1
Колонна новобранцев шла по городской площади. Молодым солдатам казалось, что все смотрят только на них. И действительно, прохожие не сводили с них глаз. В длинных, мешками сидевших на них шинелях, в сапогах не по размеру, в зимних шапках, новобранцы выглядели комично.
У двухэтажного здания без вывески лейтенант отдал приказ остановиться. Затем он зачитал несколько фамилий и приказал их обладателям выйти из строя. Этих солдат встретил офицер и приказал следовать за собой, а колонна продолжила движение.
Офицер завёл «избранных» в подъезд, провёл вверх по лестнице и, остановившись у огромной двустворчатой двери, постучал в неё. Новобранцы не успели опомниться, как оказались в объёмном помещении с большим столом посередине и множеством стоявших по бокам стульев.
– Товарищ старший майор, кандидаты по вашему приказу доставлены! – доложил офицер сидевшему за столом начальнику.
– Свободен, Васильев, – устало произнёс тот и исподлобья взглянул на замерших в ожидании солдат. – А вы, товарищи, присаживайтесь…
Хозяин кабинета в военной форме выглядел внушительно. Его большие непонятного цвета глаза внимательно смотрели из-под густых бровей. В гладко причёсанных русых волосах пробивалась лёгкая, едва заметная седина. Под его взглядом новобранцы чувствовали себя в кабинете неуютно и неловко. Некоторые даже начали ёжиться и краснеть в смущении.
После непродолжительной паузы старший майор предложил:
– Можете расстегнуть шинели, снять головные уборы и расслабиться. Разговор будет долгим, а здесь, в кабинете, тепло, если вы успели заметить, товарищи…
Взгляд его остановился на солдате, который заметно выделялся среди остальных не только ростом, но и широкими плечами. Затем старший майор перевёл взгляд на другого юношу, который являл полную противоположность первому. Красивое лицо с тонкими чертами, смугловатый, с чёрными, коротко стриженными волосами и выразительными карими глазами.
– Представьтесь, – то ли приказал, то ли предложил старший майор монотонным, глуховатым голосом.
– Рядовой Иван Болотников, – громко заявил здоровяк, прижимая к бокам большие руки. – Сам из Ростовского края призван, из…
– Казак? – улыбнулся старший майор, довольный бравым видом новобранца.
– Так точно! – гаркнул тот и, набравшись храбрости, пошутил: – Дед мой был казаком, отец – сын казачий, ну а я, получается, хрен собачий!
Оценив шутку, старший майор скупо улыбнулся:
– Работал или учился до призыва в армию?
– Образование шесть классов! – гаркнул Болотников. – Затем трудился на конезаводе кузнецом! Но это было до войны, а потом…
– Всё, достаточно, садись на место, кузнец, – не дослушав, сказал старший майор, и перевёл взгляд на второго, стоявшего рядом новобранца: – Ну а ты что про себя скажешь, кацо?
– Я не грузин, а чеченец, товарищ старший майор! – ответил солдат и тут же представился: – Рядовой Алихан Завгаев!
– Хорошо, остальным можно не представляться, – сказал старший майор. – Я ознакомлюсь с вашими личными делами, а потом объявлю вам всем своё решение. А сейчас… – Он встал из-за стола, прошёлся по кабинету и продолжил: – А сейчас я хочу вам сообщить, что вы отобраны нами как кандидаты на курсы разведчиков. Наши специалисты тщательно изучили ваши биографии, и потому вы здесь, в моём кабинете, товарищи…
Старший майор, видимо, принадлежал к категории людей, любивших поговорить. Лучших слушателей, чем только что призванные на службу новобранцы, он и желать не мог и не замедлил изложить им, что такое военная разведка, как она необходима в войне и своё мнение о положении на фронтах.
Ораторствуя, старший майор больше увлекался содержанием своей речи, чем формой, и каждую мысль обильно подкреплял выразительной жестикуляцией.
– Каждый род войск старается подчеркнуть свою значимость по сравнению с другим, – говорил он вдохновенно. – Артиллеристы называют себя «богами войны», лётчики, моряки, танкисты тоже всячески выделяют свои рода войск! А кто они без разведки? Слепые котята, вот кто они!
Он говорил около часа, но из всего потока его красноречия новобранцы поняли и усвоили одно, что им предстоит несколько месяцев изучать на курсах все премудрости армейской разведки.
– И как тебе беседа? – обратился к Болотникову Завгаев, когда они вышли на улицу.
– Сам не знаю, – ответил Иван, пожимая плечами. – Я на фронт хочу, а тут…
– Я на фронт тоже хочу, – усмехнулся Алихан. – Но война ещё не заканчивается. Разведка так разведка! Мы всегда будем на переднем крае, Иван, и… даже больше: нам придётся часто ходить с боевыми заданиями в тыл к немцам…
Три месяца обучения в разведшколе пролетели как три дня.
2
Время шло. Разведчики Алихан Завгаев и Иван Болотников уже давно потеряли счёт вылазкам в тыл врага, в которых им приходилось участвовать. Кому-то война – это атаки, контратаки, наступления. А для разведчиков война – это тайные переходы за линию фронта, рейды по вражеским тылам, захват языков, диверсионные действия по взрывам мостов, переправ, минирование автомобильных и железных дорог, сбор информации стратегического значения и прочее, прочее, прочее.
Друзьям-разведчикам приходилось целыми неделями добывать информацию без привалов и ночёвок, не встречая ни врагов, ни друзей, ни живых, ни мёртвых. Однако за всё время, с мая 1942 года – они оба наступали от берегов Волги – приходилось им много раз участвовать в больших боях и сражениях. По своему первому ордену Красной Звезды оба получили за участие в Сталинградской битве. А затем было много других боёв и наград за доблесть и храбрость.
Сначала приходилось трудно. Было много неожиданностей и ошибок, исправлявшихся тут же, в ходе вылазки или боя. Сначала их называли «везунчиками», а затем, с течением времени, уважительно «старожилами». Почему? А на это была причина. Они чудесным образом шагали по войне, участвовали в боях, но всегда оставались живы. Состав разведроты, в которой служили Иван и Али, поменялся несколько раз, а они так и оставались в строю, правда, иногда лечились в госпиталях по случаю ранений.
Однажды Иван Болотников был тяжело ранен и надолго «задержался» в госпитале. А вот Али скучать не приходилось. Бесстрашный в бою, не знающий усталости в боевых вылазках во «вражьи» тылы, он, казалось, действовал за двоих, за себя и за Ивана. От него никто и никогда не слышал жалоб на фронтовые невзгоды. Напротив, он мужественно сносил все тяготы передовой и продолжал жить, делая своё дело.
Когда вернулся из госпиталя Иван Болотников, Али встретил его с погонами младшего лейтенанта на плечах и с новеньким орденом Красного Знамени на груди. Пока Иван залечивал раны и бомбардировал военно-врачебную комиссию рапортами о выписке и отправке на фронт, Али в одном из рейдов во вражеском тылу заменил тяжелораненого командира, принял на себя командование группой и вывел её благополучно, без потерь с территории, занятой врагом. Затем он был аттестован и получил назначение на должность командира роты разведчиков. Так уж получилось, Иван поступил к нему в подчинение.
«Возвышение» друга над собой нисколько не обидело и не оскорбило его. Напротив, он только порадовался за Али, и их фронтовая дружба продолжала крепнуть. Как-то раз, готовясь к очередному переходу линии фронта, друзья отдыхали в тёплой землянке и мечтали о будущем.
– Немцы отступают по всем фронтам, – сказал Али, вздыхая. – Так и до полного разгрома недалеко. Всё бы хорошо, но в душе растерянность. Как-то не по себе становится. Как подумаю, что разгромим врага и что потом? Что я буду делать? Я привык к войне и уже не вижу себя в мирной жизни. Разъедемся мы с тобой по своим домам, Иван, и… И всё пойдёт по-другому.
Болотников выслушал его и улыбнулся.
– А что, можешь ко мне в станицу приехать и поселиться там, – сказал он. – Не хочешь ты ко мне, так я в твой аул приеду. Женюсь на чеченке, на работу устроюсь…
Али с нескрываемым любопытством посмотрел на лежавшего на кровати Ивана.
– А что, я очень буду рад, – улыбнулся он. – Только для тебя найду самую красивую девушку во всей Чечне! Как не постараться ради такого друга?
– Нет, не согласен я так, – усмехнулся Иван. – Жениться я только по любви собираюсь. А вдруг родителям красавицы чеченки вовсе не понравится видеть своим зятем русского, казака? Может быть такое?
– Может, но не с тобой! – сверкнув глазами, тут же возразил Али. – На тебя родители любой девушки только глянут и разомлеют от счастья. Такого богатыря, как ты…
– И всё же? – перебил его с ухмылкой Иван.
– Откажут, поступим по-другому, – задорно подмигнул, улыбаясь, Али. – Украдём девку, и всё на том! Кто нам с тобой, отважным разведчикам, противостоять сможет?
Тишина на передовой стояла необыкновенная. Ни одного выстрела с немецкой стороны, ни одной осветительной ракеты в воздухе… Али и Иван, лёжа на земле, внимательно всматривались в темноту и прислушивались. Сегодня можно было не таиться – ни одна пуля не просвистела над их головами. Так было тихо вокруг, точно немцы вдруг все улеглись спать или ушли, оставив свои позиции «без присмотра».
– Ну что, идём? – прошептал Болотников, отстёгивая от пояса гранату.
Али повернул голову и посмотрел на друга. Его едва различимая в темноте огромная фигура казалась ещё более внушительной.
– Ты прав, пора, – сказал он тихо. – У нас мало времени на то, чтобы выполнить задание.
На этот раз задача, поставленная перед разведчиками, была необычная. Они шли в тыл врага не для сбора разведывательных сведений, а для диверсионной акции. В небольшом селе за линией фронта немцы сосредоточили группу бензовозов и грузовиков с боеприпасами. Утром ожидался подход нескольких танковых колонн и наступление. Пока танки не подошли, решено было сработать на опережение. По замыслу командования подрыв грузовиков и бензовозов должен был деморализовать немцев и сорвать наступление. Воспользовавшись замешательством врагов, вызванным диверсионной атакой, командование дивизии планировало неожиданным броском сломить сопротивление немцев и отбить занимаемые ими позиции.
Линию фронта возглавляемая Али группа пересекла благополучно. Но сразу же, за занимаемыми немцами окопами, разведчиков ожидал страшный сюрприз. Путь им преградила груда человеческих тел.
– О Всевышний! – прошептал потрясённый Али. – Что это?
– Это мёртвые люди, – сказал Иван. – Я думаю, что их ещё днём расстреляли немцы и бросили здесь.
– Это случайно мы наткнулись на них, или…
Али не успел договорить, как небо над головами разведчиков вдруг осветилось десятками ракет, выпущенных из окопов немцами.
– О Господи! – прошептал Иван, рассмотрев тела убитых. – Да тут их видимо-невидимо!
Мёртвые тела лежали там, где их настигла смерть. Немцы, совершив зверскую казнь, просто ушли, даже не присыпав землёй расстрелянных.
– Всё, двигаемся дальше, пока нас не обнаружили, – приподняв голову, приказал бойцам Али. – Этим несчастным уже ничем не поможешь…
Грузовики и бензовозы были припаркованы в центре села. При очередном залпе осветительных ракет разведчики успели хорошо рассмотреть их.
– Часовых снимать аккуратно, – распорядился Али, когда бойцы отряда расположились вокруг него. – Нас девять, делимся на три тройки и подбираемся к машинам с трёх сторон.
– Быть очень внимательными, – пробурчал Иван. – Немцы отличные служаки: если увидят кого, то такую стрельбу поднимут, что чертям тошно станет. Куда и в кого попадут, им без разницы, а стрельбу прекратят, когда патроны закончатся.
– Минируем крайние машины, расползаемся и занимаем позиции для боя, – продолжил развивать свою мысль Али. – Когда машины начнут взлетать на воздух, перекрёстным огнём будем уничтожать всех немцев, кто окажется в поле видимости. Мы не можем позволить им организоваться. Зря патроны не тратить, огонь вести до полного уничтожения. Если с этим не справимся за десять-пятнадцать минут, значит, мы вляпались. Здесь, в селе, немцев может быть намного больше, чем мы думаем. Но мы должны использовать в полную силу элемент внезапности – вот такая задача поставлена перед нами командованием.
Воспользовавшись очередным взлётом осветительных ракет, Али быстро взглянул на часы.
– Всё, пора, – сказал он. – Иван, берёшь с собой Уварова и Кускова. Заходите слева. Усманов, берёшь с собой Дорофеева и Козлова… Заходите справа. Пасечник, Колесников… Вы со мной, заходим с центра.
Тихо «снять» часовых для опытных разведчиков было плёвым делом. За годы, проведённые на войне, они научились это делать профессионально быстро. Вот и на этот раз Али бесшумно подкрался к зазевавшемуся немцу, левой рукой схватил его за лицо, приподнял вверх голову и ножом, одним взмахом, перерезал горло. Тело часового конвульсивно вздрогнуло, замерло, а из перерезанного горла вырвался воздух. «Готов, – подумал Али, отпуская обмякшее тело. – Теперь за дело…»
Пока бойцы минировали грузовики, он метнулся к дому, возле которого фашисты составили грузовики и бензовозы. Осторожно заглянув в окно, увидел на столе керосиновую лампу и несколько человек, спавших прямо на полу.
«Двадцать душ, – посчитал Али и злобно ухмыльнулся. – О Аллах, какое будет страшное месиво! – Разглядывая врагов, он не заметил и сам, как улыбка на его лице превратилась в оскал, а глаза сузились. – Никакой пощады! – подумал он. – Никакой пощады, гады, вам не будет!»
Дверь дома неожиданно открылась. На крыльцо вышел немец и потянулся. Времени для раздумий у Али не было. Удар ножа в живот – и солдат упал на крыльцо, взмах руки – и граната полетела через разбитое окно в дом. Во время взрыва Али ногой вышиб дверь и в ту же минуту швырнул в дом ещё одну гранату. Взрыв в замкнутом пространстве был оглушительный. Людские силуэты, освещённые вспышкой. Впрочем, это были уже не люди, а корчившиеся в предсмертных судорогах тела.
Когда стали взрываться грузовики с боеприпасами и бензовозы, Али прыгнул с крыльца в сторону, перевернулся и одним движением встал на колени. Рядом появился Болотников.
– С тобой всё в порядке? – крикнул он прямо ему в ухо.
– Всё хорошо! – закричал в ответ Али, чувствуя себя сильным и непобедимым. – Смерть обходит меня стороной, Ваня! Она же баба, а я мужчина!
Грохот от взрывавшихся грузовиков и бензовозов сотрясал землю. Воздух вокруг раскалился, чёрный дым густым непроницаемым облаком накрыл весь посёлок. Разведчики продвигались между пылавших машин короткими перебежками, останавливаясь лишь для того, чтобы выстрелить или метнуть гранату. И вдруг…
Впереди появился немец. Увидев Али и Ивана Болотникова, он втянул в плечи голову и побежал, пытаясь спастись от них. В клубах дыма и отблесках пожара, казалось, он движется медленно. Иван вскинул автомат и выстрелил. Немец только вздрогнул от попадания пуль, но не остановился. Точным выстрелом в голову Али закончил его мучения.
– Задание выполнено, пора уходить! – крикнул он. – Что-то мне ещё перед вылазкой подсказывало, что немцев здесь намного больше, чем мы думали… Так что ноги в руки, братцы, и пора сматываться!
Неожиданно вокруг загремели выстрелы, и десятки пуль зажужжали над головами разведчиков.
– Немцы приходят в себя! – крикнул Али. – Всё, уходим!
Держа оружие наготове, они поспешили к лесу. Пробежав несколько шагов, Болотников резко остановился. Ему показалось, что среди деревьев возникло какое-то движение.
– Иван, осторожно! – изо всех сил закричал Али. – В лесу немцы!
Но было слишком поздно. Пришедшие в себя немцы надвигались со всех сторон. Али и Иван выпустили по целому магазину патронов. Перезаряжая автоматы, они подбежали к крыльцу ближайшего дома и вбежали в дверь.
– Тебя не ранили? – спросил Али, захлопывая дверь и запирая её на задвижку.
– Они стрелять не умеют, – усмехнулся Иван. – На улице видно, как днём, а они попасть не смогли…
Он метнулся к окну, поднял автомат, упёр приклад в плечо и начал стрелять по приближающимся фашистам.
– А может, попрощаемся, брат? – Али старался перекричать грохот выстрелов. – Патронов у нас уже не остаётся, а немцев… Они не выпустят нас отсюда живыми!
– Рано прощаться, брат, не всё ещё нами сказано! – прокричал в ответ Иван, вынимая из автомата пустой магазин и вставляя заряженный. – Сейчас выберемся через заднее окно, немного пробежимся, а кто встретится на пути, забросаем гранатами!
– Под градом пуль короткая пробежка покажется нам марафонской дистанцией! – рассмеялся Али. – Но это лучше, чем немцы нас захватят просто так, когда у нас патроны и гранаты закончатся!
– Так тому и быть! – «одобрил» Иван и выпустил в окно короткую очередь.
И вдруг атака немцев на дом захлебнулась. Со стороны линии фронта послышался грохот орудий, и… Всё смешалось и пришло в движение. Не успели друзья опомниться, как атакующие дом немцы исчезли.
– Глазам своим не верю, Иван! – закричал, захлёбываясь от восторга, Али. – Наши перешли в наступление!
– Вот и хорошо, – отозвался Болотников. – У меня патронов уже совсем не осталось.
– У меня тоже, – крикнул Али. – Бежим быстрее из дома… Немцы…
Словно в ответ на его так и оставшееся невысказанным страшное предположение в окно влетели две противотанковые гранаты…
3
Стоял пасмурный день, моросил мелкий дождь. Али открыл глаза. Страшно ломила поясница и болели все суставы. Девушка в белом халате вынула у него из-под мышки градусник и покачала головой.
– Тридцать девять градусов, – сказала она.
Сознание вновь оставило Али. Ещё два дня он не приходил в себя. Он бредил.
Когда Али снова открыл глаза, рядом с кроватью находился мужчина, тоже, как и девушка, в белом халате.
– Доктор, как он? – вдруг послышался голос из-за спины мужчины. – Если не дай бог он умрёт…
– Особой опасности пока нет, – заговорил, недослушав, доктор, посмотрев куда-то в сторону через стёкла своих больших очков. – Хотя ранения очень серьёзные. Ты тоже не лучше выглядишь, Болотников, хотя… Твой организм способен бороться вдвое сильнее, чем его. Я удивляюсь, как ты смог его вынести из боя, хотя в самом жизнь еле теплилась?
Высокая температура держалась неделю, а в себя Али стал приходить лишь на двадцатый день. Обросший, исхудавший, он был неузнаваем. Но один из соседей по палате легко узнавал его, и даже более: он всё время проводил рядом с кроватью Али.
– Иван, как мы сюда попали? – спросил он у Болотникова, когда пришёл в себя и узнал его.
– На грузовике привезли, как же ещё, – ответил Иван, довольный тем, что друг поправляется. – Нас тогда немцы гранатами «угостили», вот мы временно и «поселились» здесь, в госпитале. Радуйся, что не в могилу улеглись.
– А бойцы наши? – спросил Али. – Те, кто с нами на задание в тыл к немцам ходил?
– Уваров, Кусков и Козлов погибли, – сказал, вздыхая, Болотников. – Усманов без ног остался. Дорофеев, Пасечник и Колесников были легко ранены. Подлечились в санчасти недельку, а сейчас воюют и нас с тобой дожидаются.
– А мы? Мы надолго с тобой здесь застряли, не знаешь? – задал беспокоящий его вопрос Али.
– Чего не знаю, того не знаю, – пожал неопределённо плечами Иван. – Сколько раз у докторов интересовался, так нет… Ничего не говорят.
– А сколько мы уже здесь? – поинтересовался Али. – Дня два-три или больше?
– Сегодня уже двадцать пятые сутки, – ответил, вздыхая, Болотников.
– Ско-о-о-олько? – удивился Али. – Да за такой срок можно не спеша до Берлина дошагать.
– В мирное время, может быть, и можно, но сейчас война, – хмыкнул Иван. – Немцы за каждую пядь нашей земли зубами держатся, как за свою. Думаю, мы ещё долго их вышибать будем.
– Насколько тяжело нас ранило, Иван? – после короткой паузы прошептал Али. – Я пошевелиться не могу и чувствую себя отвратительно. А ты вот сидишь на кровати рядом со мной и беспомощным себя не чувствуешь?
– Ещё бы, – усмехнулся Иван. – Я в два раза тебя крупнее, вот и здоровья во мне больше.
– Тогда и осколков в тебе, наверное, должно быть больше, – натянуто улыбнулся Али. – А ты… Ты сам выжил, да ещё, как говорил доктор, и меня спас?
– Да деваться было некуда, – уже в который раз вздохнул Иван. – Не мог же я тебя помирать бросить. А к кому я жить в Чечню поеду? Кто тогда украдёт для меня самую красивую девушку?
– Вот и я потому не умер, что обещание тебе такое дал, – поморщился Али. – А если вайнах даёт какое-то обещание, он его обязан выполнить от начала до конца!
Перед выпиской из госпиталя Али прошёл медицинскую комиссию. Иван Болотников выписался ещё месяц назад и уже давно воевал на фронте, а вот Али держали «до последнего». Врачи с удивлением оглядывали его тощую фигурку и недоумённо переглядывались. В конце концов, после совещания, комиссия признала его негодным к дальнейшей военной службе.
– Как это «негоден»?! – возмутился Али. – Руки у меня целы, и ноги ходят.
– Пока ходят, – поправил главный врач, рассматривая его поверх очков. – Боевые действия на фронте больше не для тебя, товарищ лейтенант. У тебя вся грудь в орденах, так что считай, что ты свой долг сполна выполнил.
– А я не за награды воюю! – горячо возразил Али. – Я за Родину кровь проливал и не собираюсь возвращаться домой до конца войны! Я чеченец, горец, и меня дома за человека считать не будут, если я вернусь в то время, когда наша страна громит фашистского зверя, загоняя его обратно в логово!
Выслушав его эмоциональную, пламенную речь, члены комиссии вдруг оживились. Возник нешуточный спор, в ходе которого разделились мнения присутствующих. Одни были готовы выписать на фронт такого храброго и патриотичного офицера, другие возражали, настаивая на его непригодности к боевым действиям.
– У него ампутирована часть желудка, часть лёгкого, часть печени! – настаивали они. – Он будет только обузой для других, а не доблестным, как был, воином.
Говорили о нём много и жёстко, как будто не замечая человека, чью судьбу они решают. Глядя на них, Али едва сдерживал себя от желания наброситься на своих «недоброжелателей» с кулаками, и…
Наконец слово взял главврач, который являлся председателем комиссии.
– Товарищи! – сказал он, повышая голос, чтобы привлечь внимание всё ещё спорящих коллег. – Если товарищ лейтенант хочет продолжить своё участие в войне против оккупантов, так почему же не пойти ему навстречу?
Он помолчал с минуту, видимо, ожидая возражений, но в кабинете воцарилась тишина. Остальные члены комиссии ждали, что он скажет ещё. И главврач оправдал их ожидания.
– Лично я ценю порыв лейтенанта Завгаева вернуться в свою часть, – продолжил он. – Я когда-то жил на Кавказе и не понаслышке знаю, какой там горячий и гордый народ. Для Завгаева возвращение домой, даже по независящим от него обстоятельствам, сравнимо с позором! Так вот, я предлагаю… – сделав паузу, главврач едва заметно подмигнул угрюмо наблюдавшему за ним Али. – Так вот я предлагаю выписать его, а не списать вчистую. Конечно, командовать разведчиками он больше уже не сможет и воевать на передовой тоже. А вот возглавить хозяйственников в полку, считаю, ему вполне по силам. Так что, вы согласны со мной, коллеги?
Тяжело, «с треском», но Али было разрешено вернуться в свой полк, но только с формулировкой в выписке «частично годен». Али весь кипел внутренне, побледнел от досады, но сдержался, увидев, как ещё раз, едва заметно, подмигнул ему председатель комиссии.
А на другой день, во время выписки, он дал волю своим чувствам.
– Почему вы так со мной, товарищ подполковник, – бросил он с упрёком главврачу. – Меня, боевого офицера, разведчика, и в тыловые крысы?
– Скажи спасибо, что вообще не списали, – хмуро буркнул тот. – Сам видел, какие кипели страсти! А ты особо не расстраивайся, лейтенант… На фронте сейчас обстановка хуже некуда. Не сомневайся, в тылу долго не засидишься. Там каждый боец сейчас на счету и, как ни крути, думаю, что вернуться в разведку тебе всё-таки придётся. Так что поезжай и воюй, «сын кавказских гор»… Отныне ты сам хозяин своей судьбы, а нас не поминай лихом.
Али вернулся в полк на попутной машине. Командир полка был потрясён его видом, когда он вошёл в палатку с докладом о прибытии «для прохождения дальнейшей службы».
– Лейтенант Завгаев? Ты ли это?! – воскликнул он потрясённо. – Ей-богу, в гроб краше кладут!
Командир полка вышел из-за стола, распахнул объятия, и они обнялись.
– Даже и не знаю, как быть с тобой, – сказал полковник, прочитав госпитальную выписку и небрежно бросив её на стол. – Мне сейчас позарез опытные разведчики нужны, а ты вот «частично годен»?
– Так это так себе, ерунда! – горячо возразил Али. – Мало ли чего лекари напишут?
– Выглядел бы ты так, как прежде, я бы не поверил, что ими написано, – буркнул полковник. – Но у меня ещё есть глаза, и… Я даже очками не пользуюсь. Но-о-о… Для начала возглавишь хозвзвод. Будешь «подальше от начальства и поближе к кухне». Отъешься, обретёшь прежний молодцеватый вид, вот тогда и вернёшься в разведку, лейтенант Завгаев!
– Что ж, согласен и на это, – вздохнул Али. – Товарищ полковник, а кто сейчас разведкой командует?
– Твой друг Иван Болотников, – улыбнулся полковник. – На сегодняшний день он единственный опытный разведчик в полку. Да и командир он хороший, ничем не отличается от тебя, дорогой мой Али.
4
Иван обрадовался возвращению Али и сразу же смутился.
– Ты прости, брат, что занял твоё место, – сказал он, конфузясь. – Я не напрашивался, полковник приказал.
– Да ты что, брат! – воскликнул Али, распахивая объятия. – Ты погляди на меня. Разве я похож сейчас на разведчика?
– Не похож, но ты разведчик, – пробубнил Иван угрюмо. – Сейчас пойдём к полковнику, и пусть он…
– Ты что ему приказать собрался? – рассмеялся Али. – Он уже подыскал мне подходящую должность. Я уже командир хозвзвода с перспективой вернуться в разведку, когда восстановлю на «казённых харчах» свой прежний облик.
– Нет, так дело не пойдёт, – заупрямился Иван. – Я должен не сидеть «при штабе», а ходить с бойцами в тыл врага.
– А кто тебе запрещает? Ходи, – посмотрел на него удивлённо Али.
– Нет, теперь командиры разведки во вражеский тыл с боевым заданием не ходят, – огрызнулся Иван. – А у меня во взводе молодняк один… Посылаю их за линию фронта, а у самого сердце кровью обливается.
– Но-о-о… Я пока ещё не смогу ходить с ними, увы, – пожимая плечами, сказал Али. – Ты же сам видишь, каков я?
– Вид у тебя неприглядный, – согласился Иван. – Но мозги из головы не вытекли?
– Нет, наверное, – улыбнулся Али. – Если бы ты не вынес меня из боя, то…
– Всё, ни слова больше, – смутился Иван. – Я сделал то, что сделал бы и ты, окажись на моём месте. Идём к полковнику… Ты займёшь своё место при штабе, а я… Я буду ходить с бойцами в разведку. Каждый из нас займёт своё место, не возражаешь?
Командира полка «уламывать» долго не пришлось. Он внимательно выслушал доводы Болотникова и посчитал их вполне уместными и разумными.
– А мне как-то сразу не пришла в голову такая здравая мысль, – сказал он и перевёл взгляд на молчавшего Али. – Наверное, твой затрапезный вид так на меня подействовал, что я… – Он не договорил и махнул рукой.
В начале января 1944 года полк, в котором служили Иван Болотников и Алихан Завгаев, вёл тяжёлые бои в Восточной Белоруссии. Немцы активизировались и упорно защищали свои оборонительные позиции, которые были настолько прочны и неприступны, что наступающие части Советской армии несли большие потери.
На передовой начинался день. Иван Болотников сидел на топчане в блиндаже и, над чем-то размышляя, чесал затылок.
– Видать, надолго застряли мы здесь, – сказал он, когда Али вошёл в блиндаж, вернувшись из штаба.
– Что нового? – спросил Иван, когда командир подошёл к столику, зажёг керосиновую лампу и склонился над разложенной картой.
– Хорошего мало, – ответил Али, задумчиво водя по карте указательным пальцем. – Готовится большое наступление… Срок пока ещё не уточнён. Мы должны оставаться на занимаемых позициях, держать противника в напряжении и восполнять свои потери поступающим пополнением.
– И где ты видишь, что хорошего мало? – удивился Иван, натягивая сапоги. – То, что ты сейчас сказал, не так уж и плохо.
– Предчувствие у меня неважное, – посетовал Али. – Перед нашим полком сосредоточена мощная немецкая дивизия СС. Бетонные укрепления, дзоты… Сейчас на совещании в штабе ломали головы, как возможно в существующих условиях держать в напряжении сильного, отлично вооружённого противника.
– И что решили? – заинтересовался Иван. – Как всегда на рожон попрём, или…
– Решили повременить денёк-другой, – пожимая плечами, продолжил Али. – Подождём, что в штабе армии придумают. А пока вгрызаемся в землю зубами и ждём, отбивая все контратаки фашистов.
– Вылазки в тыл врага не планировали? – спросил Иван. – А то засидимся, обленимся, и…
– Нет, решили, что разведданных о вражеских тылах вполне достаточно, – не дав ему договорить, продолжил Али. – В немецком тылу активно действует спецотряд армейских разведчиков, а с воздуха ведёт разведку авиация. Так что… – Он слегка пригнул голову и развёл руками.
– И что, мы не у дел? – округлил глаза Иван. – Надо же, все боевые задания промеж других распределили, а нас в «запасник» отодвинули?
– Ты о высоте двести тринадцать слышал? – спросил вдруг Али и хитровато прищурился, ожидая ответа.
– Не только слышал, но и вижу её каждый день, – ответил Иван, пытаясь понять и осмыслить, куда клонит его друг и командир.
– Да это тот самый конический лысый холм, который находится в самом центре немецкой обороны, – кивнул утвердительно Али. – Немцы превратили его в неприступный, хорошо охраняемый со всех сторон бастион.
– Ну да, на макушке холма немцы соорудили долговременную огневую точку, – сказал, ничего не понимая, Иван. – У них было много времени для сооружения этой махины. Я сколько раз пытался представить, сколько железа и бетона ушло на его строительство, но так и не смог.
– Это самое мощное одиночное сооружение во всём укреплённом районе немцев, – продолжил Али. – Конечно, дзотов в их обороне ещё несколько, но такой, который перед нашим полком на высоте двести тринадцать, один!
– Так-так… – начиная что-то понимать, оживился Иван. – Я часто разглядываю эту махину в бинокль. В бронеколпаке около десятка амбразур. По всему видно, что это очень серьёзное сооружение. Оно призвано нанести огромный урон атакующим силам.
– Вот именно! – встал и заходил взад-вперёд по тесному низкому помещению взволнованный Али. – Немцы часто обстреливают наши позиции из пушек, но дот молчит. Видимо, немецкое командование не заинтересовано преждевременно открывать перед нами всю его мощь!
– Я всё понял, – счастливо улыбнулся Иван. – Нам собираются поручить подобраться к доту и произвести разведку?
– Ничего ты не понял, – хмыкнул Али. – Нашему разведвзводу действительно собираются поручить подобраться под покровом ночи к доту. Но не с целью разведки, а с целью его уничтожения! Как только дот будет нами взорван, это и послужит сигналом к наступлению.
– Понятно, задание похоже на то, как с грузовиками и бензовозами, – сказал Иван задумчиво. – Только вопрос, хватит ли у нас сил справиться с поставленной задачей? Нас всего шестнадцать человек, включая и тебя, командир… Но ты не в счёт, итого пятнадцать.
– Ну нет, на этот раз я пойду с вами, – возразил Али. – Я себя чувствую уже вполне способным идти на задание, так что…
– А не проще ли было бы вдарить по нему из «катюши»? – погружаясь в размышления, пробубнил Иван. – Интересно, выдержал бы дот её удар?
– Нет, «катюш» нам выделить не могут, – вздохнул Али. – Они сосредоточены в другом месте. Там более мощные укрепления немцев, и по ним готовится главный удар.
– Этот дот как заговорённый, и пушки его не берут, – покачал головой Иван. – Что ж, остаётся только взорвать его изнутри.
– Вот поэтому нам, разведчикам, решили поручить это ответственное задание, – кивнул Али. – Никому другому с этим не справиться, так решили в штабе дивизии. Вот потому я и решил идти с вами вместе и помочь чем смогу.
– А если мы все погибнем? – насторожился Иван. – Нет, ты должен остаться, брат… Иначе полк останется совсем без разведки!
– Сделаем всё обдуманно и правильно, вернёмся обратно, – нахмурился Али. – А мы обязаны с тобой всё просчитать и обдумать, чтобы сохранить жизни наших бойцов. Да, дот очень хорошо защищён и тщательно охраняется, но мы кто? Вот именно, мы разведчики и должны перехитрить врагов! В полку много храбрых и решительных вояк, но они не способны на то, на что способны разведчики! Так что гордись, брат, что именно нам поручено такое ответственное задание. Нам доверяют, и мы должны расшибиться или даже погибнуть, но оправдать его!
Ровно в полночь загрохотали орудия. Таким образом командование решило отвлечь внимание немцев от охраны занимаемых позиций и сосредоточиться на перестрелке. Во время артиллерийской дуэли разведчики должны были подобраться как можно ближе к высотке и, застигнув гарнизон дота врасплох, напасть на него и уничтожить.
– Ещё вдарьте, ещё, – твердил возбуждённо Али, и нервная дрожь пробирала его до костей. Вспышки рвущихся на немецких позициях снарядов приводили его в трепет.
– Может, уже пора? – спрашивал Иван то и дело, толкая его в бок рукой.
– Пока ещё нет, – отмахивался Али. – Немцы ещё недостаточно увязли в перестрелке. Вот когда они откроют огонь по-настоящему…
Ждать пришлось недолго. Четверть часа спустя немцы стали огрызаться всеми видами оружия, находящегося у них в наличии. К грохоту пушек присоединились хлопки миномётов, застрочили пулемёты, засверкали трассирующие пули, которые пролетали над головами и гасли в снегу где-то далеко позади.
Немецкий укрепрайон ожил, загудел, ощетинился, но… Дот молчал, не принимая участия в боевых действиях. «Ну, где же сигнал? – думал Али, кусая нижнюю губу. – Где эти чёртовы ракеты?» Вокруг всё взрывалось, гремело и кипело. Линия фронта сейчас напоминала пекло, в котором всё бурлит и клокочет. И вдруг… Две зелёные ракеты взметнулись ввысь, давая сигнал действовать.
– Иван! Команда!
От места, где томились в ожидании приказа разведчики, до дота было около двух километров. Под грохот орудий и свист пуль это расстояние могло показаться раза в два длиннее. Но не единожды ходившим во вражеские тылы разведчикам было не привыкать преодолевать любые расстояния в любую погоду: хоть в непролазную грязь после проливных дождей летом, хоть по глубокому снегу зимой в пургу и даже бурю.
Во время подготовки к атаке дота Али не проводил с бойцами никаких бесед, чтобы настроить их на опасное предприятие. Он знал, что разведчикам не нужно слов. Опытные бойцы получили задание, и никакие «возвышенные», призывающие к патриотизму речи не интересовали их. Они, не задумываясь, пойдут на всё, в любое пекло, ради выполнения поставленной перед ними задачи. Больше половины личного состава разведвзвода – бывалые бойцы. Что им говорить? Что кто-то из них в эти часы идёт в последний бой? Что кто-то останется лежать бездыханным, уткнувшись лицом в снег? Что, несмотря ни на что, надо добраться любой ценой до дота и уничтожить его гарнизон? Всё они знают. Им хорошо известно, что такое война. Самое трудное – добраться до дота и ворваться внутрь. А потом… Да будь в нём хоть десяток немцев, хоть сотня, разведчики не побоятся сойтись с ними в смертельной рукопашной схватке, в которой никто и никогда не побеждал русского солдата!
Одетые в белые маскировочные костюмы разведчики двинулись в сторону озаряемого светом сигнальных ракет зловещего вражеского дота. Впереди, утопая по пояс в глубоком снегу, шёл Иван Болотников. За ним остальные солдаты. Алихан замыкал цепочку.
Шли осторожно, немедленно залегая в снег во время взлёта осветительных сигнальных ракет. Они не обращали внимания на грохот пушек, вой снарядов и взрывы. Бойцы были сосредоточены на выполнении боевой задачи, больше их не интересовало ничего. Когда до дота оставалось двести пятьдесят – триста метров, они все легли на снег, рассредоточились и поползли вперёд.
Увязшие в навязанном бое, немцы не увидели, как горстка отважных бойцов подползла к высотке, вскарабкалась на неё, и…
Вход в дот оказался закрытым тяжёлой бронированной дверью. Откуда она была заперта – снаружи или изнутри, из-за темноты выяснить было невозможно. Разведчикам ничего не оставалось делать, как…
– Рассредоточиться, – шёпотом сказал Али, и его приказ был тут же передан бойцами друг другу по цепочке. – Иван, действуем! – сказал он Болотникову, и тот понял его с полуслова.
Швырнув в дверь по противотанковой гранате, Али и Иван замерли, уткнувшись лицами в снег. Прогремел чудовищной силы взрыв, который вырвал из косяка дверь и отбросил её на несколько метров в сторону. Али и Иван кинулись в образовавшийся проход, а разведчики вступили в бой с опомнившимися фашистами.
Али, оказавшись в тесном проходе, передёрнул затвор автомата и попытался выстрелить. Автомат дал осечку, видимо, заклинило патрон. Перед ним возникли два немца с автоматами в руках, но выстрелить и они не успели.
– Ложись! – услышал он сзади себя громоподобный окрик и упал ничком на бетонный пол. В это время прямо над ним загрохотал автомат Болотникова, который изрешетил немцев, заслонивших собой проход.
Иван перешагнул командира и, не прекращая стрельбы, двинулся в глубь дота. Али вскочил. Искать причину отказа автомата не было времени. Тогда он выхватил нож и поспешил следом за Болотниковым.
Немцев внутри дота оказалось много. Разрядив автомат, Болотников вступил с ними в рукопашную схватку. Его удары были сокрушительными и точными. Он успевал сшибать тех, кто шёл на него спереди, затем резко поворачивался и сшибал тех, кто слева. Али прикрывал его справа, ловко орудуя финкой.
На его глазах немецкий офицер метнулся к лежавшему на столе автомату, но воспользоваться им не успел. Сильнейшим ударом ногой Болотников выбил оружие из его рук. Один из немецких солдат выдернул из амбразуры пулемёт, развернулся, но…
Али метнул в него нож – не попал. Лезвие только рассекло немцу щёку. Тогда Болотников вырвал из его рук пулемёт и так двинул прикладом в переносицу немца, что выбил оба глаза и сломал все лицевые кости. Набросившись на пытавшегося выхватить из кобуры пистолет офицера, Али схватил его за горло, и…
В это время в дот один за другим стали вбегать разведчики.
– Что там? – крикнул Али, отпуская горло уже мёртвого офицера.
– Там немцы, – ответил один из бойцов. – Их очень много…
– Опомнились, – ухмыльнулся Иван. – Теперь у них задача во что бы то ни стало освободить дот.
– А наша задача взорвать его, – сказал Али и осмотрел бойцов, находящихся перед ним. Их было восемь. – Где остальные?
– Пали смертью храбрых, – ответил кто-то.
– Честь им и слава, – вздохнул Али. – А теперь срочно минируем дот, и…
– Здесь есть ещё одна дверь, – сказал Иван, успевший во время рукопашного боя осмотреть помещение. – Видимо, через неё немцы приходили в дот, а не через ту, через которую мы «вошли» сюда.
– Хорошо, иди разведай, что там за ней, – распорядился Али. – А мы тут подготовим всё к взрыву.
5
Внутри дота разведчиками было обнаружено большое количество оружия и боеприпасов. «Это не просто временное оборонительное сооружение, а бастион, рассчитанный на длительную оборону! – подумал Али, разглядывая крупнокалиберные пулемёты, вынутые разведчиками из амбразур и разложенные на полу. – Восемь боевых, столько же запасных… А боеприпасов целый склад! Сколько здесь всего – хватит на месяц упорных боёв, если ни на больше!»
– Минируйте всё, – приказал он бойцам. – Чтобы от этого логова камня на камне не осталось!
– Да тут уже всё заминировано, товарищ командир! – крикнул кто-то из бойцов. – Немцы уже за нас постарались и подготовили дот к уничтожению.
Внезапно штукатурка над головой Али разлетелась в разные стороны, а воздух в помещении наполнился мельчайшей пылью. Один из бойцов, стоящих в проходе, упал. Он перевернулся дважды и замер. Али с трудом осмысливал происшедшее. Упавший солдат лежал у его ног, из раны в голове вытекала пульсирующей струйкой кровь. Али закрыл глаза, он был в отчаянии, но…
Когда он открыл глаза, рядом уже стоял боец и, сгибаясь от тяжести, стрелял в проход из крупнокалиберного немецкого пулемёта. Всё помещение дота наполнилось пороховым дымом. Из него, как из тумана, показался Иван Болотников.
– Всё, заканчиваем здесь и уходим! – громко прокричал он.
– Уходим? Куда? – проведя по лицу руками, спросил Али.
– Давайте за мной, шевелитесь!
– А что там за дверью? – прокричал Али.
– Поглядим, увидим, – ответил Иван. – Не здесь же за просто так взрываться вместе с дотом…
Миновав дверь, разведчики оказались в подземном коридоре.
– Взрывайте дот! – приказал бойцам Али.
Его приказ бойцы исполнили незамедлительно. От мощного взрыва содрогнулась земля. Тяжёлая дверь, сорванная взрывной волной с петель, как лёгкая жестянка, пролетела над головами разведчиков. Коридор заполнился едким удушливым дымом.
Сбитый взрывной волной с ног, кашляя от взрывных газов, Али приподнял голову. Встать самостоятельно он не смог. И вдруг… Его рука попала в лужу крови.
– Иван, где ты? – позвал он, не слыша собственных слов.
Что-то зашевелилось недалеко от него в темноте. Присутствие кого-то скорее чувствовалось, чем слышалось и виделось. Али напрягся. Палец коснулся курка пистолета. Он начал медленно приподнимать его, напряжённо вглядываясь в темноту.
Ещё одно движение, значительно ближе. Али медленно вытянул руку в ту сторону, указательный палец на курке, но он почему-то медлил. Привыкшими к темноте глазами он уже с трудом различал контуры медленно приближающейся к нему фигуры.
«Он один или их несколько? – задал себе вопрос Али. – Если я застрелю этого, на меня навалятся те, кто идёт за ним следом? Придётся рискнуть… Один выстрел в него, другой в себя… Я не сдамся фашистам… Честь вайнаха превыше всего! Чеченцы не сдаются врагу… Мы…»
Фигура остановилась в шаге от него. Али смотрел на него, затаив дыхание, но… всё ещё медлил. «Ещё одно движение – и я стреляю, – уговаривал себя разведчик. – С такого расстояния я не промахнусь, даже не целясь».
Он медленно вдохнул, наполняя лёгкие воздухом для того, чтобы не дрожала рука, и…
– Есть кто живой? – послышался до боли знакомый голос Ивана Болотникова. – Эй, православные, отзовитесь!
Али быстро опустил руку. «О Всевышний, ещё мгновение – и… Я чуть не убил своего лучшего друга…»
– Я здесь, брат, – сдавленным голосом ответил он. – Сделаешь шаг и как раз на меня наступишь.
– Ты жив, Али?
– Раз разговариваю с тобой, значит, да, – Али замолчал и собрал все оставшиеся силы. Его губы задрожали от напряжения.
Болотников зажёг спичку и осмотрелся. Али лежал посреди коридора, на спине, а рядом с ним один из бойцов скорчился в луже крови. Другие бойцы были тоже мертвы. Видимо, всех убило взрывной волной, ворвавшейся в коридор после взрыва дота…
Спичка погасла.
– Ну что, нам пора, – тихо сказал Иван, присаживаясь рядом с Али и зажигая вторую спичку. – Крепко тебе досталось, брат… Ну ничего, нам не привыкать с тобой чувствовать себя фаршем после мясорубки.
Он осторожно взял Али на руки, затем встал и понёс его куда-то по коридору.
Как долго и куда нёс его Иван, Али не помнил. Видимо, в это время он терял сознание. Когда он открыл глаза, увидел себя в какой-то комнате, на столе, и склонившегося над собой Болотникова.
– Иван…
– Фу, а я уж думал, что ты…
– Где мы, Иван? – прошептал Али, слыша свой голос словно откуда-то со стороны.
– Наверное, в казарме, в которой жили солдаты из дота, – ответил с мрачной ухмылкой Болотников. – Теперь их нет, а мы поживём тут немного.
– Немного? Это сколько? – прошептал Али.
– А уж это как получится, – ответил Иван. – Отсюда нас не выпустят, это факт. Я заминировал дверь на всякий случай и собираюсь вступить с фашистами в бой. Оружия и боеприпасов я нашёл здесь предостаточно, так что…
«Всё сейчас как тогда, – закрыв глаза, вспомнил Али. – В ту ночь во вражеском тылу, когда мы взорвали немецкие грузовики с боеприпасами и бензовозы… Тогда нам как-то удалось остаться живыми, но сегодня… Сегодня мы умрём. А что, пора уже. Мы пережили очень много своих бойцов… Всякому везению есть предел. Одно только будоражит и бодрит, что умрём мы рядом, в смертельной схватке с врагом, за нашу великую славную Родину!..»
Немцы приближались к казарме стадом. Иван не стрелял, дожидался, когда подойдут. А когда он посчитал дистанцию между собой и ними достаточной, вдарил по наступающему врагу из пулемёта.
Немцы, теряя убитых и раненых, разбежались. Они, видимо, совсем не ожидали, что кто-то окажет им активное сопротивление, а тут…
– Ну что, пора прощаться, Али, – воспользовавшись паузой, подошёл к нему Болотников. – Не буду кривить душой, но нам уже отсюда живыми не выбраться. Да что там, ты и без меня понимаешь это, командир. Хочу сказать напоследок, что мне всегда было приятно осознавать, что со мной рядом был и есть такой преданный друг, чувствовать рядом твоё плечо, твою поддержку. Я всегда был уверен, что ты никогда не бросишь, не предашь… И просто счастлив, что никогда не разочаровывался в тебе, Алихан Завгаев!
Али не мог произнести ни слова – не было сил. Он лишь смотрел на грустное лицо друга слезящимися глазами, словно стараясь запомнить его навсегда. Али мог бы сказать Ивану много хороших, добрых слов, но не ворочался одеревеневший язык, и мысли путались в голове. Он лишь протянул на прощание другу руку, и…
– Прощай, Али, – сказал Иван, пожимая её. – Ты уж прости, что всё вот так кувырком получается. Мне пора на «позиции», и если выпадет ещё пара свободных минут, то я подойду к тебе обязательно.
Но больше не выпало ни минуты. Немцы атаковали казарму беспрерывно. Атаки врага были с миномётной подготовкой, «психические», внезапные, при поддержке пулемётов…
Али, будучи не в силах помочь другу, только наблюдал со стороны. Ему казалось, что ещё немного, ещё чуть-чуть, и силы Ивана иссякнут. Одно точное попадание – и он будет убит, но…
Болотников был как заговорённый. Сотни пуль жужжали мимо, как будто не решаясь сразить его. Бывали минуты, когда его пальцы, державшие пулемёт, разжимались, а голова клонилась к груди, но… Он вдруг «оживал», будто внутри включался какой-то скрытый механизм, и вновь пулемёт в его окрепших руках начинал работать, как косой, выкашивая вражеские ряды. И вдруг…
Иван вздрогнул и стал заваливаться на бок.
– Али, прощай, – прохрипел он, прижимая из последних сил к груди пулемёт. – Всё, что смог, я сделал… Всё, что смог я…
– Ты сделал всё, что мог, друг мой дорогой, Ваня, – прошептал Али. – Ты до конца выполнил свой воинский долг. На небесах тебя примут как героя… Там мы и встретимся с тобой…
Он не смог сказать всё, что собирался. Не успел. Сильнейший взрыв разворотил дверной проём, вздрогнули пол, стены, и… Свет померк в глазах Али, и он стал погружаться в глубокую пропасть…
6
Вошедшая в палату медсестра включила висевшую над дверью радиотарелку. Передавали последние сводки с фронта. Только тогда Али оживлялся, на лице появлялось осмысленное выражение. Победное наступление советских войск всегда чрезвычайно волновало его.
За два месяца, проведённых в госпитале, он перенёс несколько сложнейших операций и остался жив, но организм восстанавливался крайне медленно. К тому же он впадал в апатию, приступы которой заставляли его страдать и мучиться. Всякий раз Али пытался вспомнить что-то, очень для себя важное, но не мог.
– Тише! Тише! – заметались его соседи, спешно занимая свои места. – Обход! Обход!
В палату вошли два врача и старшая медсестра с сосредоточенными замкнутыми лицами. Они слегка кивнули в ответ на приветствия больных и подошли к стоявшей в углу у окна кровати Али. Он замер, исподлобья наблюдая за ними.
Алихан не различал их голосов. Он заставлял себя сосредоточиться, вникнуть в задаваемые ими вопросы, которые били ему в уши, но… Он начинал злиться на врачей, на себя, да и вообще всё вокруг во время обхода его нервировало и раздражало.
– Ты что-нибудь вспомнил ещё, Алихан?
– Ничего, – шептал он. – Помню бой, Ивана, и… больше ничего.
– Номер полка, в котором служил?
– Не помню…
– Кем служил?
– Не помню…
– Как попал в госпиталь?
– Ничего не помню…
После короткого совещания тут же на месте врачи продолжили свой нудный «допрос»:
– Кто такой Иван?
– Не помню… Кажется… брат мой.
– А командиров своих ты помнишь?
– Нет.
– Ригидность[2], – подтверждали прежде поставленный диагноз врачи и уходили из палаты.
Али хорошо знал, что завтра они придут снова. Ночами он спал беспокойно. Закрывал глаза, и… Немыслимый грохот разрывал мозг. Перед глазами – снег, слышится рёв орудий, треск пулемётов, разрывы снарядов и мин.
Горстка солдат в белых маскировочных костюмах, утопая в глубоком снегу, ползёт вперёд. И вот они уже в самом пекле. Падают, прячутся за снежные бугорки, а затем ползут снова. А вокруг взрывы, свист пуль, сущий ад! Али видит себя среди них. Он приподнял голову и растерянно озирается по сторонам, словно ищет кого-то. А вокруг ни души. Бойцы вдруг куда-то исчезли, а впереди что-то движется прямо на него. Это противник, немцы… Их много…
Вдруг перед ними возник ещё кто-то. Это был высокий, крепкого телосложения боец, с пулемётом в руках. Этот великан закрывает его собой и стреляет из пулемёта в полчище врагов. Али не видит его лица, только спину. Какой он? Как выглядит? Он в самом деле видит его или ему только кажется?
Али попытался встать, чтобы подползти к нему, он приподнял голову… И вдруг взрыв и падение в мрачную бездну…
К его стонам и выкрикам во сне соседи по палате давно уже привыкли и смирились. Они знали, что «кавказец» выжил в страшном бою и перенёс тринадцать операций. Иногда, когда Али вдруг замолкал, они просыпались и вскакивали с кроватей.
– Пойдём, поглядим, не умер ли? – перешёптывались больные тревожно и на цыпочках подходили к его кровати. При тусклом свете зажженной спички Али выглядел ещё более бледным.
– Вроде спит, но почему не стонет? – переглядывались они. – Может быть, врача позвать? Пусть он посмотрит.
Кто-то протянул руку к его запястью, и все в напряжении замерли.
– Жив, вроде как… Ему, видать, тяжело лежать в одном положении, давайте переложим…
Однажды Алихана навестил офицер в звании полковника. Он встал у изголовья кровати и долго смотрел на него.
– Ведь не так давно, – растерянно пробормотал мужчина, – не так давно он был у меня в полку командиром взвода разведчиков. Это было в прошлом году, а кажется, минула целая вечность.
Али открыл глаза и удивлённым взглядом уставился на посетителя. Полковник и подошедший к нему врач молчали, давая ему время прийти после сна в себя.
– Товарищ полковник? – прошептал Али, узнав командира полка, и попытался встать, но…
– Лежи, лежи, капитан, – натянуто улыбнулся «гость», присаживаясь на стул у изголовья его кровати. – Вот, нашёл время, чтобы навестить тебя…
– И как я вам? – хмыкнул Али. – В гроб краше кладут? Вы как-то давно именно так мне сказали.
– Ну-ну! – пожурил его полковник. – Мы с тобой не один год вместе, капитан. Давай лечись побыстрее, и мы с тобой ещё до Берлина дойдём!
– Ты узнаёшь своего командира, Алихан? – с надеждой в голосе поинтересовался доктор.
– Да, узнаю, – тихо ответил он. – Только имени и фамилии не помню.
– Это не беда, – вздохнул полковник. – Время придёт, вспомнишь…
Некоторое время Алихан молчал, собираясь с мыслями. Молчали врач и полковник, не мешая ему сосредоточиться.
– Как там полк наш воюет? – спросил Али после продолжительной паузы. – Где вы сейчас воюете, товарищ полковник?
– Зови меня, как и всегда, Артём Павлович, – сказал тот. – А от полка нашего только знамя осталось да пятьдесят человек личного состава, включая и меня в придачу. В тот день, когда возглавляемый тобой взвод разведчиков героически уничтожил считавшийся неприступным вражеский дот, мы пошли в наступление. Но немцы дали нам жёсткий отпор и сами перешли в контрнаступление. Свои позиции мы отстояли, не отступили, но… От полка ничего не осталось. Сейчас нас отвели в тыл на переформирование, и… Скоро снова отправят на фронт.
– А из разведчиков в живых только я остался? – задал вопрос Али, как будто что-то вспомнив.
– Постой, ответь мне, а ты вспомнил, что являлся командиром полковой разведки? – встрял с вопросом врач.
– Д-да, кажется, – неуверенно ответил Алихан.
– А бой свой последний помнишь? – напрягся врач.
– Смутно… Снег, стрельба, взрыв, – Алихан закрыл глаза, поморщился и закончил: – Всё, больше ничего… Только тьма вокруг, падаю в бездну, и тишина…
– Разведчики погибли все, кроме тебя, – выждав некоторое время, продолжил полковник. – Да и тебя мы считали погибшим. Если бы не запрос, полученный нами из госпиталя…
– Запрос? Какой запрос? – удивился Али.
– Это мы устанавливали твою личность, – ответил за полковника врач. – Тебя доставили самолётом от партизан из немецкого тыла, без документов. Как только живым довезли, ума не приложу.
– От партизан? А как я у них оказался? – округлил глаза Али.
– На этот вопрос пока и я ответить не могу, – пожимая плечами, сказал полковник. – Предположительно, партизанский отряд заглянул на немецкие позиции во время боя, когда немцы пошли на наш полк в наступление. Подробнее об этом мы конечно же узнаем, но только после войны.
– А про Ивана что слышно? – прошептал с замирающим сердцем Али. – Про Ивана Болотникова? Он жив или…
– Вас двоих на самолёте привезли, – сказал, мрачнея, доктор. – Второй умер ещё во время полёта. Его как вынесли из самолёта, так сразу же и схоронили.
– А звали его как, не выяснили? – заволновался Али.
– Называли Иваном, – вздохнул доктор. – А вот фамилию его не упоминали. Да и документов при нём никаких не было.
– Разведчики всегда на задание в тыл врага без наград, погон и документов ходят, – уточнил угрюмо полковник. – Да и партизаны тоже. Если бы Болотников остался жив, то это не осталось бы незамеченным.
– Да, это так, – согласился Али. – Он погиб, а я жив… Как я теперь с таким грузом жить буду?
– Друг погиб, за двоих жить будешь, – пожимая плечами, сказал доктор. – Значит, на роду твоём так написано.
– Ну что, мне пора, – взглянув на часы, засобирался полковник. – Давай поправляйся, капитан Завгаев. Как будут выписывать, черкни мне письмецо. Я позабочусь, чтобы тебя отправили снова в наше подразделение.
– Я думаю, что это случится нескоро, – грустно улыбнулся Али. – Когда я вылечусь, война закончится. Я слушаю сводки по радио и уверен, что будет именно так.
– Когда закончится война, никому не известно, – вздохнул полковник, протягивая на прощание руку. – Не успеешь выздороветь до победы, тоже не беда. Ты и так много сделал для её приближения!
7
В конце марта 1944 года Али стал чувствовать себя лучше. О выписке на фронт конечно же не было и речи. Он едва научился самостоятельно вставать с кровати и, еле переставляя ноги, прогуливаться по двору госпиталя. Однако, хоть и медленно, дело шло на поправку. Что самое важное – Али вспомнил прошлое до мельчайших подробностей.
Однажды начальник госпиталя вызвал его в свой кабинет для серьёзного разговора. Когда Али вошёл, начальник выглянул в коридор, после чего закрыл дверь на запор и указал ему на свободный стул, стоявший перед столом.
– Так вот, капитан Завгаев, – как-то издалека начал он вполголоса, – разговор у нас сейчас будет не о состоянии твоего здоровья, а об одном очень важном деле, касающемся лично тебя и твоего будущего.
– Заманчивое начало, – усмехнулся Али, настораживаясь. – Мне всегда казалось, что будущее пациентов врачей заботит меньше всего.
– В общем-то да, – немного смутился доктор. – Но твой случай особый.
– Интересно, что заставляет вас принимать участие в моей судьбе? – заинтересовался и одновременно озаботился Али. – Или я чем-то отличаюсь от остальных раненых, проходящих лечение в вашем госпитале?
– Да, отличаешься, – сложив перед собой на столе руки, чуть подался вперёд доктор. – Твоя национальность, капитан, вдруг стала угрозой для твоего благополучия. Странно, не правда ли?
– Ничего не понимаю, – округлил глаза Али. – А при чём здесь моя национальность? В первую очередь я гражданин СССР, а уж потом…
– Тут дело такое, – замялся доктор, подыскивая подходящие слова. – Из Москвы, во все действующие части Красной армии, включая морской флот и госпитали, конечно, поступило распоряжение о срочном отзыве с фронтов, резервных армий и прочих воинских подразделений всех лиц чеченской, ингушской, калмыкской и крымско-татарской национальностей.
Словно разряд электротока пронзил всё тело Алихана от головы до пят. Но ни один мускул не дрогнул на его лице после прозвучавших слов.
– Ну, и… с чем это связано? – спросил он хриплым от волнения голосом.
– Мне больше ничего не известно, – разводя руками, ответил доктор. – Завтра приедет товарищ майор из особого отдела и будет лично проверять всех, кто в настоящее время находится на лечении в госпитале.
– Послушайте, это какой-то дурацкий розыгрыш! – засомневался Али. – Почему отзывают именно чеченцев, ингушей и татар?
– Если хочешь, то задай завтра этот вопрос особисту, – хмуря лоб, сказал доктор. – Только не советую. Думаю, что ответ его будет не словесным. В твоём состоянии… Гм-м-м… Я бы воздержался от душеспасительных бесед с ним.
– Та-а-ак, – протянул Али задумчиво, поняв, что начальник госпиталя далёк от шуток. – Похоже, нас, лиц перечисленных вами национальностей, вытаскивают с фронтов, чтобы сделать «дровосеками» в лагерях ГУЛАГа. За что? Наверное, уже повод придумали и нечего над этим ломать голову.
– Я не собираюсь обсуждать этот вопрос ни с кем, даже с тобой, извини, – откинувшись на спинку стула, сказал доктор. – А вот кое-что предложить тебе собираюсь, откровенно рискуя своей шкурой и должностью.
– Вы что, собираетесь мне чем-то помочь? – удивился Али. – Но-о-о… чем я заслужил такое участие?
– Не знаю, – пожимая плечами, сказал доктор. – Может быть, тем, что лично я сделал тебе много сложнейших операций, собрал тебя по косточкам и буквально вытащил за уши с того света? Вполне может быть, что на меня подействовал рассказ командира твоего полка, который, не жалея красок, пересказал мне все твои невероятные подвиги. Так вот, я решил оказать тебе посильную помощь, чтобы избежал предположительно возможных больших неприятностей. Так что, согласен, капитан Завгаев?
– Даже не знаю, что и сказать, – задумался Али. – А в чём будет заключаться ваша «посильная» помощь?
– Да так, особых усилий на то не потребуется, – ответил доктор. – Я собираюсь в пустующую в твоих документах графу «национальность» вписать не чеченец капитан Завгаев, а аварец, даргинец или осетин.
– И что это даст? – поинтересовался Али, почувствовав внутри неприятный осадок. – Что ж получается, если я соглашусь, то сделаюсь предателем своего народа?
– Я так и думал, что именно так ты воспримешь моё предложение, – вздохнул доктор. – Однако… Я попытаюсь тебе объяснить положение вещей и втолковать, в чём разница между здравомыслием и предательством.
– Что ж, попытайтесь «вразумить» меня, неразумного, – буркнул угрюмо Али. – Хотя предупреждаю, что я слишком дорожу своей честью и никогда не переступлю через неё даже перед лицом смертельной опасности.
– Я не сомневаюсь, – кивнул доктор. – Потому и постараюсь быть очень убедительным.
Прежде чем начать, он закурил папиросу и предложил Алихану, но тот отказался.
– Ближе к делу, – сказал он. – Сейчас я чувствую себя, как на раскалённой сковороде, и сгораю от нетерпения услышать то, что вы мне ещё предложить собираетесь.
– Предложение своё я тебе уже высказал, – выпуская густую струю дыма, ответил доктор. – А сейчас хочу только добавить, что, став на какое-то время не чеченцем, а «аварцем» или «даргинцем», ты спокойно долечишься в госпитале и вернёшься домой, или… Или уедешь туда, куда захочешь. Как я понял, особистов другие национальности не интересуют. А предателем ты стал бы тогда, если бы перешёл на сторону врага нашей Советской Родины! Видишь разницу или не видишь?
– Это всё? – удивился Али, рассчитывавший на более длительную беседу.
– Думаю, достаточно, – хмыкнул доктор. – Вот сейчас мы и посмотрим, что перевесит в твоей голове – здравомыслие или глупое упрямство, которое в твоей ситуации совсем уж не уместно.
С минуту подумав и приняв решение, Али сказал:
– У меня сестра замужем за осетином, и я хорошо знаю их язык. Ничего не поделаешь, раз приходится «маскироваться», то… Одним словом, запиши меня осетином, доктор, я даю тебе на то своё согласие.
Была дождливая осень 1945 года. На вокзале города Грозный сошёл военный. Ёжась от пронизывающего влажного ветра, он застегнул на все пуговицы шинель, накинул на плечо вещевой мешок и пошагал в выбранном наугад направлении.
В течение дня он бродил по городским улицам, рассматривая здания, жилые дома, заглядывал в магазины, столовые и удивлялся, как преобразился город за время его долгого отсутствия. «Что-то совсем не видать чеченцев, – думал он с грустью. – Людей других национальностей сколько угодно, а чеченцев… Неужели всех депортировали?»
Долго ходил солдат по улицам с тяжёлым сердцем и волнением в груди. Ещё в госпитале он узнал о депортации чеченского, ингушского и других народов. Было трудно пережить эту ничем не объяснимую трагедию, но он нашёл в себе силы смириться. Тогда Алихан рассудил так: это временно, закончится война, и всё войдёт в своё русло. Но война с немцами закончилась ещё в начале мая, минуло лето, наступила осень, а чеченцы так и не вернулись в родные места.
– Эй, задержись-ка на минутку, гражданин! – услышал он окрик и не сразу сообразил, что вопрос обращён к нему.
В нескольких метрах от Али стояли офицер и двое солдат. Все были вооружены.
– Кто будешь, товарищ майор? – глянув на его погоны, спросил офицер.
– Кто я? – удивился Алихан. – Я майор Советской армии, прибыл только что в город и хожу по улицам, рассматривая его достопримечательности.
– Что, никогда не был в Грозном? – с едва уловимой издёвкой поинтересовался офицер.
– Я здесь в первый раз, – был вынужден солгать Алихан.
– Предъявите документы, товарищ майор! – протянул руку не поверивший ему офицер. – На мой взгляд, вы очень похожи на местного жителя, только давно не бывавшего в Грозном!
Внимательно изучив бумаги Алихана, он приветливо улыбнулся:
– Вижу, вы осетин, товарищ майор. Тогда вопросов нет, вот ваши документы, и… Кстати, а с какой целью вы прибыли в Грозный?
– Хочу здесь поселиться, – ответил Алихан. – Мне подсказали, что здесь можно хорошо устроиться, так что…
– А как же Осетия? – хмыкнул офицер. – Мне приходилось там бывать по долгу службы, и… И там не хуже, чем здесь, не так ли?
– Да, не хуже, – согласился с ним, морщась, Алихан. – Только мать моя была чеченка из этих мест. А сейчас мои родители умерли, у родни жить не хочу, вот и решил я посмотреть, смогу ли прижиться здесь.
– Прижиться везде можно, а здесь особенно, – вздохнул офицер. – Хорошо, продолжайте свой путь, товарищ майор. Только вот… Никому здесь больше не говорите, что ваша мать была чеченка. В этом вроде ничего зазорного нет, но… Вполне может быть… Может случиться и так, что нарвётесь на неприятности.
После встречи с патрулём Алихан решил больше не испытывать судьбу и с тяжёлым сердцем направился к восточной окраине Грозного. Тяжёлый, горький осадок жёг грудь, и ему захотелось незамедлительно покинуть город.
У берега небольшого горного родника Алихан остановился. Пять лет не видел он родного края – этих гор и ручьёв. И сейчас всё казалось ему незнакомым, изменившимся и даже враждебным. Только этот ручей остался таким же, каким он запомнил его, уходя на войну.
Испив холодной родниковой воды, Алихан наполнил армейскую фляжку и продолжил свой путь. Пройдя чуть больше километра, он почувствовал запах дыма и остановился. Взглядом опытного разведчика Алихан быстро осмотрелся и сразу же определил, с какой стороны тянет дымком. «Похоже, что совсем рядом, в лесу, находятся люди, – подумал он. – Пойду, постараюсь поговорить с ними. Может быть, хоть кто-то из них мне что-то расскажет о том, что произошло в республике за время моего отсутствия».
В лесу, недалеко от дороги, он увидел костёр, вокруг которого сидели несколько человек. Все были одеты в заплатанную плохонькую одежду и тихо, вполголоса, о чём-то разговаривали друг с другом.
Алихан подошёл к ним и поздоровался. Люди, увидев его, встрепенулись, насторожились, но… Они тоже скупо поприветствовали Алихана. И вдруг… Один из них встал и распахнул объятия:
– Ты жив, Али?! Как же ты смог приехать сюда?
Они обнялись, расцеловались, после чего Алихан сказал:
– Я вернулся с войны на свою родину. Только не узнаю я её. Никак не узнаю.
Узнавший его мужчина оказался односельчанином. Раньше они проживали в одном ауле, а сейчас…
– Вижу, и ты сам на себя не похож, Адам, – продолжил Алихан, разглядывая мужчину и тех, кто сидел вокруг костра, замерев в ожидании.
– А мы, чеченцы, теперь здесь никто, – сказал Адам, присаживаясь на своё место у костра и жестом приглашая Алихана садиться рядом. – Нас всех депортировали с родных мест – кого в Казахстан, а кого в Киргизию.
– Я слышал про это скупую информацию, – вздохнул Али. – И всегда искал ответ на вопрос, почему правительство так поступило с нами?
– И мы не знаем, – ответил Адам. – Ввели войска, и нашу республику сделали не нашей. Всех позабирали, посадили в товарные вагоны и увезли, ничего не объясняя.
– Ты сказал, что депортировали всех, но тебя я вижу сейчас здесь, перед собой, собственными глазами, – покосился на него Али.
– Во время депортации мне удалось ускользнуть в горы, – ответил Адам и кивнул на молча сидевших вокруг костра угрюмых мужчин. – Вот им тоже удалось спастись. Теперь мы живём вместе, и… – Он осёкся и замолчал, чтобы не выболтать лишнее, но Алихан понял его.
– И ведёте партизанскую войну, – ухмыльнулся он.
– Нет, мы боремся за выживание, – возразил Адам. – Сам пойми, что мы можем сделать против армии, победившей немецкие войска?
– Действительно, это невозможно, – согласился Алихан. – Я сам несколько лет воевал в этой непобедимой армии. Ну а здесь что делаете? Одиноких прохожих подкарауливаете или спустились с гор, чтобы еду себе здесь приготовить и насытиться вдоволь?
– Нет, еду нам должны привезти, – вздохнул Адам. – Возьмём продукты и уйдём в горы. – Он вопросительно посмотрел на Алихана. – Ну? А ты с нами, или…
– Нет, с вами мне не по пути, – покачал головой Алихан. – Я вернулся с войны, чтобы умереть дома. На мне живого места не осталось. Вам я буду только помехой, так что…
– И ты думаешь, что тебе дадут здесь спокойно умереть? – ухмыльнулся высокий заросший густой бородой мужчина. – Отловят и отправят туда, где и все, в Казахстан или Киргизию. Тех, кто уклонился от депортации или сбежал с мест, определённых на поселение, ожидает двадцать лет лагерей…
Поужинав, Алихан попрощался с гостеприимно встретившими его земляками, вскинул на плечо вещевой мешок, поднял воротник шинели и пошагал вдоль ручья, торопясь ещё засветло прийти в аул, к своему родному дому.
Ближе к вечеру дождь прекратился. Тучи медленно уползали, а небо прояснилось. Тяжело дыша, Алихан шёл в гору. Ноги вязли и скользили в липкой грязи. Идти становилось всё труднее и труднее. Кое-как дошагав до середины горы, он стал задыхаться. Лишения и тяготы войны, многочисленные раны значительно надломили его здоровье.
Алихан остановился. Пытаясь выровнять дыхание, он осмотрелся. И тут же нахлынули воспоминания о далёком детстве. «Нет, надо поспешить, а то ночь скоро, – подумал он. – У меня ещё будет время походить по горам и предаться воспоминаниям…»
К родному аулу Алихан приближался, уже еле волоча ноги. За макушками гор медленно угасал закат. С трудом ковыляя и задыхаясь от усталости, он вошёл в аул и остановился на его единственной улочке. Он смотрел на свой дом и чувствовал, как внутри бешено колотится сердце. Не смея идти дальше, Алихан приподнял сдвинувшуюся на лоб мокрую шапку и долго стоял так, не сводя с дома задумчивого взгляда.
Странная тишина царила вокруг. В заброшенных дворах никого не было видно. Молчаливо стояли дома. Не слышно было мычания коров, блеяния овец, пения петухов и лая собак.
Набравшись решимости, Алихан подошёл к своему дому, открыл калитку и остановился во дворе, крутя головой. Сердце сжалось от невыносимой тоски. Его никто не встретил. Зловещее запустение царило вокруг. Сорвав с головы шапку, он ударил себя кулаком по лбу.
– Мама! Папа! – позвал он родителей дрожащим голосом.
Но дом хранил угрюмое молчание, и никто из него не вышел.
– Мама? Папа? – задыхаясь от слёз, прошептал, вздрагивая плечами, Алихан. – Вот я вернулся, а вас нет… Как же так? Как же так вышло, любимые мои родители? Почему вы не встречаете своего сына? Я же шёл к вам через огонь и смерть долгих пять лет! Я только и жил тем, что вернусь на родину, увижу вас, обниму, прижму к сердцу, а вас нет?.. Дом пуст, а вы… Живы ли вы, мои дорогие, любимые родители?
«Как здесь тихо», – взяв себя в руки, подумал он, вспоминая войну, солдат в окопах, орудийный грохот, рёв самолётов над головой. Перед глазами мелькнули бескрайние снежные просторы России, города, посёлки, сёла… Эти видения со скоростью пули промелькнули в голове, и снова больно сжалось сердце: он, как и все советские граждане, долгие годы воевал с фашистами, а дома… Дома громили его народ те, за кого он проливал свою кровь на полях сражений. «Но ничего, – тяжело вздохнув, подумал Али. – Приведу в порядок пришедшее в упадок хозяйство, и жизнь наладится. А потом, как только примелькаюсь, попробую отыскать родителей. Как всё это будет выглядеть, я не знаю. Пока не знаю. Закончилась война, закончится и ссылка. Наш дом ещё возрадуется возвращению хозяев, и… Я верю, мы снова заживём одной большой семьёй под его крышей. Я знаю, что именно так и будет! Я знаю…»