики и просто синявщики «наезжали» и навязывали своё покровительство начинающим предпринимателям, за деньги, естественно. Тогда милиция и подсуетилась, стоя якобы на позиции законности. На самом деле уловила момент, где и договорилась с бандитами. Те часто наводчиками становились. В фирмы устраивались: служащими, рабочими… «Свой глаз», оплаченный и вороватый. Уже через некоторое время «крыша» сама тариф навязывала. Организует проблему, и «крышует»… «В этом случае деньги, господин президент, извините, вы сами виноваты, решают всё. Время и деньги!». Иначе, мол, сами понимаете, мы руки умываем… С ухмылкой смотрят. Профи. Таких крыш выросло много: от ветеранских, до милицейских.
Последнее время на фирму Волкова активно наезжала миграционная служба. Те ещё «заботливые» ребята. По схеме. Кто-то из них накануне обычно звонит, готовьтесь, мол, мы едем. И приезжают. Широко, мощно, с большой уверенностью в полномочиях и законности своих действий. Ха… Всё заканчивается тем, что один из них — особо доверенное лицо, неприметное вроде, вёрткое — получает увесистый пакет с деньгами, а предприятие — как на зоне опущенное, кисло «гарантирует» госслужащим в кратчайшие сроки выполнить все условия по перечню… А перечень там, в советское время профсоюзам не снилось. Столько заботы… О местных бы, законодатели хреновы позаботились. Гастарбайтеру всё это не нужно. Койки сломает, комнату загадит, душевую с умывальной комнатой в туалет превратит. Полотенца, простыни… всё в половые тряпки пойдут. Потому что гастарбайтер ненавидит. И себя и жизнь свою, и всех вокруг. Ненавидит и презирает. Не привык он… там у себя на родине.
Законы местные напрочь не принимает. Чуть что, сразу немым становится. Языка русского не понимает, волком смотрит. А кто виноват? Страна? Борис Фатеевич? Время? Последнее не выбирают, а вот страну, пожалуйста… Пусть себе едет туда, откуда приехал. Нет, кому-то нужно стравливать людей. Выгодно. Кому? Вопрос. Хотя всё это хорошо известно. Волков это проходил. Создавал для рабочих условия, старался, всё прахом уходило. Не успеет одной группе рабочих условия приготовить, как всё нужно заново — по предписанию миграционной службы — восстанавливать. А за чей счёт, прикажете? Снова за деньги фирмы? Спасибо! Проще откупиться. К этому и подталкивали. «Нет, придётся бросить фирму, придётся»… К тому же, чуть не убили, в наручниках держали, били; в соучредители какую-то неизвестную личность ввели, зарубежные поставщики «поплыли», то деньги куда-то теряются, то две машины с товаром, недавно, пройдя границу, бесследно исчезли, кредиты растут, банкиры по-волчьи улыбаются. «Да пошли они все на…» Куда им всем нужно идти, Волков для себя называл определённо. Коротко и ясно. Здоровья только своего было жаль, дела загубленного, потерянного времени. «Эх!» И партии эти, демократические — дерьмо! Мутят только народ лидеры, а сами на Охотный ряд быстрее стараются попасть. Поняли, где тепло и можно отсидеться… Трепачи!
О генерале не думал. Понимал, генерал получит своё или уже получил. Уверен был, не сомневался, опыт другое подсказывал, за этим генералом другие люди были, и не один… «Кто они? Сколько их? Где они?»
А вот и съезд с МКАДа…
— Указатель бы не проскочить, — чуть повернув голову, вслух заметил он.
— Нет, его хорошо должно быть видно. Не проскочим. Я по карте смотрю. Ещё двадцать пять километров, — ответил, задремавший было Пастухов с картой Москвы и Московской области на коленях. — Сейчас не гони, Боря, ГАИшников полно…»
— Угу… Я вижу, смотрю.
И Пастухов не дремал, нет. Вжавшись в сиденье, покачиваясь, скрестив руки на груди, прикрыв веки, думал полковник о превратностях судьбы, перебирал в памяти жизненные ситуации. Удивлялся их несовершенству, часто парадоксальности. О генерале он знал как никто другой. Ему безвинно расстрелянный Евгений Васильевич, там, в пивной палатке, успел перед разговором несколько листков бумаги сунуть. Три листа. Мелким компьютерным шрифтом. Интересный документ, он прочитал позже, важный. Раньше бы знать! «Эх, Женя, Женя, друг ты мой родной. Как же так, как? Жаль! За меня человек пострадал… И семья… Наташа одна осталась, дочь Лера». Озлился на себя: «Всё, завтра же съезжу к ним. К чертям всю осторожность. Пусть знают, Пастухов не боится. Пастухов плевать на них хотел». Сейчас ждал встречи с генералом. Увидеть его хотел. В глаза взглянуть… Спросить кое о чём…