– Фигней страдаем, Шериф, – ворчал Уйгур. – Не понимаю в этом ни хрена, пошли отсюда…
Сильно стесняясь, гражданин Шафранов выложил еще одну просьбу. Уж больно его нервировало предприятие конкурентов, расположенное в Советском районе. Качество продукции гораздо хуже, а подмяли под себя почти весь рынок. И вообще, жалкие, ничтожные личности. Не могли бы мои пацаны решить эту проблему? Скажем, за хорошую сумму. Несколько цифр новоявленный предприниматель написал на клочке бумаги и тут же его сжег в пламени разовой китайской зажигалки. Я популярно объяснил гражданину, что наша контора криминалом не занимается и лучше ему забыть о своих словах. Предприятие конкурентов загорелось через ночь. Стены из горючего материалы злоумышленники щедро облили бензином. Фабрика вспыхнула, как лучина. Горело красиво, полночи, даже дождь не помог. Пожарные заливали пепелище, но спасти предприятие уже не могли. Понятия не имею, кто это сделал, но с обещанной суммой гражданин Шафранов простился. После этого случая мы его называли ехидно – «Монополист». Милицейское расследование ничего не выявило – видимо, коротнула старая проводка, на замену которой кооператоры пожадничали денег.
Последствий мы не ощутили, в городе творилось и не такое. Конторы грызлись, милицейские сводки пестрели сообщениями о драках и жертвах. Но мы научились защищаться и даже зарабатывали. Внимание привлек ресторан «Дружба».
– Директор – Мамедов, – сообщил Каратист. – Тот еще гусь. Пацаны подсуетились, есть у меня один… на юриста, чудак, учится. Он навел справки. Сначала Мамедов возглавлял городской пищеторг, потом трест ресторанов и столовых, несколько раз привлекался за хищения. Но выпутывался, проходил свидетелем. Теперь отправился на вольные хлеба, открыл ресторан – как бы на паях с кучкой таких же жучар. Через подставных держит еще несколько точек в городе. Есть информация, что связан с людьми, продающими наркотики, и через свои увеселительные заведения отмывает деньги с продажи дури.
– О, это наш клиент, – ухмыльнулся Холодов. – Мы по-прежнему говорим наркотикам нет?
– Согласен, этого кекса надо пощипать, – обдумав ситуацию, сказал я. – Коррупционные доходы будут изыматься и все виновные понесут наказание.
Несколько дней мы наблюдали за рестораном, наводили справки, еще раз там поели. Предложение разнести заведение к чертям я с сожалением отверг. За Мамедовым могли стоять опасные фигуры. Собственно, и стояли.
– Не советовал бы вам проявлять интерес к ресторану «Дружба», Андрей Андреевич, – сказал в трубку капитан Меликов. – Это может быть чревато непредсказуемыми последствиями.
– Это угроза, капитан? – набычился я.
– Бог с вами. – Собеседник сухо рассмеялся. – Только глупец угрожает тому, кто ему платит. Это дружеское предостережение. Мамедов уже больше года в разработке УКГБ. Его пасут – плотно и ювелирно. От товарища тянутся концы не только в криминальные структуры, но и к представителям власти. А вы собираетесь туда вломиться, как слон в посудную лавку. Чекистам это не понравится. Надеюсь, не открою Америку, сказав, что за молодежными группировками также наблюдают, и ваша уважаемая лавочка – не исключение. Так что прекращайте, Андрей Андреевич, если не хотите оргвыводов.
– Ну допустим, – сказал я. – Тогда лишь один вопрос, капитан. Вы точно капитан? Иначе откуда такая осведомленность, особенно о том, что мы собирались заняться «Дружбой»?
– Успокойтесь, Андрей Андреевич, стукачей от вашей конторы у меня нет. Но есть некоторые знакомства, в том числе в Управлении КГБ по области… Я точно должен перед вами отчитываться?
Проект «Ресторация» пришлось закрыть. Пацаны разочарованно сопели, но все признавали, что до соперничества с потомками Железного Феликса мы еще не доросли. В конце июля неожиданно заболела мама. Поднялась температура, начались сильные боли внизу живота. Она жаловалась на них и раньше, но таких болезненных ощущений не было. Мы со Светкой всполошились, вызвали «Скорую», маму увезли, прооперировали. Я ничего не мог понять, что за болезнь? Вроде взрослые, чего шифруются?
«Миома матки, – наконец объяснила не по годам образованная Светка. – Доброкачественная, слава богу, опухоль. Но сильно затянула, скрывала боли. Все в порядке, это не рак, опухоль удалили. Говорят, у женщин под пятьдесят такое случается. Никто не обращается вовремя, тянут до последнего. Быстро маму не выпишут, больше месяца проведет в больнице – назначен курс лечения, который она не сможет получить дома».
Это был болезненный удар в спину. Я кинулся в больницу, пустили в палату.
– Правда ничего страшного, Андрейка, – улыбалась мама, сильно побледневшая и осунувшаяся. – Могло быть хуже, но успели, удалили очаг. Вернусь, не бойся, отдохну месяц-другой и вернусь. Здесь сносно кормят, телевизор есть. Андрюша, умоляю, не попади в историю. Следи за Светкой. А Светка пусть за тобой следит – я ее обязательно на тебя науськаю, когда придет.
…Мама уже неплохо выглядела, но лечение продолжалось.
– Ты знаешь, что Светка вчера ко мне приезжала? – спросила мама.
– Ну да, говорила.
– А то, что не одна приезжала, – говорила?
Нет, такого моя сестра не говорила. Судя по описанию, это был Фитиль.
– Странный он немного, – рассуждала мама. – Немного не такой, как бы мне хотелось, но в целом скорее понравился, чем нет. Веселый, общительный, знает много слов, одет почти прилично…
Я и сам не знал, как к этому относиться. Светке нравился Фитиль, она охотно проводила с ним время. Пацан разрывался – между домом, технарем, «моталовом» и «дружбой» со Светкой. Всякий раз, когда они попадались на дороге, я украдкой показывал Фитилю кулак – чтобы не расслаблялся. Парень, судя по всему, был настырный и по уши влюбленный…
Внезапно выяснилось, что долгое время у нас под носом работали цеховики! Предприятие располагалось в подвалах под действующей мастерской по переработке древесины. Более того – эта мастерская служила прикрытием. Въезжали, выезжали машины – куда и зачем, никто и не задумывался. «Лавочка» находилась на юге, в глуши вотчины Ильдара Мирзоева, и сам Каратист был не в курсе дела. В нормальных конторах это назвали бы некомпетентностью. Информация подтвердилась, наблюдателей заинтересовал фургон, выехавший ночью с территории мастерской. Рабочего времени не хватает? Стали присматриваться, прижали к стеночке женщину, вышедшую рано утром с территории. Гражданка перепугалась и все выложила, лишь бы ее не трогали.
– Прикинь, Шериф. – Уйгур был явно озадачен. – Ну да, пацаны не виноваты, они в экономику не лезут и ни хрена в ней не понимают. К тому же народ там трудится в годах, таких не трогают. Но все равно, такое не заметить… В общем, цех по пошиву, профессионалы трудятся на стыренном заводском оборудовании. Производят настоящую американскую джинсу. От «Монтаны» и прочих «Ливайсов» вообще не отличишь. Материал, чекухи, лейблы, строчка – вообще на высоте. Привозят фурнитуру, материал, все самое ходовое – а эти сидят и ночами строчат, повышенные соцобязательства принимают. Секретность полная, работницы нормально получают – и не дуры трепаться, даже семьи не знают, где они работают. А это по-прежнему уголовная ответственность вплоть до вышки – для руководства, во всяком случае. Прикинь, накроют их и сразу к нам – мол, на вашей земле, вы их крышуете. И доказывай, что вообще про них не знали…
Я разозлился – не передать словами. Шлея под хвост попала. Что за подстава на моем районе? И плевать, что они тут еще при Каратисте тихушничали! Решение принималось со скрипом. Сдать цеховиков борцам с хищениями социалистической собственности? Попутно ухитриться доказать, что мы не при делах? Тупо, у властей появится повод не только прикрыть нашу контору, но и всех пересажать. Да и западло стучать ментам. И где гарантия, что те же борцы с хищениями не знают про эту фабрику или не сами же ее организовали? Ночью мы ворвались на территорию деревообрабатывающей мастерской, перекрыли все выходы. Действовали тихо, но быстро. Сторож что-то вякнул, его огрели по башке и заткнули рот. Подвалы были глубокие, но вентиляция работала. У передовиц капиталистического производства было хорошее освещение, приличные условия труда. Шелестели швейные машинки, бесшумно работали станки по отрезке ткани. Царила нормальная рабочая атмосфера. Мы не вели себя как дикое племя, не сметали все с воплями на пути. Шли тихо, чтобы не потревожить работниц, самым симпатичным даже подмигивали. Начальник смены сидел в каморке в дальнем конце помещения. Пока мы шли, он успел кому-то позвонить. На столе лежал журнал «Бурда», который он просматривал перед нашим приходом. Щуплый, в годах, интеллигентного вида. «Зицпредседатель Фунт», – подумал я. Товарищ сильно волновался, косил на телефонную трубку, которую бросил как-то криво.
– Кому платите, гражданин? – строго осведомился я.
– Так это… – Мужчина сглотнул. – Бакинцу…
– Уже нет. Или будем тут все разносить, а затем дружно поедем в ближайшее отделение милиции? Вы догадываетесь, милостивый государь, кто перед вами?
– Да-да, я, кажется, догадываюсь… – У перепуганного работника от страха отвисла челюсть. – Не надо здесь ничего трогать. Но я не уполномочен принимать решения, я всего лишь наемный работник, вам надо поговорить с Бакинцем…
– Полагаю, вы ему уже позвонили? Отлично, подождем.
Минут через пятнадцать во двор мастерских въехала черная как ночь «девятка», закрылись ворота. Пацаны на той стороне докладывали: других посетителей нет. Пять здоровых лбов покинули машину и направились к двери в подвал. Их начали выбивать еще на входе. Замыкающий не успел войти внутрь, как его схватили за хлястик, дверь перед носом захлопнулась, а в голову прилетел мешочек с песком. Парня качественно контузило, он вытянул ноги. Еще один получил подножку на лестнице, чудом не проломил голову. Двоих вырубили внизу, где обрывались ступени. Все были живы, но… уже не бойцы. Пятый зашипел, стал махать кулаками. Я дождался, пока он перестанет это делать, чувствительно врезал под дых. Персонаж согнулся пополам, шумно выдохнул – как стакан спирта хватил. Видать, не очень умный – сжал кулак, за что и получил по черепу. Это был нокдаун. Беднягу подтащили ближе к свету, прислонили к стене. Он тяжело дышал, затравленно озираясь. Кровь стекала по лбу. Лет тридцати, чернявый, мордатый, из тех, кому бесполезно бриться – все равно будет небритым.