— Потешники явились! Потешники! — кричали бойкие горожане, окружив всадников.
Народу на площади было много по случаю торгового дня. Из окрестных селений съехались крестьяне продать-купить всякую всячину. Окружив опричников, горожане трогали их снасти, смеялись. Да вскоре, рассмотрев мрачные, свирепые лица опричников, поспешили отойти подальше. Только отважные мальчишки кружили близ конских ног.
Басманов и Грязной уже действовали. Собрали присяжных окладчиков из земской управы, нашли городового приказчика, велели собрать весь городской люд и послушать царский указ. Город был небольшой, и с торговой площади можно было докричаться до каждого подворья. И вскоре все горожане стеклись на площадь, лишь кое-кто из местной знати не пришёл. Басманов и Грязной въехали на конях в самую гущу суздальцев. Василий поднял руку, гул толпы утих. Сказал Басманову:
— Давай, Данилыч, тебе речь вести.
Алексей умел красно говорить. Царь Иван любил его за это. И вот настал час сказать такое красное слово тысячам горожан и сельчан, убедить их в том, что оно не от лукавого, а праведное. Сказанного по-иному суздальцы не поймут. И, переступив порог чести, Алексей повёл речь:
— Россияне, слушайте слово царя-батюшки Ивана Васильевича. Он пребывает в великой печали и даже ушёл из стольного града во Владимирскую землю. Он страдает близ вас, потому как по всей святой Руси гуляет боярская крамола и грозит нашему государю лютой смертью. Поможем же государю-батюшке в борении против крамолы, коя и в вашем городе свила гнездо. Я призываю вас высветить лики крамольников, кои прячутся во тьме. И царь отплатит вам за сию помощь добром. Отныне ваш град будет под личной охраной государя. А всякий горожанин, который укажет крамольника или крамольное гнездо, будет награждён землёй и имуществом государева преступника. — Алексей замолчал. Он должен был услышать, почувствовать, как были приняты его слова, правильно ли он повёл горожан.
Площадь молчала. Горожане ещё не успели осмыслить сказанное царским посланцем. Но за последние слова Алексея, как он и рассчитывал, зацепились те, кто норовом был подобен опричникам. За чужое имущество, за четь земли они готовы были выдать с головой кого угодно. И вот уже Алексей заметил в толпе движение. С разных сторон через плотную массу горожан пробивались несколько молодых и в возрасте мужиков. И один из них, лет сорока, в драном кафтане, в истрёпанной шапке, натянутой до самых глаз, сказал Басманову:
— Ты, государев человек, угости нас царской медовухой, тогда и покажем тебе осиные гнезда.
— Смотрите, за обман государя не сносить вам головы, — предупредил мужиков Басманов.
— И поделом обманщикам будет, — отозвался красноликий бородатый мужик. — Да только мы честной народ. В нашем товаре обмана не будет, мил человек.
— Василий, проводи их к виночерпию за государев счёт, — попросил Грязного Басманов. — Да пусть ведут тебя с опричниками в те гнезда.
— Дело говоришь, Данилыч, — ответил Грязной. И крикнул: — А ну, молодцы, за мной! — Позвал и десятского: — Эй, Гришка, веди своих! — И Василий повёл дюжину поганцев в торговый ряд, где приметил питейный торг.
Алексей вновь прислушался к гулу на площади. Там гуляло разноголосие. И Басманов понял, что его надо углубить, разжечь страсти. Он вновь возвысил голос, чтобы сказать то, что затронет каждого суздальца, не только тех, кто готов изживать «крамолу», но и тех, кто крамолой живёт.
— Суздальцы, слушайте новое слово царя-батюшки. Поскольку город ваш указом государя изымается из земского управления, всем вам отныне должно быть на государевой опричной службе. Царь-батюшка не принуждает вас силой, вы вольны выбирать. А выбор таков: кто идёт на государеву опричную службу, тому всё имущество сохраняется и государь обещает вам жалованье. Иное ждёт тех, кто не пойдёт на государеву службу. Они вольны покинуть царский град и уехать в места, им обозначенные самим царём-батюшкой.
Эти слова Басманова вызвали негодование у большинства горожан. Они не хотели идти на государеву опричную службу, тем более, угадав, что эта служба предполагала насилие. В этот миг суздальцы увидели, как ведут пятерых именитых горожан, среди которых был сродник опального рода бояр Морозовых. Все они своей человечностью и правдолюбием были любезны собравшимся. И кто-то крикнул:
— Не дадим в обиду Морозовых, Анчихиных и Петровых!
Но опричники по мановению руки Василия Грязного обнажили сабли и ринулись теснить люд от «крамольных» горожан. Басманов тронул коня и с десятью опричниками, что были близ него, врезался в толпу горожан. Он кричал:
— Суздальцы, вам будет мир и покой, ежели дадите осудить государевых преступников!
Басманова уже никто не слушал. Толпа не утихомирилась. Опричники едва сдерживали горожан, рвущихся спасти пятерых обречённых. Василий Грязной увидел помост близ храма и велел вести их к нему. Он взлетел на помост и крикнул:
— Суздальцы, утихомирьтесь! Я ещё не сказал своего слова. Идите вольно в опричнину, пока призываем. Завтра уже будет поздно. Завтра мы оголим город. Отныне он царский!
Вошёл в раж и Басманов. Кровь у него закипела, непокорство суздальцев бесило его. Он выхватил плеть и стал направо и налево бить по головам горожан. Кто-то схватил его за полу кафтана, пытаясь стащить с коня, но сверкнула сабля опричника, и молодой горожанин упал под ноги коня. Пролилась первая кровь. И она опьянила опричников. В этот миг вновь возвысил голос Василий Грязной. Он выдохнул из могучей груди всего одно слово:
— Тихо-о!
Такого гласа суздальцы не слыхивали и замерли.
— Смотрите, непокорные! — продолжал Грязной. — Вот что будет каждому из вас, ежели не подчинитесь доброй воле милосердного царя! — И Грязной коротким, но сильным ударом отрубил руку у пожилого боярина Анчихина, стоявшего впереди других обречённых. Не обращая внимания на вопль обезрученного, он спросил остальных: — Будете ли вы молить государя о пощаде за ваши злодеяния против него?
Трое из жертв не произнесли ни слова. Лишь четвёртый молвил:
— Не жди от нас покаяния, тать. Мы ни в чём не виновны.
Грязной исказил сказанное горожанином и донёс до суздальцев за плотную стену опричников явную ложь:
— Вы слышите, что он сказал: «Мы шлем анафему царю-аспиду!» Ваше слово, горожане! Я слышу! Я слышу! Вы жаждете их смерти! — И Грязной крикнул опричникам: — Ату их! Ату!
Сразу десять молодых и сильных опричников бросились к помосту, взлетели на него, засверкали сабли. И полетели прочь головы, руки, падали на помост тела.
Женщины, кои были среди горожан, заголосили, суздальцы стали разбегаться. И вскоре близ опричников остались дрожащие от страха и ужаса лишь городовой приказчик и присяжные окладчики.
На следующий день суздальцев вновь согнали на торговую площадь. Они были тихи и покорны. Они признали особый царский двор и просили Басманова и Грязного, чтобы те от их имени поклонились царю-батюшке о милости войти в опричнину.
Алексей Басманов был в этот день изрядно хмелен, бодр и деятелен. Он довольно потирал руки, смакуя первую удачу. И лишь где-то в глубине души таилось смущение оттого, то при его участии был жестоко растерзан боярин Петров, сродник московского боярина Захарьина, к которому сам Басманов был близок. «Почему же я не остановил эту дикую расправу?» — задал себе вопрос Алексей и отказался искать на него ответ, увидев, как пристально приглядывался к нему Василий Грязной — недреманное царское око.
После Суздаля Басманов и Грязной повели свою орду в тихий Галич, приютившийся на берегу большого озера, богатого рыбой. Было неведомо, чем приглянулся этот городок царю Ивану, может быть, первозданной тишиной, только он запомнил его и одним из первых занёс в список. Здесь была пролита малая кровь. Сами галичане привели в железах местного скотобойца Захара, который каждый раз, когда резал животину, приговаривал: «Вот и ещё одного Ивашку под нож пустил». Кого он имел в виду под именем «Ивашка», оставалось неизвестно, ибо дознаться от него путного слова не смогли, потому как он был хмелен до поросячьего визгу. Захара отдали на потеху молодым опричникам, и они его зарезали, как режут кабанов: распластали на земле и ткнули нож в сердце.
Галичане мирно приняли все царские указы-повеления, тем сохранили свой город и себя от неправедной расправы. Покидая город, Грязной негодовал:
— Плохо мы поратничали здесь, Данилыч. Держать нам ответ перед государем за то, что гнойную крамолу не вскрыли.
— Да нет её в Галиче.
— А ты бы придумал. Чай, побашковитее меня.
От Галича опричники пошли на Вологду, минуя Кострому, коей в списке государя пока не было. До Вологды путь оказался не таким уж и дальним. Сытые, резвые кони покрыли этот путь за три дня. Вот и северная красавица, спокойная, милая Вологда. В зимнее время она казалась притягательной и уютной. Дома здесь у всех горожан были добротные, просторные, народ гостеприимный, душевный. Алексей Басманов был настроен, как и в Галиче, не искать здесь крамолу, а только донести до вологжан волю государя и мирно упросить их войти в «особый государев двор». Но из-за этого между Басмановым и Грязным возникла чуть ли не ссора. Василий, обладавший такой же властью при царе, сказал:
— Ты, Данилыч, ищешь сладкой жизни и не желаешь пачкать руки в крови. А у нас такая служба, что без того не обойдёшься. Я ведь не зря при тебе. Вижу я твою червоточину и царю о том поведал. Так вот заткни эту червоточину и пойдём с тобой государево дело править ревностно. А по-иному и не быть.
Басманов не вспылил: не хотелось ему портить отношения с этим «медведем», — ответил миролюбиво:
— Устал я, Василий, от крови. С девятнадцати лет её проливаю. Да там, в прошлом, была басурманская кровь, а тут своих, русичей... Эх, напиться бы сейчас да и забыться!
— Ладно, у нас ещё ночь впереди подумать. А там, ежели что, пей беспробудно. И без тебя управлюсь. — Грязной поласкал пудовый кулак. — Знаю, Вологда полна крамольников. Все они тут, на севере, мнят себя вольными и не чтут царя.