– Да ты что, Шериф? – удивился работник. – Сегодня же танцы в нашем сельском клубе – все пацаны и девчонки там, зажигают. Не знал, что ли?
Честно говоря, не знал. Дискотеки мало интересовали, тем более в «нашем сельском» клубе. Напрыгался еще в отрочестве. Взяв с парня обещание, что завтра обязательно посмотрят машину, я пешком двинулся домой. Постоял у подъезда. Нет, домой было рано. Прошелся по двору, посидел на лавочке. Вечер был чист и прозрачен, недавно стемнело, в фиолетовом небе зажигались звезды. Людей во дворах практически не осталось, уличная братия тоже не шаталась. Я вышел за пределы жилмассива, прогулялся по аллее. В клубе глухо гремела музыка, переливались разноцветные огоньки в окнах. В районе бойлерной кто-то шевелился – надо полагать, пограничный пост. Окраины района со стороны детдома и озера теперь находились под круглосуточной охраной. Пацаны плели родителям отмазки, уходили в ночное. Все это смахивало на осадное положение. А скачки в клубе – видимо, пир во время чумы.
Возвращаться домой по-прежнему не хотелось. Я постоял на краю футбольного поля, двинулся к клубу, напевая под нос «На границе тучи ходят хмуро». Гулко гремели басы – надрывался отечественный «Мираж», который за последние три года, честно говоря, достал. Я не собирался заходить в клуб, просто хотел пройти мимо. Заведение ветшало, раньше здесь хоть фильмы показывали, теперь не было и этого. Планы снести здание и построить новое оставались только планами.
В районе крыльца блуждали огоньки сигарет. Курильщики в группировке все-таки были, что в принципе не мешало выполнять спортивные нормативы. Отделился один огонек, двинулся в мою сторону.
– А, это ты, Шериф… Что крадешься, как тать в ночи? Заходи, гостем будешь.
«А мне оно надо?» – подумал я. Пиво – только членам профсоюза. Танцы-манцы-обжиманцы – только для пришитых к улице. Но, подумав, сменил направление и вошел в здание. Проследовал короткий тамбур, вошел в холл – и оказался в грохочущем аду. Фойе очага культуры было вместительным, сюда вошла бы и рота солдат. Наверху, на галерее, метались огоньки цветомузыки, там находился оператор аппаратуры – или, как модно сейчас говорить, диск-жокей. Плыли по потолку пятна света. Огромные колонки располагались внизу – в дальних углах. Вспомнилось что-то дремучее, из старых добрых семидесятых: «Две колонки в двести ватт о любви моей кричат». Надрывался Владимир Кузьмин: «Жизнь меня бросает, словно мячик… Я качусь, пока хватает сил…» Хотя бы не «Мираж» (который в принципе годен, чтобы отключить сознание). В темноте под цветомузыкой бесновалась толпа. Колыхались тени, по лицам ребят и девчат блуждали сполохи света. «Шериф, привет!» – проорал кто-то. Я машинально помахал рукой. Двигался дальше по стеночке – хотя проще было развернуться и покинуть мероприятие. Трезвая дискотека? Я озадаченно всматривался в «пятнистые» лица. Года четыре назад, когда в стране свирепствовал непродуманный сухой закон, в моде были трезвые свадьбы. Пили только морс. Начинание не прижилось – скука творилась смертная. Ни подраться, ни повеселиться. Да и сам закон в итоге вызвал лишь бурное производство подпольного алкоголя.
– Андрюха, привет! – проорал Уйгур, нависая надо мной гранитной глыбой. – Не вынесла душа, заглянул на огонек?
Приходилось орать, чтобы хоть как-то понимать друг друга. Слабенький душок спиртного от Рената все же проистекал – действительно, не совсем же с ума сходить?
– Я на минуту! – прокричал я. – Слушай, машину завтра посмотри, генератору хана!
– Посмотрю! – пообещал Ренат. – Но завтра! Или даже послезавтра! Как пойдет… Пошли к нам, Шериф!
Он провалился в гущу танцующих. Кривлялись его сестрица Василиса и длинноногая Формоза, к которой прочно прилип Гуляш. Короткая пауза: народ выдохнул, застыл – и вновь пустился в пляс под того же ритмичного Кузьмина: «Я возвращался домо-о-о-ой, я возвращался домой…» Такое ощущение, что диск-жокей выставил полную громкость, тряслись стены. Я добрался до колонок, но находиться там было невозможно, гремело, как в мартеновском цехе. Я перебежал на другую сторону, двинулся в обратном направлении. Оборвалась песня, народ заулюлюкал, кто-то захлопал.
– Андрей? – прозвучал в спину удивленный голос.
Впоследствии я часто думал: зачем вошел в этот клуб? Ведь не любитель. И настроение было отвратное. Может, подсознательно что-то чувствовал? Это был натуральный «мираж». За мной стояла Гульнур в облегающем платье, с распущенными волосами и удивленно моргала. Я, видимо, обознался, иллюминация была неважной, но портрет, нарисованный в голове, идеально наложился на эту незнакомку. В танцах произошла заминка, диск-жокей судорожно менял бобину, публика роптала. Я изумленно смотрел на девушку. Это была Гульнур – красивая, просто не передать! И она на меня смотрела, удивлялась. А рядом стояла Бамалама и удивленно смотрела то на меня, то на Гульнур. За спиной Инги мерцал Холодов и тоже начал интересоваться происходящим.
– Ты что делаешь? – неуверенно спросила Гульнур, наблюдая за моими странными телодвижениями.
– Щиплю себя, – признался я. – Так всегда делают, когда не верят глазам. Гульнур?
– Согласна, – кивнула девушка. – Мы недавно виделись, сидели у деканата, я обещала тебе, что подожду, но прибежал брат, он был на машине, буквально силой утащил. Мне было так неловко…
– Я искал тебя, – сообщил я убитым голосом. – И в тот раз искал, и сегодня искал. Думал, все уже, не найду, на другой жениться придется… – Шутка, возможно, была не лучшей, но в бегство девушку не обратила. – Гульнур, ты что здесь делаешь? – До меня постепенно доходил юмор создавшегося положения.
– Эй, але, гараж, – сказала Бамалама. – А ничего, что я тут? Не мешаю? Вы что… знакомы?
– Отстань, Бамалама, – поморщился я.
– Бамалама? – удивилась Гульнур.
– Ах, прошу прощения, Инга Владимировна.
– Александровна, – поправила Бамалама. – Эй, народ, а с хрена ли тут, вообще, происходит?
– Мы с Ингой учимся вместе, – объяснила Гульнур. – В одной группе. Она меня пригласила сюда на танцы. Я понятия не имела, что встречу здесь тебя.
– Бамалама… – поразился я. – Тьфу, Инга Александровна, ты учишься в вузе?!!
– Не всем же быть такими неучами, как ты! – всплеснула руками Инга. – Учусь, имеешь что-то против?
В животе уже зрел взрыв хохота, да и окружающие на нас оборачивались. Отчаянно подмигивал мелкий Штирлиц, невесть как оказавшийся во взрослой среде. Взвыла музыка, снова Кузьмин с группой «Динамик» – песня шла не с начала: «…раскрой же зонт, надвинь свой серый капюшон…» Медляк! Я сделал шаг, обнял Гульнур за талию – как бы пригласил на танец. Отказаться уже не было возможности! И все завертелось…
Я держал ее очень бережно, старался не давить, вел себя как истинный джентльмен. И не оттого, что надо, а само получалось. До сих пор не мог поверить, что так удачно зашел! Все происходящее было полным абсурдом. Вот и не верь после этого в судьбу. За медляком последовал другой, бесконечно длинный – «Июльский вечер» в исполнении «Uriah Heep». Толпа в зале заскучала. Но только не я! И, надеюсь, не Гульнур. Я прижимал ее к себе, наслаждался исходящим от нее французским ароматом, безумно кружилась голова. Она смотрела на меня сначала удивленно, потом лукаво, потом еще как-то, а в итоге сама подалась ко мне, расслабилась, обмякла. На нас косились, перешептывались. А мне казалось, мы уже миллион лет знакомы!
– Я правда тебя искал, – шептал я. – Готов был убить вашу секретаршу – она отказывалась давать твой адрес…
– Так это же Зоя Ивановна, – засмеялась Гульнур. – Ее два года назад муж бросил. Теперь она терпеть не может, когда кто-то рядом счастлив. А во всем остальном хорошая женщина, всегда поможет, если убедишь ее, что у тебя все плохо…
– Подожди, – пробормотал я. – То есть Бамалама… тьфу, Инга позвала тебя на дискотеку на Крутую Горку, и ничто ее при этом не смутило? То есть это как бы нормально, как в соседний двор на танцы сходить?
– Да, это странно, – согласилась Гульнур. – Я знала, что Инга состоит в какой-то молодежной компании, она и не скрывала… Но Инга хорошая девчонка, хорошая подруга, может быть, немного экстравагантна… Выдала мне, так сказать, гарантии безопасности. Сюда приехала на такси, она меня встретила…
– Ну и как тебе здесь?
– В последние минуты стало лучше, – Гульнур негромко засмеялась, подняла глаза.
Мы прилипли друг к другу, истома растекалась по телу, хотелось смеяться, совершать только хорошие поступки. Подошла Инга, встала, подбоченившись, уставилась критическим взором. «Гарантии безопасности» трещали и рушились. Или, наоборот, становились крепкими и фундаментальными.
– К тебе не приставали?
– До тебя – нет, – смеялась Гульнур. – Смотрели, конечно, просто облизывали меня взглядами… Пару раз подходили, выражали свое почтение. Но я их не запомнила. Инга попросила своего друга, кажется Олега, последить, чтобы моя честь осталась незапятнанной. Он и сейчас на нас смотрит. Но вы же знакомы?
Холодов укоризненно качал головой, но кайф не ломал. Бамалама что-то энергично шептала ему на ухо. А девушка, к которой я неровно дышал, оказалась неробкого десятка! В омут с головой, на другой край беспокойного города… Закончился медленный танец, к огромному моему сожалению. Распались танцующие пары. Я рискнул взять Гульнур за руку, она не возражала, хотя и смущалась.
– Эй, на верхотуре, хорош кота за яйца тянуть! – закричала Инга. – «Бамаламу» давай!
Ну конечно, других песен не существует. Товарищ наверху запустил хит двенадцатилетней давности. Словно и не было этих долгих лет – толпа пустилась в пляс. Мы тоже танцевали – рядом, не отходя друг от друга. Я бы ее не отпустил от себя за все сокровища Форт-Нокса. Окружающий мир так опасен и так непредсказуем… Гульнур раскраснелась, запыхалась, но в карих глазах метались задорные огоньки. «Бамаламу» сменило что-то не менее энергичное, в исполнении, кажется, Мика Джаггера. Толпа бесилась. «Это рок-н-ролл, детка!» – орал Гуляш, вертя вокруг себя очумевшую Формозу. Гульнур напрыгалась, еле стояла, и когда опять пошел медляк, просто повисла на мне. Я не испытывал тяжести, готов был держать ее хоть до завтра. Сквозь платье прощупывалась гладкая кожа, я чувствовал сквозь ворох одежд, как стучит ее сердце.