Подгоняемый стуком колёс по рельсам за спиной и одолеваемый ужасными мыслями, Сумкин бежал к злополучной стрелке. Только на секунду он остановился, перевёл дыхание и тут же помчался дальше.
«Но почему Петрович поручил это дело именно мне? – спрашивал он себя. – Он мне доверяет, а я… я совсем не гожусь для выполнения важных поручений. Выходит, и положиться на меня нельзя?»
Дмитрий разозлился. До стрелки оставалось не более двух десятков шагов. Он должен успеть! Должен! Сунув руку в карман, он нащупал спичечный коробок…
Уже совсем рассвело. Рядом послышался свисток паровоза. Отыскав глазами шнур, Сумкин напрягся и сосредоточился.
«Вот и всё, – мелькнула мысль, когда он поднёс зажжённую спичку к шнуру. – Мина рванёт стрелку даже тогда, когда бронированная махина заползёт на неё!»
Эта мысль сильно взволновала Дмитрия, ведь он выполнил задание! Вы-пол-нил! В горле у него что-то сжалось, а потом вдруг стало значительно легче.
И тут случилось невероятное… Скрипнули тормозные колодки, и бронепоезд остановился.
Как только бронепоезд тронулся, Спицын подошёл к перископу.
Из-за горизонта, как из воды, вынырнули стволы деревьев. Больше не было видно ничего – мирный дремучий пейзаж старого густого леса. Казалось, что до стволов можно дотронуться рукой. Ни прогалинок, ни полянок видно не было.
Спицын перевёл перископ в сторону железной дороги и увидел спину бегущего в сторону переводной стрелки бойца.
«Чёрт возьми, да это же Димка Сумкин! И что он так улепётывает? Ах, да! Он же собирается взорвать стрелку под бронепоездом! Как же я позабыл про него?!»
Сергей схватил телефонную трубку и закричал:
– Стоп машина! Задний ход, если жизнь дорога!
Заскрипели тормоза. Машинист применил экстренное торможение.
Спицын сошёл с поезда в тот самый момент, когда Сумкин зажёг шнур взрывчатки и даже не пытался убегать. Он просто застыл на месте в ожидании взрыва.
– Эй, Димок, казак сакмарский! – позвал Сергей. – Ты меня слышишь?
Сумкин резко обернулся:
– Командир?
– Я это, башка дурья! Гаси фитиль, если не хочешь схлопотать по морде! – Спицын смотрел на бойца, стоя на безопасном расстоянии и расставив ноги.
– Петрович, я… – Сумкин недоговорил и, словно опомнившись, бросился к догоравшему шнуру. До взрыва мины оставалось не более пяти-шести секунд, но Дмитрий успел обезвредить взрывчатку.
Сумкин облегчённо вздохнул, присел на торчавшую из земли шпалину и усмехнулся:
– Надо же… Чуток своих под откос не спровадил, бляха муха. С ума трёкнуться можно…
Спицын тоже вздохнул с облегчением, после чего вспомнил, что он командир бронепоезда, нахмурил брови и строго посмотрел на бойца.
– Чего расселся, как истукан музейный, боец? – крикнул он. – Живо в бронепоезд полезай и громить врага готовься!
– Петрович, не сердись, – сказал Дмитрий, с трудом поднимаясь на ноги. – Я ведь думал, что немцы в брюхе у этой скотины, но никак не вы.
– Я тоже хорош, – улыбнулся Спицын. – Сам приказал стрелку взорвать, а потом начисто позабыл про тебя. Ладно, теперь все живы и… Давай шустрее в поезд полезай. Там и обсудим, кто кому что должен.
Бронепоезд продолжил свой путь…
Спицын повернул перископ влево, но там, как и справа, вид заслоняли деревья.
Но скоро лес стал редеть, а впереди показалась река. Сергею стало ясно, что бронепоезд вот-вот подъедет к переправе. В перископ уже был виден прочно выстроенный блиндаж, окоп там, выдаваясь вперёд, заметно сужается. Блиндаж, видимо, неглубокий, и немцев возле него не было.
– Всем приготовиться! – скомандовал Спицын бойцам.
Сумкин посмотрел на него:
– Мне что делать, командир?
– Работы здесь всем хватит, – усмехнулся Спицын. – Хочешь – к пулемёту вставай, а хочешь – к орудию. Хоть там, хоть здесь, везде попотеть придётся.
Затем он отдал приказ машинисту, и паровоз замедлил ход.
– Вот и всё, приехали, – вздохнул Сергей. – А теперь, как только скажу «пли», сразу же и начинайте!
Бронепоезд, не вызывая подозрения у часовых, медленно подполз к месту стоянки и остановился.
С помощью перископа Спицын осмотрел прилегающую к берегу реки местность.
– Несколько дзотов, – шептал он под нос, – а вон и палатки солдат. Уж не взыщите, фашисты проклятые, за те неудобства, каковые мы приехали вам доставлять…
Он взял телефонную трубку:
– Задняя башня, всё, что слева по борту, ваше, а всё, что справа, беру на себя. Цельтесь точнее и снарядов не жалейте! Наша задача: нанести врагу максимальный урон! – Он отвёл глаза от перископа и крикнул замершим у пулемётов бойцам: – Хорош сопли жевать, бойцы! Изрешетите пулями вон те брезентовые палатки. И патронов не жалейте. Уничтожайте всё, что будет двигаться!
Сумкин нажал на спуск. Его пулемёт работал безотказно. Лагерь немцев сразу же превратился в растревоженный муравейник. Из палаток выбегали застигнутые врасплох полураздетые солдаты, многие из них тут же падали на песок, сражённые пулями. Немцы метались по берегу, как очумелые, в поисках укрытия, но пулемёты бронепоезда косили их десятками без остановки.
Только четверть часа спустя, когда речной берег был завален телами убитых и раненых, немцы опомнились. Ценой больших потерь до них дошло, что их некогда мощное оружие – бронепоезд – теперь не принадлежит рейху и всю свою мощь обратил против них.
И вот по броне застучали пули, а ещё несколько минут спустя в бронепоезд полетели снаряды. Но они или не долетали, или пролетали мимо. Видимо, немцы ещё находились в состоянии шока от дерзкой атаки и никак не могли оправиться.
Спицын схватил трубку.
– Эй, на паровозе! – закричал он. – Вы там не спите, а двигайте наш «Варяг» взад-вперёд, чтобы фрицы не могли хорошо прицелиться!
Как только бронепоезд пришёл в движение, Спицын поспешил к орудию.
– Сумкин, бросай пулемёт к чёртовой матери! – крикнул он. – Снаряды подносить мне будешь!
У пулемёта Дмитрия тут же сменил радист, а он подбежал к командиру.
– Какой подать, Петрович?
– Для начала осколочным шмальнём! Накроем остатки живой силы противника, тех, кто после пулемётов уцелеть умудрился!
Вскоре лагерь немцев напоминал руины. Тяжёлые орудия бронепоезда накрыли его страшным огнём.
Скрипя зубами, Спицын наводил орудие на цель, а Сумкин только успевал подносить тяжёлые снаряды. Боец чувствовал, как от натуги проступил пот на теле, а командир всё подгонял и подгонял его.
– Фугас тащи, Димка! – кричал он, хищно скалясь. – Сейчас их чёртовы дзоты жечь начнём!
Зажигательный снаряд попал точно. Бетонное укрепление разлетелось на куски, а то, что от него осталось, пылало, как факел в ночи. Немцы всё ещё метались вдоль уничтожаемой орудиями линии укреплений, становясь отличной мишенью для пулемётов.
Орудие задней башни неожиданно замолчало. Спицын сразу же заметил это и схватился за телефонную трубку.
– Чего вы там, уснули от безделья? – закричал он, брызжа слюной от ярости. – Думаете, всех врагов положили?
– Не хочу зря снаряды тратить, – прозвучал ответ бойца Чижова. – Слева от бронепоезда скоро уже пулемётчикам делать нечего будет.
– Что ж, поспи, раз без дела остался! – закричал в ярости Спицын. – А лучше одолжение мне сделай! Поверни башню вправо и шмаляй… Там ещё много мишеней маячит!
Бронепоезд вздрогнул и остановился. Это насторожило Сергея, и он закричал в трубку, вызывая машинистов.
– Никто не отвечает, твою мать, – сказал он, озабоченно хмурясь. – Наверное, с паровозом что-то случилось…
Когда бронепоезд замер на рельсах без движений, немцы оживились. Они поняли, что им делать. Поезд неподвижен, и теперь он отличная мишень для пушек и миномётов.
– Чижов, что там с тяглом, не видишь? – закричал в телефонную трубку Спицын. – Почему мы не движемся, чёрт вас всех в клочья раздери!
– Хотелось бы и самому знать причины простоя, – отозвался Чижов. – Петрович, пока стоим, разреши по переправе с орудия долбануть? Ей-богу, не промахнусь!
– Пока переправу не трогай! – неожиданно для всех возразил Спицын. – Лупи по берегу, слышишь? Немцы вон уже огрызаться начинают, а мы неподвижны! Не дай бог рельсы подпортят, тогда горя не оберёмся.
Орудие второй башни снова ожило, посылая снаряды в уже изрытый взрывами берег. Тогда Сергей подозвал к себе Сумкина.
– Как ты к паровозам относишься, казак?! – закричал он, стараясь перекричать грохот пулемётов. – Надеюсь, не хуже, чем к кобыле?
– К паровозам я отношусь хорошо, но к лошадям, пожалуй, лучше! – прокричал Дмитрий.
– Сможешь заставить двигаться паровоз?
– Кто? Я?
– Кто же ещё?
– Да я…
– Чеши к паровозу и не прикидывайся валенком! Ты же не только милиционер, но и казак к тому же. Так что действуй, башка лихая. Прояви природную смекалку!
– Да я только со стороны паровозы разглядывал, Петрович! – закричал Сумкин, закашлявшись, потому что вагон был полон дыма от стрельбы.
– Всё равно иди и не рассуждай, – потребовал Спицын. – Мне всё равно, кроме тебя, больше послать некого.
Прикрытый с одной стороны бронепоездом, а с другой непроглядной тучей дыма и пыли, Дмитрий Сумкин по-кошачьи крался к паровозу. И ему повезло: он остался незамеченным для врагов.
Паровоз бронепоезда представлял собою плачевную картину. Прямое попадание вражеского снаряда значительно повредило кабину, убив машиниста. Боец, исполнявший обязанности помощника, лежал в углу. Взрывом у него оторвало руки, но боец был ещё жив. Увидев Сумкина, он стоном привлёк его внимание. Дмитрий склонился над ним.
– Эка тебя угораздило, Петро! – сказал он сочувственно, вытягивая из брюк поясной ремень. – А ты потерпи маленько, товарищ. Сейчас я тебе…
– Паровоз в порядке, – прошептал боец. – Снаряд только крышу разворотил, Ивана убил, а меня вон искалечил. Ты не заботься обо мне, Димка. Я всё одно не жилец… Ты лучше бронепоезд сдвинь с места. Туда-сюда катай его по рельсам, чтоб немцу целиться из пушек нелегко было. – Он замолчал и облизал губы. – Воды подай, Димка. Всё жжёт внутри…