Вдруг стрельба затихла. Сумкин встал и осмотрелся. Становилось светло, и было похоже, что бой закончился. «Кто же одержал победу? – подумал он. – Может, мне обратно к стрелке пора? Нельзя же выпустить из ловушки проклятый бронепоезд!»
Склонившись над раненым Фроловым, он сказал:
– Васёк, прости… Я не знаю, кто одержал верх в бою, но выпустить бронепоезд за стрелку не имею права. Я бы никогда тебя не бросил, поверь, но взорвать стрелку и запереть бронепоезд – сейчас важнее всего. Прости, Василий, и прощай! Могёт быть, мы больше в этой жизни и не свидимся…
– Иди и делай свое дело, – прошептал раненый. – Спасибо, что вынес меня из-под огня, а теперь я и сам о себе позабочусь. А ты ступай к стрелке и не думай обо мне. Всё, что мог сделать для моего спасения, ты уже сделал…
Громкий сигнал, донесшийся от бронепоезда, заставил Сумкина выпрямиться. На глаза навернулись слёзы, и он всхлипнул, не зная, от радости или от огорчения…
Спицын принял активное участие в захвате вражеского бронепоезда. Партизаны, вдохновленные его храбростью и упорством, атаковали врага с невероятным мужеством. Будь Сергей нерешителен или не так напорист, никто не пошёл бы за ним, но в этом кровавом бою бок о бок с Петровичем многие из бойцов чувствовали себя уверенно и неуязвимо.
Спицын был невероятно ловок и удачлив. Таким уж его бог создал. Он шёл на врага напролом. Сергей был будто заговоренный, и у него внутри словно бушевало сокрушительное пламя. Он как бы чувствовал полёт вражеской пули. Всех, кто находился с ним рядом, поражали скорость, изворотливость и нюх Петровича.
– Скорей! – Спицын вскочил на одну из подножек бронепоезда. – Быстро все вовнутрь!
На его лице светилось удовлетворение: победа, хоть и доставшаяся дорогой ценой, но была одержана. А теперь дело за малым. Спицын планировал использовать всю мощь страшной машины, направив её на уничтожение понтонной переправы. А уж потом, когда дело будет сделано, наступит черёд и самого бронепоезда! Время покажет, как поступить с этой махиной.
– Обожди, торопыга, – подходя к нему, ворчливо сказал Бугров. – Мне понятна твоя спешка, Серёга, но и о людях подумать надо.
– А что тут думать? – нахмурился Спицын. – Раненых в лес, убитых тоже. Меня сейчас интересует другое. Бронепоезд в наших руках, и мы просто обязаны его использовать!
– Хорошо, сколько людей тебе понадобится? – спросил Бугров. – Только учти, не так уж и много осталось бойцов в отряде, кто ещё в состоянии продолжить участие в бою.
– Человек десять наскребём, как думаешь, командир? – насторожился Петрович.
– Кто его знает, – пожал тот неуверенно плечами. – Давай попробуем…
Подбежал комиссар:
– Командир, уходить пора. Если сюда вдруг пожалуют немцы, нам несдобровать!
Бугров был поглощен раздумьем над затеей своего боевого зама и не понял сказанного комиссаром.
– Прости, что ты сказал? – переспросил он.
– Бронепоезд взрываем и уходим, – сказал тот. – Бойцы сейчас раненых в лес переносят, а вот на убитых рук не хватает…
– Ну… Придумай чего-нибудь, комиссар! – попросил Бугров. – Петрович вон оседлать бронепоезд предлагает да по немцам из его же орудий вдарить. Идея, конечно, утопическая, а, впрочем, чем чёрт не шутит?
– Что ж, буду выкручиваться без вас, – улыбнулся комиссар. – Ну а вам счастливого пути, герои… Только вот…
– Стой, обожди! – воскликнул Спицын, которому в голову вдруг пришла отличная мысль. – Пока суд да дело, из бронепоезда можно по рации с Большой землёй связаться. Если она, конечно, уцелела!
– Вот это дело! – засиял радостной улыбкой командир. – А ну радиста ко мне срочно! Даже если он ранен, всё равно тащите!
– Ты кому приказываешь, командир? – усмехнулся Сергей. – Комиссар ушёл, а рядом с нами никого нет.
– И то верно, – хмыкнул Бугров, хватая Спицына за руку. – Пошли скорее за мной. Сейчас радиста найдём и тех, кто с тобой ехать пожелает!
Десяток добровольцев нашли сравнительно быстро.
– Нужны хорошие стрелки на бронепоезд, – сказал Спицын, разглядывая бойцов и пытаясь определить, есть ли среди них таковые. – По два на башню, стрелка-наводчика орудия и заряжающего, – добавил он.
К счастью, из добровольцев нашлись те, кто был знаком с артиллерией. Так же нашёлся и машинист – боец, которому в далёкой мирной жизни приходилось слесарить в паровозном депо.
– Петрович! – обратился к Сергею один из бойцов. – А мы сможем выбраться из этой железяки если что?
– Если ты труса праздновать за бронёй собрался, то лучше здесь оставайся, – пристыдил его Спицын.
Боец смутился и покраснел.
– Так вот, теперь я командир бронепоезда, а все вы мои подчинённые! – объявил громко Сергей, чтобы всем было слышно. – Слушай все меня, объясняю задачу! Важно как можно реже подходить к бойницам, чтобы не схлопотать в лоб пулю. Орудия на цель наводить при помощи перископов. Цель предстоящей операции – уничтожить возводимую немцами переправу через реку, а потом… потом, если не удастся уехать обратно, то взорвём железную махину к чёртовой матери! Связь между собой будем поддерживать по внутреннему коммутатору. А теперь вперёд, товарищи!
Новоявленный экипаж бронепоезда поспешил на свои места.
Спицын и ещё три бойца взошли в вагон-башню, который должен был первым двигаться в направлении реки. Бойцы освободили вагон от трупов немецких солдат и проверили боеспособность пулемётов.
Внутри было полутемно, свет проникал лишь через бойницы.
Бугров и радист уже сидели справа от двери, за перегородкой, и Спицын даже не сразу их заметил. Радист занимался настройкой поездной рации на необходимую для работы частоту, а командир сидел возле него, наблюдая за каждым движением бойца. Радист был в наушниках. Он бережно поворачивал ручки настройки передатчика.
Вдруг его пальцы замерли и слегка задрожали. Несколько секунд спустя лицо расплылось в счастливой улыбке.
– Есть связь, командир! – воскликнул он восторженно. – Сейчас послушаем, что на фронтах творится, а потом…
Ещё пару минут спустя он сорвал с головы наушники и закричал:
– Товарищи! Наши войска перешли в большое наступление! Фронт немцев трещит по швам! Теперь уже Красная армия близко! Может, завтра, а может, уже сегодня передовые части выйдут к реке!
– Вот поэтому нам надо поспешить, – заторопился Спицын. – Мы должны сделать так, чтобы враг не смог воспользоваться переправой.
Бугров вскочил со стула и схватил радиста за руку.
– Идём, – сказал он. – Не будем задерживать поезд. Нам ещё предстоит…
– Оставь радиста, командир, – попросил Спицын. – Мало ли что нам ещё предстоит. Может случиться и такое, что срочно связь понадобится.
– Ладно, оставляю, – кивнул Бугров. – Нам всё равно в лесу отсиживаться до прихода армейских частей, и обходиться без связи уже не привыкать…
Как только он сошёл с бронепоезда, Спицын взял командование в свои руки. Его глаза уже успели привыкнуть к полумраку, и он хорошо ориентировался.
Бронепоезд был укомплектован боеприпасами под завязку. Повсюду были складированы ящики с патронами для пулемётов и снарядами для орудия. С одной стороны бронебойные, с другой – разрывные.
Бойцы тоже осмотрелись и даже попробовали повернуть башню с орудием. Она вращалась легко.
Спицын взял телефон коммутатора, вызвал паровоз и коротко приказал:
– Поехали.
Тут же послышался свисток, и бронепоезд тронулся с места.
Бойцы поспешили к бойницам. Вокруг отъезжающего поезда стояли партизаны. Они махали руками и кричали:
– Задайте им перцу, товарищи! Вдарьте по врагу покрепче их же оружием!
– По местам! – приказал Спицын, а сам поспешил к перископу.
Сумкин шагал по шпалам. Он шёл и думал о своей мечте. Он уже в тысячный раз до мельчайших подробностей обдумывал, каковым будет День Победы. Дмитрий наполнит стакан водкой до краёв и выпьет до донышка. А потом наполнит ещё… Обдумал он и то, как вернётся после победы домой и что скажет плачущим от радости жене и детям… Вот какая была мечта у бойца Сумкина. Но пока она оставалась только мечтой.
До полной победы над врагом, наверное, ещё далеко, а дом… Он уже забывать начал, как выглядит его дом. Село Сакмара, река с таким же названием… Всё сейчас где-то далеко позади осталось. И жизнь мирная – далеко, там, где и жена с детьми.
Вот кровавые бои, смерть – они как раз рядом с ним. Он словно где-то в другом мире сейчас и привык к этому, будто родился в нём и жил всегда. «Я жизнь свою дома всегда помню, – убеждал себя мысленно Дмитрий. – И всегда помнить её буду. И жену, и детей, и родителей умерших. Никогда их не забуду! Дождались бы вот только. Жена здоровьем слабая, а вот дети… Они у меня молодцы! Жена писала, что всё хозяйство домашнее только на них и держится. А я уже и представить сейчас не могу, какие они…»
Течение мыслей в голове Дмитрия перебил гудок паровоза бронепоезда.
«Что такое? – подумал он. – Неужто враг отбил атаки партизан и уходит? А что же я здесь делаю? Стрелку же взорвать мне приказано!»
Он побежал к стрелке. Страх, что он не выполнит приказа и выпустит бронепоезд, придал ему нечеловеческую силу. Сумкин хотел заматериться с досады, но не находил подходящих случаю слов. Слишком много их вертелось на языке, теснилось в голове. А хорошо было бы сейчас как следует выругаться и ругаться до тех пор, пока не отхлынет бросившаяся к лицу кровь.
Стрелка уже рядом, но и вражеский бронепоезд недалеко. А стук колёс по рельсам заставляет замирать душу. Хватит ли времени поджечь шнур у взрывчатки под стрелкой? Успеть… только бы успеть.
«Будьте вы прокляты, фрицы паскудные!» – хотелось кричать Сумкину во весь голос. Хотя он и не участвовал в атаке на бронепоезд, но знал, что пострадало много его товарищей. Он должен был быть с ними рядом, а не торчать у чёртовой стрелки. «А какую бы пользу принесло моё участие в атаке? Что изменилось бы, если б я сложил голову вместе со всеми? Вот взорвав стрелку, я запру бронепоезд на лесной железнодорожной ветке. Если успею…»