Честь пацана — страница 15 из 40

– Пацаны, будем паиньками, ведем себя смирно, – вполголоса поучал Холод. – Хрен с ними, с мусорами, потерпим.

Кто-то соглашался, другие фыркали, задирали носы. Скалились менты. Скучно никому не было. Допрашивали в нескольких кабинетах – иначе пришлось бы всю ночь торчать в милиции. На виду никого не били, хотя кулаки у товарищей чесались. Ушел Холодов, вернулся, сел рядом. Вроде не пострадавший. Увели Гуляша, вернули через четверть часа, он как-то ненароком потирал раскрасневшееся ухо – определенно прилетело. Лично меня не били, даже пальцем не тронули. В кабинете сидел капитан средних лет, набитой рукой заполнял шапку протокола. Представился капитаном Лебедевым, стал вытягивать из меня все жилы. Я ничего не скрывал, что мне скрывать? В крутогоровской конторе не состою – что было чистой правдой.

– Да вы никто не состоите, – проворчал капитан. – И не слышал у вас никто, что на вашей Крутой Горке есть преступная молодежная группировка под предводительством Виктора Мамаева. Кто в ней состоит, непонятно, очевидно призраки.

При допросе присутствовал еще один капитан – невысокий, темноволосый. Он сидел на подоконнике, иногда вставал, прохаживался. Человеком он был неприметным, иногда усмехался, что-то мотал на ус. Несколько раз я чувствовал спиной пристальный взгляд, невольно втягивал голову в плечи – но не прилетало.

– Документы есть? – спросил Лебедев.

– Шутите, товарищ капитан? Первое мая, я гулял в парке, в двух шагах от дома. Кто берет с собой документы? Как я ввязался в эту драку, можете даже не спрашивать. Неслась толпа, била женщин, детей, хулиганы чуть не перевернули милицейскую машину. Осквернили, раскурочили ухоженный сквер, пострадали ни в чем не виновные люди. Разумеется, я стал защищаться – на меня, между прочим, четверо налетели. Не мы напали – на нас напали, понимаете разницу? Почему хватаете тех, кто защищался? Вы же все понимаете, не так ли? Может, это связано с тем, ГДЕ именно находится ваше отделение милиции?

За такие слова можно было и получить. Но как-то обошлось. Лебедев отложил протокол и с любопытством воззрился на меня. За спиной молчал второй присутствующий. Адская бездна вроде не разверзлась.

– Отлично, – усмехнулся седоволосый капитан (почему он не стал майором в столь почтенные годы, оставалось только фантазировать). – То есть сейчас вы намекаете на что-то коррупционное, я правильно понимаю?

– Боже упаси, – ахнул я. – Вы все неправильно поняли, товарищ капитан. Я не имел в виду ничего такого, вы неверно расшифровали мои слова…

– Вы сказали, на вас напали четверо, – перебил капитан. – Но вы неплохо выглядите. Оказаться в больнице после нападения четверых обязательное, я бы сказал, условие. Прокомментируете?

Я начал рассказывать, что недавно отслужил в Советской армии – и не где-нибудь, а в прославленных воздушно-десантных войсках. В Афганистан не попал – увы. Ограниченный контингент в этой стране стал действительно ограниченным. Но из армии я вынес многое, в том числе обостренное чувство справедливости и умение защищать свою жизнь. Службу завершил старшим сержантом – и это при том, что не оканчивал никаких учебок, а все зарабатывал своим горбом. Также я не забыл упомянуть, что с осени собираюсь продолжить обучение в вузе, в недалеком будущем – создать семью, завести детей, а также посвятить свою жизнь честному труду.

– На этом месте должна звучать торжественная музыка, нет? – Капитан поднял голову, пересекся насмешливым взглядом с коллегой.

Тот издал сдержанный смешок.

– Ладно, Андрей Андреевич, не морочьте нам голову, – заявил по итогам допроса капитан Лебедев. – Не спорю, армию вы отслужили, но в вашем случае это скорее отягчающее обстоятельство. Сегодня вас отпустят – к нашему величайшему сожалению. В следующий раз загремите по полной. Я ясно выразился?

– Предельно, товарищ капитан, следующего раза не будет.

Когда я выходил из кабинета, следом за мной вышел темноволосый капитан, негромко бросил:

– Пройдите в кабинет напротив.

Я не стал возражать, хозяин – барин. Вошел, застыл в неопределенности посреди пустого кабинета. Капитан вошел следом, плотно прикрыл дверь и так же негромко предложил присесть. Я пристроился на стуле. Капитан сел за стол, стал вертеть сигаретную пачку и испытующе меня разглядывал. Создалось впечатление, что ему про меня что-то известно. Я бы не удивился, узнав, что это так. Лицо капитана было не из тех, на которых отчетливо читались эмоции.

– Капитан Меликов, – представился он. – Не будем ходить вокруг да около, Андрей Андреевич. Согласен, формально вы не состоите в крутогоровской группировке, но тем не менее имеете устойчивые связи с ее руководством и пользуетесь уважением в среде ее членов. Не возражайте, мне все известно.

– Раз так, то вы должны понимать, что я никогда не буду стучать на людей, живущих рядом со мной. Это бесполезно, товарищ капитан. Не на того поставили, прошу прощения.

«А чем он, кстати, может меня шантажировать? – невольно задумался я. – Да ничем. Нигде не работаю, пока не учусь; за исключением пары сомнительных эпизодов, на мне ничего нет».

– Вы не поняли меня, Андрей Андреевич. – По губам капитана Меликова скользнула сухая улыбка, он как-то подался вперед. – Я не прошу у вас сливать информацию о вашей банде. Я сам рассчитываю вам ее сливать. Улавливаете разницу? Группировка Шамиля Туркаева становится опасной. Эти люди напрочь отморожены, их много, у них хорошая дисциплина и отлично выстроенная иерархия. У Туркаева связи… в том числе в структурах власти. Райком комсомола, райком партии, чиновники райисполкома… Фамилии называть не буду, поверьте на слово. Если он окрепнет, городу не поздоровится – даже при той критической ситуации, что сейчас сложилась. Если он вольет в себя другие группировки, будет еще хуже. Требуется противовес. В данный момент это только Крутая Горка. Есть еще Танковая, но это смешно. Вы слабее, это понятно, но сегодня тем не менее вы вышли победителями. У меня есть человек, занимающий в иерархии Шамиля неплохое положение. Чего-то большего вам знать не следует. Я могу получать информацию о ближайших планах Турка. Надеюсь, вам это интересно.

– Лично мне – не очень, – улыбнулся я. – Но есть люди, которым это должно быть интересно, не спорю. Небольшое уточнение позволите? Вами движет только альтруистическая забота о благе города? Ни о каких нетрудовых доходах речь не идет?

– А вы язвительный товарищ, Андрей Андреевич. – Меликов не менялся в лице, пожирал меня глазами. – Нет, о бескорыстной помощи мы не говорим. Мы говорим об умеренном вознаграждении, которое вашу кассу не разорит. Вы же держите общак? Хорошо, допускаю, что лично вам об этом пока ничего не известно. То есть мы говорим о взаимовыгодном и долговременном сотрудничестве. Передайте мои слова Мамаю. Кого-то другого посвящать не стоит. Если история всплывет, я буду все отрицать и, уж поверьте, сделаю это убедительно. Связь предлагаю держать через вас. Номер вашего телефона мне известен. Если трубку снимете не вы, буду представляться неким Тихоновым, вашим сослуживцем. Перезванивать не надо, сам перезвоню. Вопросы, Андрей Андреевич?

– Скорее, пожелание. – Сказать по правде, я пребывал в замешательстве. Было видно невооруженным глазом, что я увязаю в делах группировки все глубже. Но игнорировать подобные предложения не стоило (если в них не было скрытого подвоха). – Да, я скажу Мамаю о вашем предложении. Правильно понимаю, что нас отпускают?

– Конечно. – Меликов пожал плечами. – Вас могли бы привлечь за мелкое хулиганство, но сами понимаете, во что выльются поиски пострадавших. Составят протоколы – и вы все можете идти.

– Вопрос – куда? У меня единственное условие: нас увозят от отделения на автобусе и доставляют на Крутую Горку.

– Не много ли вы хотите, Шефер? – Меликов насупился.

Я нервно засмеялся.

– Мы даже квартала не пройдем. Отделение милиции давно оцеплено – и отнюдь не спецназом. Если покалечат хоть одного парня, мы с вами никогда не договоримся. Согласитесь, не такая уж трудоемкая услуга. Я могу идти?

Никто не видел, что я заходил к Меликову. День бежал, не за горами был вечер, в зарешеченных окнах плавали сумерки. На лавочках дремали пацаны, утомленные ничегонеделанием. Подвинулся зевающий Холодов.

– Долго ты что-то.

– Я их очаровал.

– А, ну понятно… – Он закрыл глаза, погрузился в дремоту.

Вернулись с опросов все задержанные, мы сидели, ждали вердикта. Зевали так заразительно, что и менты стали зевать. Кончилось тем, что всех отпустили.

– Эй, бандосы, можете валить, – объявил дежурный по отделению. Пацаны с обреченным видом поднимались, гадая, как долго они смогут продержаться – «там, за углом».

– Можно врассыпную брызнуть, – стал рассуждать Дадай. – Кто-нибудь да спасется, выберется. Но как-то это не по-пацански, да?

Под крыльцом стоял микроавтобус «РАФ» – не то чтобы автобус, но всех мог вместить.

– Садись, босота, – проворчал водитель через раскрытое окно.

– Пацаны, карету подали! – возликовал Фитиль.

Холодов посмотрел на меня как-то странно, но ничего не сказал. Пацаны со смехом полезли в салон, набились как сельди в бочке.

– Да здравствует советская милиция! – пошутил кто-то. – Самая гуманная милиция в мире!

Микроавтобус выехал за ворота. Разочарованно взвыли толкущиеся на тротуаре турки. Пацаны кривлялись из салона, кто-то показывал средний палец, кто-то – чисто российский «рукав на три четверти». Турки даже пробежались за машиной – вдруг остановятся? Самые отчаянные пытались перекрыть дорогу, но водитель пронзительно сигналил – и отморозки уступали дорогу. Пассажиры похохатывали, но в присутствии милицейского водителя все же языки не распускали.

На улице стемнело, в домах зажигался свет. Мы проехали мимо озера, мимо клуба, въехали на территорию жилого комплекса. Местная братва уже просекла ситуацию. Со всех сторон бежали люди. Когда мы встали во дворе, «рафик» окружила толпа. Пацанов обнимали, трясли. Никто не спал, ждали окончания «пьесы». Даже спасательную команду организовали – если от турок отбивать придется. Водитель поспешил развернуться и отбыть на базу. А я лишь в одиннадцатом часу вечера добрался до дома – усталый как собака. Лифт не работал, пришлось пешком тащиться на пятый этаж. Мама перенервничала и, глядя на меня, вытирала слезы. Угрюмо смотрел отец. Почему я должен был что-то объяснять? Все случилось помимо моей воли. Но приходилось оправдываться, говорить какие-то слова… О том, что в сквере была заварушка и кого-то увезла милиция, знал весь массив. Ну, попал в замес, с кем не бывает. Зато отстояли свой асфальт, не дрогнули перед врагом…