Только почувствовав вновь в себе силы заглянуть ему в глаза, она вернулась к костру и уселась рядом с ним. Найджел протянул ей немного сыра с хлебом, она вздохнула, смирившись, и принялась есть. Было вкусно, но такая еда стала надоедать. Ей захотелось оказаться за накрытым столом и есть что-нибудь достойное. Жизель поняла, что не может вспомнить, когда это было с ней в последний раз. Даже в доме у кого-то из родственников, где она нашла укрытие, ей пришлось есть тайком. Ей было запрещено показываться за семейным столом. Она понимала, что должна быть благодарной за то, что у нее с Найджелом есть хоть такая еда. Но все равно так хотелось вновь испытать чувство довольства и комфорта, в которых она выросла.
– Немного еды поможет в твоем состоянии. – Найджел протянул ей бурдюк с вином.
Сделав большой глоток, Жизель вернула ему бурдюк.
– Уже помогло. Меня перестало качать, и прибавилось сил.
– Интересно, почему тогда ты такая грустная?
Она улыбнулась.
– Стало жалко себя. Пойми меня правильно. Ты для меня делаешь все. Только я вдруг поняла, как долго не садилась за хорошо накрытый стол с соответствующей едой.
Найджел усмехнулся и обнял ее за плечи. Потом кивнул:
– У меня то же самое. Мне понятно твое желание. Не только сесть за стол, но еще и выбирать блюда.
– Да, это самое приятное. Дичь, которую ты ловил и готовил, была самой вкусной, самой аппетитной, – добавила она, поколебавшись.
– Но подавалась к столу не часто, да? Я знаю. И знаю, что ты не в претензии. У моего брата, кстати, прекрасный стол. Там найдешь все, что душе угодно, и плюс еще что-нибудь. Если нас ничто не задержит, то в конце недели нас ждет пир, а может, немного раньше.
От предвкушения у нее потекли слюнки, но время думать о чревоугодии еще не подошло. Найджел отмахнулся от одолевавших ее забот о том, как она будет представляться его семье. Но эта тема требовала обсуждения. Когда он в первый раз поделился с ней своим планом, идея показалась ей прекрасной. Сейчас, увы, многое изменилось. Охота за ней стала более настойчивой, и если Вашель будет вне себя от того, что ей удалось ускользнуть от него – а она в этом не сомневалась! – тогда он станет преследовать ее еще настойчивее. Только признание ее невиновности могло бы остановить преследователей. Но когда это будет объявлено, если будет объявлено вообще, – никто не знал.
– Боюсь, знакомство с нами может обернуться большими проблемами, – сказала она тихо.
– Ты слишком переживаешь из-за этого, дорогуша.
– Кто-то же должен это делать. Ты собираешься попросить у своей родни слишком много. Так ведь можно втянуть их в войну, которая не имеет к ним никакого отношения и от которой они ничего не получат.
– Твоя жизнь чего-то стоит, – тихо и серьезно произнес он. – Милая, они вступятся за тебя не потому, что я попрошу их об этом, не потому, что я поклялся обеспечить тебе защиту. Они будут помогать тебе, потому что это правильно. Неправильно то, что Вашель Дево вот так охотится за тобой и жаждет твоей крови в обмен на жизнь ублюдка, за которого тебя насильно выдали. Любому дураку это понятно, а в моей семье нет дураков. Ну по крайней мере уже нет.
Она не удержалась и улыбнулась. Но потом посмотрела ему прямо в лицо, пытаясь скрыть свою озабоченность.
– Ты должен дать им возможность выбора. Ты должен рассказать им полную правду про то, почему я в бегах.
– Я так и собираюсь поступить. Но это ничего не изменит. Они поймут, почему честь...
– Нет. – Она резко оборвала его. – Ни слова не говори им о своей клятве. И пожалуйста, не упоминай про понятия чести – твое или их. Не нужно рассказывать, что ты поклялся защищать меня. Мы таким образом вынудим их поступить так, как нужно нам, а вдруг они захотят сказать «нет»? Если они поймут, что ты связан клятвой, это свяжет и их, может быть, даже сильнее, потому что они не захотят бросить тень на твое имя.
– Они скажут «да» и возьмут тебя под свое покровительство, – заявил он.
– Только ни слова о своей клятве. С этим ты согласен?
– Хорошо, увидишь, что я скажу только правду. Они станут действовать не потому, что захотят сберечь мою бедную, несчастную, всю в лохмотьях честь, а потому что искренне захотят спасти тебя.
Жизель пискнула от неожиданности, потому что Найджел вдруг кинул ее на постель.
– Конец спорам? – Он засмеялся и начал стягивать с нее одежду. – Хочешь еще что-нибудь добавить?
– Только одно. Если они решат, что мои проблемы слишком тяжелы для них, чтобы взвалить на себя, можно хотя бы раз поесть как следует, перед тем как я уеду оттуда?
Она засмеялась вслед за ним и с удовольствием вернула ему поцелуй. Глупость ужасная, но она почувствовала себя очень защищенной. А еще ей страшно захотелось Найджела. Путешествие из Франции в Шотландию миля за милей вытягивало из нее все жилы. Найджел прикасался к ней лишь для того, чтобы, подбадривая, легонько похлопать по спине, либо поддержать ей голову, устраивая ее поудобнее. Несмотря на усталость, она не собиралась терять еще одну ночь любви.
Когда они обменялись ласками, когда они обменялись поцелуями, она перестала скрывать свою любовь. В момент страсти, которая захватывала их обоих, у нее не было ни сил, ни желания прятать свои чувства. В такой момент Жизель переставала бояться, что он все поймет. Для нее было несомненно, что такие чувства нуждаются в словах, чтобы подтвердить свое существование.
Свою любовь Жизель выражала через страсть, в каждом движении, в каждом поцелуе, а в остальное время она набиралась сил и таилась. Иногда ей казалось, что когда-нибудь ее чувство вырастет до таких размеров, что взорвет ее изнутри и она залепечет о своей любви, признаваясь ничего не подозревающему Найджелу. Это пугало ее. Потому что только в страшном сне могло присниться, как она открывает свое сердце человеку, а тот вежливым жестом отвергает ее. Обнимая его, занимаясь с ним любовью, она отпускала сердце на волю и переставала тревожиться.
Ее всегда удивляла сила, с которой они одновременно переживали пик наслаждения. И теперь Жизель позволила усталости взять над собой верх. Она уютно пристроилась к Найджелу, ощутив, как его тепло обволакивает ее, и закрыла глаза. Если страсть является свидетельством того, что человек чувствует, тогда Найджел тоже любит ее. Но это была мечта. Страсть никогда не управляла сердцем мужчины, в отличие от женщины. В лучшем случае она станет самой роскошной любовницей, какой у него потом никогда не будет. Уже в полусне ей показалось, что это тоже неплохо. Лучше, чем вообще ничего. По крайней мере она останется у него в памяти как прекрасное воспоминание. Конечно, ответная любовь намного лучше, но ее утешало сознание того, что она, Жизель, станет незабываемой.
Найджел смотрел на хрупкую женщину, которая слегка посапывала, лежа у него в руках. Очень скоро они предстанут пред воротами Донкойла, и Жизель окажется лицом к лицу с Малди. Наступил момент рассказать Жизели все о той женщине, но он откровенно трусил. Было неловко, было стыдно. Он до сих пор чувствовал себя так, словно предал Балфура, своего брата, хотя он и пальцем не дотрагивался до Малди. Самый большой стыд вызывало то, что все, кто имел с ним какие-нибудь дела в Донкойле, прекрасно понимали причину его бегства. Малди не была исключением.
В конце концов он уговорил себя, что между двумя женщинами не такое уж большое сходство. Но стоило ему ступить на берег Шотландии, удобная ложь, которую он сотворил для себя, развалилась на куски. И Жизель, и Малди были хрупкими женщинами небольшого роста. У обеих – черные волосы и зеленые глаза. И еще их объединял одинаковый боевой темперамент. Он был единственным, кто мог поверить в собственную ложь.
Так или иначе, ему придется что-нибудь рассказать Жизели до того момента, когда они окажутся перед воротами Донкойла, иначе теплота женщины, которую он обнимал сейчас, превратится в лед. Такую потерю ему не хотелось бы пережить. Печально, что и рассказав ей все, он может получить тот же самый результат.
Найджел выругался шепотом и пришел к выводу, что ему обеспечены бессонные ночи, пока весь этот ужас не закончится. С тоской в сердце он понимал, что начинает идти на поводу у собственной трусости. Оставалось только надеяться на лучшее. В итоге, если он сейчас все расскажет ей, результат будет точно такой, как если она все увидит своими глазами. Тогда зачем лишать себя нескольких ночей в ее объятиях?
– Что это? – Жизель опустилась на землю и легко провела рукой по купе меленьких белых цветов.
– Вереск. – Найджел опустился рядом с ней.
– Ах, вот каким ароматом вы с Дунканом так страстно хотели подышать.
Он улыбнулся и благоговейно дотронулся до цветка.
– Да, мы говорили как раз об этом. Хотя смысл был намного шире. Мне кажется, что мы имели в виду всю страну и аромат, присущий только Шотландии. Вереск, когда он расцветает и покрывает горы, – это лишь часть огромного целого.
Она чмокнула его в щеку, а он поморщился.
– Я поняла. Здесь в воздухе словно разливается сила, вызов людям, которые пересекают эти горы.
Найджел осторожно уложил ее на землю, сплошь покрытую мхами, удивляясь и радуясь тому, что ей удалось понять его, что она разделяет его чувства. Им осталось несколько часов пути до Донкойла. Но он оттягивал прибытие в конечную цель и поэтому сделал привал. Понимая, что очень скоро она может просто повернуться к нему спиной, Найджел не мог не остановиться, чтобы заняться с ней любовью, возможно, в последний раз.
Ее слова подтвердили, что она чувствует родство с его землей, и от этого потерять ее станет еще более горько.
Найджел знал, что у него есть в запасе средство, чтобы Жизель не думала о нем плохо. Он мог бы сказать Жизели, что любит ее, что хочет на ней жениться. Ей все равно будет больно, когда она увидит Малди. Жизель засомневается в искренности его клятвы, но три этих коротких слова будут означать, что она даст ему шанс объясниться. Однако Найджел также понимал, что не сможет так поступить. Он не был полностью уверен, что его сомнения продлятся долго. Ни одна из женщин не волновала его. Ни одна не вызывала такого безумного желания всего лишь улыбкой. И ни к одной он так долго не тянулся душой и телом. Ни к одной, только к Жизели. Ему не хотелось обещать Жизели любовь и замужество, верность и преданность, а потом посмотреть на Малди и понять, что все было ложью. Если на то пошло, он не мог обидеть Жизель, предлагая сердце, которое все еще было привязано к другой женщине.