Остается только пожелать ширрифу удачи. Говорят же знающие люди, будто уроженки Полуденного Побережья весьма искусны в любовных играх. Но распространяется ли это правило на магичек, коим вроде бы положено хранить целомудрие? Надо потом за кружкой-другой эля намекнуть Грайтису — пусть поделится впечатлениями и открытиями.
Магнуссон удалился, довольный успехом своего замысла, и решив, что щедро дарует парочке на болтовню, выяснение отношений и прочую милую чепуху еще колокол. Сам он уже успел получить причитающееся, и даже с избытком.
Вот только бы перестала ныть голова… Изводящая боль преследовала Темвика уже третий или четвертый день, порой усиливаясь настолько, что, казалось, череп вот-вот расколется изнутри. Ледяные примочки и настой кошачьей травы вроде бы помогали, но если подобная гадость не сгинет в ближайшую седмицу, придется идти на поклон к дворцовому лекарю или той же Ренисенб. С чего бы это? Никогда в жизни Темвику не приходилось жаловаться на здоровье, а тут подвалило огорчение… И как не вовремя — постоянно надо быть на ногах, соображать, отдавать приказы, а ему, видите ли, занедужившая головушка покоя не дает!
Глава пятаяЧужие тайны
24 день Первой летней луны.
Спустя некоторое время после отъезда Темвика Магнуссона, Грайтиса и госпожи Ренисенб коронный замок Вольфгарда украдкой покинули еще две примечательных личности. Они предпочли отправиться пешком, сперва с удрученным видом постояв у изгороди запертой «Короны» — точно помянули дальнего сородича, на днях ушедшего в далекое безвозвратное странствие.
Затем пара — походившая на уроженцев какой-нибудь из Полуночных стран, ведущих себя с достоинством людей, знающих свою высокую цену — спустилась вниз с Коронного холма и свернула к восходной части города. Встречные прохожие частенько замешкивались и сбивались с шага, чтобы глянуть им вслед. Некоторые, постарше летами и явившиеся в Вольфгард среди торговых гостей, начинали озадаченно хмуриться, словно пытаясь вспомнить: не сводила ли их судьба раньше с этим мужчиной или этой женщиной?
Воспоминания приводили к тому, что почтенные торговцы либо с облегчением переводили дух, либо хлопали себя по лбу и, позабыв о прочих делах, торопливо устремлялись к приютившим их постоялым дворам, бормоча себе под нос что-то маловразумительное.
Парочка же спокойно шла своей дорогой — через Круглую площадь, вдоль Железных Рядов. Там они снова приостановились: мужчине возжелалось непременно глянуть на доставленные из Немедии и разложенные в надлежащем порядке на огромном прилавке образчики прямых тяжелых мечей. Женщина со стоическим видом ожидала, пока спутник удовлетворит свое любопытство, но под конец не выдержала и утянула его за собой, сорвав едва не состоявшуюся покупку.
— Скажи на милость, с чего ты взял, будто с тобой они станут разговорчивее? — Дженна упрямо пыталась подладиться под размашистые шаги супруга, с грустью отметив, что совершенно разучилась ходить в обычнейших козловых сапожках и широченной домотканой юбке, наскоро сооруженной из длинного отреза шерстяной материи в броскую черно-алую клетку. — Раз они не пожелали ничего говорить Эртелю, значит, не скажут никому. В том числе и тебе. Приглашение Фрама — только вежливые слова. Ты больше не его близкий приятель, которому можно раскрывать тайны, забыл? В лучшем случае он потолкует с нами о старых добрых временах, в худшем тамошние караульные состроят каменные лица и пробурчат, что почтенный староста крайне занят и у него нет времени беседовать со всякими мимохожими… как там у подгорного народца принято оскорблять людей — дылдами или кривыми оглоблями?
— Между прочим, я тебя не звал. Сама напросилась, а могла бы сидеть с детишками, — съязвил Конан.
— Знаешь, что мне сказали ненаглядные отпрыски? — бархатно-напевный голос Зенобии разительно переменился, став очень похожим на тонкий выговор дочери: — «Мамочка, у отца такой вид, словно он задумал что-то сотворить. Или натворить. Наверное, его рассердили эти подгорные карлики, и он собрался к ним наведаться. Ты бы сходила вместе с ним… так, на всякий случай». А твой наследничек заявил, что ему заранее жаль бедных двергов и он постарается спрятать все режущие предметы, каковые могут попасть тебе на глаза.
— Я этому малолетнему остроумцу… — грозно посулил правитель Аквилонии. — Йен, ну растолкуй ты мне — в кого он таким уродился? Почему у него каждое слово с подковыркой? Отчего любые вертихвостки — что у нас дома, что здесь, в Вольфгарде — бегают за сопляком двенадцати лет? Не за Конни, обрати внимание, а именно за его младшим братцем? Что начнется в Тарантии, когда он подрастет?
— Мальчику досталось твое умение быстро находить общий язык со слабым полом, — хмыкнула Дженна. — Скажи спасибо, что пока он не злоупотребляет этим талантом… Не увиливай от ответа! Ради чего мы отправились к двергам, причем вот так, корча из себя простецов? Ты хоть знаешь, куда идешь?
— Дом старосты гномской общины стоит на Холодном Ручье, о чем тебе скажет любой житель здешней столицы, — откликнулся варвар. — Что же до причины… Сама видишь, мирный Вольфгард превратился в сплошной кавардак. Эртель, как верно заметил тот мрачный дверг, покуда не ощущает себя настоящим правителем. Уверен, затея с посланием учинялась именно ради меня, а уж потом — для нашего волчонка в короне. Мы, конечно, могли бы притащить с собой свиту в пять десятков человек, но к чему лишнее внимание? Кроме того, надо обернуться побыстрее — чтобы имелось, о чем потолковать с Эртелем. Может, все не так уж страшно, как мы сгоряча подумали.
— Съездили в гости, отдохнули, развеялись, — желчно проворчала аквилонская королева, прыгая по растрескавшимся доскам мостовой. — Ладно, я привыкла верить в твою удачу. Надеюсь, дверги не захлопнут ворота прямо перед нашим носом. И не пытайся уговорить меня лазать через заборы! Я уже не в том возрасте!
— Разве? — изобразил искреннее удивление Конан. — Я как-то не заметил. Эй, дряхлая старушка, поделись секретом — какая зловредная магия помогает тебе сперва целый день носиться по лесу за кабанами, а потом ночь напролет не давать мне покоя?
— Ума не приложу, как можно вытерпеть общество этого чудовища больше одного мгновения? — вопросила Дженна у пестрой лавочной вывески. Подобные перепалки давно уже стали неотъемлемой частью жизни правящей четы — они помогали сохранять здравый смысл и чувство юмора в любой заварушке.
— Потому что в глубине души я милейший человек, только никто этого не замечает. Скажем, я вполне мог бы предоставить Эрту выпутываться из передряг самостоятельно, так ведь нет! Здесь направо… или налево?
— Налево, — Зенобия первой углядела мостик через мелководную речушку и крепкие ворота, украшенные двумя гербами — Пограничья и двергского Королевства-под-Горой. Сбоку, на заборе, висела внушительного вида литая бронзовая доска, испещренная угловатыми руническими письменами гномов, а рядом торчал дверной молоток — оскаленная мордочка диковинной ящерицы с кольцом в зубах.
На стук приоткрылась низкая, где-то на уровне человеческого пояса, калитка и выглянул стражник — косматое создание в звякающей кольчуге и при неизменной секирке. Окинул неожиданных гостей быстрым подозрительным взглядом снизу вверх из-под нахлобученного на самые глаза островерхого шлема, открыл было рот для заранее приготовленного «Шли бы вы, почтеннейшие…», но приглядевшись внимательнее, сдавленно кашлянул и юркнул обратно.
— Стоило бы побиться с тобой об заклад, — с сожалением заявил киммериец, пока за воротами шла торопливая возня, громыхали отпираемые замки, а караульный то многословно извинялся за задержку, то возмущенно покрикивал на сородичей на рокочущем наречии двергов. Должно быть, отсылал кого-то к старосте с известием о высоких гостях или требовал немедленно прибрать во дворе. Раздалось частое буханье десятка кованых подошв по камням, потом непонятный тягучий шорох пополам с быстрым топотком. — Старый хитрюга Фрам заранее догадывался, что мы придем!
— Ошибаешься. Сторож принял тебя за злостного должника, явившегося клянчить об очередной отсрочке уплаты, — невозмутимо возразила Дженна.
Гном наконец справился с засовами. Воротина, вся в железных полосах и медных шляпках гвоздей, грузно колыхаясь, поплыла в сторону. Открылся просторный двор, мощеный камнем, в обрамлении добротных хозяйственных служб, и собственно подворье — деревянный дом непривычной человеческому глазу постройки с множеством изломов, клетушек и флигелей, выраставший на фундаменте из огромных замшелых валунов.
Перечеркивая двор, от ворот до высокого крыльца с навесом тянулась узкая, не более двух локтей, полоса расшитой ткани, играющая радужным многоцветьем и переливами вспыхивающих искр.
По обеим сторонам дорожки через равные промежутки живыми изваяниями застыли стражи усадьбы. Позади них толпились прочие обитатели вольфгардского квартала двергов, на всходе, в распахнутых дверях, различались еще две-три приземистые фигуры — должно быть, Старейшина и его ближайшее окружение. Над двором висела сторожкая, напряженная тишина, никто не перешептывался, не болтал и не сплетничал, только где-то в отдалении ровно, как бьющееся сердце, постукивал молот.
Оценив размах встречи, аквилонский монарх едва не присвистнул, а его спутница, глянув себе под ноги, выдохнула быстрым полушепотом:
— Даже жалко топтать эдакую красоту грязными сапогами…
Обитатели тарантийского замка совершенно справедливо замечали, что подлинный блеск монархии придала именно Зенобия Канах, хотя откуда, спрашивается, купеческой дочурке обзавестись замашками и привычками истинной королевы? Однако девица из Пограничья столь рьяно настаивала на соблюдении требований этикета, что добилась почти невозможного — постепенно приучила к ним своего упрямого супруга, по возможности избегавшего участия в любых долгих церемониях.
Опыт многих лет не подвел. Рука об руку они шли по расстеленной дорожке — также, как привыкли выступать в тарантийской коронной Цитадели, во владениях своих друзей и подданных. На миг Дженне померещилось, будто она слышит размеренное уханье старинного гонга в Золотой Зале, по традиции отмечающее каждый шаг правителей Аквилонии.