– Шериф, ты здесь… – Он бросился ко мне. – Я общак забрал из сейфа, пропадет же…
Поддерживая Василису, мы бросились к выходу. Там стало не очень многолюдно. Навстречу кинулись менты. Не помню, чтобы я их бил, но вроде увертывался, оттолкнул кого-то, и он растворился в дымном облаке. Уйгур рычал, вырвал у мента пистолет, который тот едва не пустил в ход. Сыпались возмущенные выкрики, но все как-то смешалось, еле доходило. Я прохрипел, чтобы он выбросил эту чертову пушку, меня толкнули, я отстал от них. Когда я вывалился все же на улицу, дождь стоял стеной, крупные капли стучали по голове. Уйгур и Василиса улепетывали через лужайку. Уйгур так и не выбросил «ПМ», держал его в опущенной руке, на плече болталась сумка. Он совсем спятил! Я бросился их догонять, спотыкаясь о каких-то людей. Опять толкнули – сбили с курса. Менты высыпали на крыльцо, возмущенно галдели. Они стреляли, уже не в воздух. Свистели пули. Споткнулся Уйгур – как-то странно, на ровном месте. Рухнул ничком, сумка свалилась с плеча. Завизжала Василиса, упала перед братом на колени…
Когда я подбежал, исполненный самых скверных предчувствий, она выла, как волчица, пыталась перевернуть брата. Я похолодел – в затылке моего друга чернело входное отверстие. А из-под головы вытекала и смывалась дождем кровь. Я обернулся, менты бежали к нам – прорывались через дождь и мечущихся двуногих.
– Василиса, уходим. – Я схватил ее за руку.
– Уйди! – заорала она страшным голосом и так толкнула, что я опрокинулся на спину. Василиса все поняла, пришла в неописуемую ярость.
К нам бежали менты, вперед вырвался длинноногий сержант в распахнутой форменной куртке. Василиса закричала, как бешеная тигрица, схватила пистолет, который выронил Уйгур, стала в исступлении высаживать пулю за пулей. Я не успел отобрать у нее оружие, она за три секунды опустошила обойму. Научилась, на свою голову, стрелять в тире! Сержант, сотрясаясь после каждого попадания, покатился по траве и замер, разбросав руки. Это было «в яблочко» – сверкали мертвые глаза. Происходило что-то страшное, словно не наяву. Менты рассыпались, растерялись. К дому уже подъехал «уазик», загородил их на несколько секунд.
– Дура! – Я схватил Василису за руку, резко дернул. – Уходим!
Один я бы не справился. Она сидела на коленях, тряслась, ни на что не реагируя. В клубе бушевал пожар, было слышно, как валятся балки. Огонь наружу еще не прорывался, и вряд ли у него имелись шансы при таком дожде вырваться. Подбежал какой-то пацан, толкнул меня, толкнул Василису, подхватил сумку. Я узнал его только по очкам – Дениска-бухгалтер!
– Шериф, не спи! – завопил Денис.
Я опомнился. Вдвоем мы схватили за руки Василису, поволокли к проступающим в сумраке высоткам. Василиса пришла в себя, стала перебирать ногами. Мы перебежали открытое пространство, когда менты опомнились и снова бросились в погоню. Нас разделяло двести метров. Мы уже бежали по подъездной дорожке, свернули в арку. Василиса выла, закатив глаза. Мы пробежали арку, направляясь к гаражам, за которыми пролегал овраг.
– Дэн, ты молодец… – прохрипел я. – Вовремя подвернулся… Тебя искать не будут, они не знают, кто ты такой… Можешь куда-нибудь спрятать Василису?
– Да, Шериф… – выплевывал на бегу слова ботаник. – У нас есть однушка во втором доме… Там бабушка жила, но умерла два месяца назад, квартира сейчас пустая… Я мог бы туда съехать, да готовить не умею…
– Отлично… Давайте за гаражи, оврагом – и в свой дом… Запри ее, и чтобы никуда не выходила… Менты видели, кто стрелял в их сослуживца, будут искать…
– А ты, Шериф? – всполошился Дениска.
– Давай без меня… Мне здесь все равно не спрятаться, слишком заметная фигура, попробую их задержать…
Я выпустил из рук Василису, они с пацаном побежали дальше, скрылись за гаражами. Василиса оглядывалась – лучше бы не видеть эту боль в ее глазах…
Я развернулся, двинулся обратно. Голова пылала, тьма стояла перед глазами. Сотрудники милиции выбежали из арки, наставили на меня оружие. Я встал, поднял руки. Первый же, кто ко мне подбежал, треснул по макушке рукояткой пистолета. Сознание захлопнулось, словно книга. Ну капец, как я их задержал…
Потом все было мутно, память работала с перебоями. Выла пожарная сирена, галдели менты, их протеже с красными повязками. Я сидел в зарешеченной камере, рядом сидели другие. Был допрос, но там я просто гнал пургу. Куда побежала Василиса, не помню, кто ее сопровождал – не знаю. Впервые видел этого чудика. Опять мурыжили, я будто плавал в полузабытьи. Похоже, заработал сотрясение мозга или что там у меня в голове. Самое удивительное, что на рассвете меня выпустили. Допрашивали наши менты, а я давно подозревал, что они нам симпатизируют. Еще бы, кто делает за них половину работы? И участковый Карамышев – мужик, собственно, неплохой. По крайней мере, совестливый…
Светало рано, район еще спал. Я брел, как лунатик, петляя по дорожкам, сделал остановку на промежуточной лавочке. Ноги еле слушались. Когда я подошел к дому, уже рассвело. Идти домой не хотелось, я оседлал заборчик из заваренных труб, отделяющий детскую площадку от подъездной дорожки. Сидел неподвижно, погружаясь в оцепенение. Со стороны клуба тянуло гарью. Стены уцелели, но внутри все выгорело дотла. Я не хотел никуда идти, смотрел пустыми глазами в пространство. Подошла, пошатываясь, серая как мертвец Инга Мориц, села неподалеку. Глаза ее были мокрые, она вытирала слезы, судорожно вздрагивала.
– Олежка не выбрался, – прошептала Инга. – Завалило, когда там все рухнуло… Несколько тел увезли в морг – сильно обгорели, меня не пустили…
Из дома вышла понурая Алиса Тихомирова – похоже, девчонка даже не ложилась спать. Села рядом со мной, прижалась плечом. Я покосился на нее. Откуда Алиса всегда берется? Она не вымолвила ни слова. Мы сидели, как галчата на заборе, и уныло молчали. Подошел, прихрамывая, Дадай, тоже сел, пробормотав: «Эх, нарисовать бы вас». От парня мощно несло пепелищем, обгорели волосы на виске.
– Выпустили? – тихо спросил я.
– Меня и не впускали, – отозвался Дадай. – Самому сдаваться как-то стремно, а так хожу, никто не забирает…
Мы снова молчали. Хотелось курить, но где взять сигареты?
– Уйгур погиб, – глухо заговорил Дадай, – менты подстрелили. Холод из пожара не вышел. Грузило с ним рядом был, Баюн – все мертвы… Тушкан не выбрался, еще кто-то из мелких…Козюля визжал, вроде живым его видел… Димке Колесникову обе ноги переломали – прикиньте, обе… Только ползком может передвигаться…
– А Штирлиц что? – спросил я.
– Да этот всегда выкрутится, – отмахнулся Дадай. – Штирлиц же. Видел, как убегал. Его даже в ментовку не взяли…
Как-то крадучись подошел очкастый Дениска, пристроился на трубе неподалеку, бросил сумку под ноги.
– Это самое, Шериф, – покаянно начал он, – я, кажется, виноват, или… не знаю.
– Что еще? – вздрогнул я.
– Василису на хату привел, нас никто не видел. Думал, спать ляжет, а она давай буянить… Рыдала, сокрушалась по Уйгуру, даже на меня кидалась… Я ее уговариваю: мол, отсидишься, менты тебя тут не найдут, а потом что-нибудь придумаем, переправим в город или еще куда. А она заявляет: пойду ментам сдаваться. Я ей: ты дура? Сиди, мол, и не отсвечивай. А она: не хочу пацанов подставлять, против них теперь террор начнется, а мне все равно трындец, неделей раньше, неделей позже… Знаешь, Шариф, выскажу крамольную мысль: Василиса права. Сколь веревочка не вейся… В общем, поругался с ней, в ванную пошел, а она меня снаружи заперла и драпанула. Я в подъезд, а ее уже и след простыл…
– Кипиша нет, – подметил Дадай. – Значит, до ментовки Василиса дошла и все на себя взяла. Эх, судьба-злодейка, она же мента прямо-таки насмерть грохнула… Кстати, баба права, в такой ситуации только сдаваться, чтобы другим не навредить. Сделать что-нибудь можно, Шериф?
– Не знаю, – прошептал я. – Посмотрим. Сейчас адвокатов вроде можно нанимать – наймем…
– Да, кстати, – вспомнил Дениска, – на что адвоката нанимать собрался? Деньги забери. – Он кивнул на сумку у себя под ногами. – Это общак, который Уйгур обронил. Шесть тысяч триста двадцать два рубля. Я, кстати, ни копеечки не взял.
– Честный? – Я покосился на него.
– Не то чтобы… Просто боюсь сильно. – Парнишка передернул плечами.
– Спасибо, Дэн, ты молоток. Деньги не возьму, оставь у себя, спрячь хорошо. Со мной ситуация, знаешь ли, пока не ясна. Позднее разберемся.
– Ладно, Шериф, как скажешь.
– И снова все начнется, – прошептала Алиса. – Ты заметил, что люди, находящиеся рядом с тобой, долго не протягивают? Их убивают или калечат, или еще что… Рядом с тобой нельзя находиться…
– Почему же ты рядом?
– Не знаю, Андрей, – вздохнула Алиса. – Хорошо рядом с тобой…
– Лиричная же ты особа, Алиса… Ладно, люди… – Я вздохнул и стал слезать с заборчика. – Мы выжили, а значит, проблем у нас стало еще больше. Расходитесь, скоро народ пойдет. Нужно в себя прийти, все это осмыслить, погибших похоронить. Алиса, марш домой, а то мне твоя маман шею отвернет…
Я вошел в пустую квартиру, поблуждал по комнатам. На кухонном столе лежала записка. «Андрей, это Светка. Серега меня забрал, увозит в неизвестность. Говорит, что все нормально. Целую». Ниже – другим почерком: «Шериф, не парься и не менжуйся. Со Светкой все ништяк будет, зуб даю. Фитиль». Содержимое приписки несколько контрастировало с ее оформлением. Ровный каллиграфический почерк, ни единой орфографической или пунктуационной ошибки. Я отыскал сигарету, закурил, сжег в раковине записку.
Прозвенел дверной звонок. Я даже не вздрогнул, побрел открывать. За порогом стояли трое. Человек в милицейской форме, а за ним двое с автоматами и почему-то в касках. Видимо, из окопов вылезли.
– Шефер Андрей Андреевич? – сухо осведомился милицейский персонаж. – Капитан Сухарев, вторая рота специального назначения. Вы задержаны по обвинению в убийстве. Следуйте за нами и, пожалуйста, без глупостей.
– Ну вы даете, парни, – покачал я головой. – На хрена тогда выпустили?