На миг показалось Кайру, что меж морщинистых век профессора блеснула ядовитая драконья золотистость, мелькнул алчный огонек и погас, но и этого хватило для общего впечатления.
– Не бойся, мой юный друг, уж за тридцать-то лет «гад» смирился с участью и головы не поднимет, – грустно усмехнулся Кориней. – Но помни всегда – не бывает бывших убийц, не бывает бывших воров и магов бывших тоже.
– И канцлеров? – полюбопытствовал Кайр с самым невинным видом.
Наставник как раз взялся за сборку сложной установки, состоящей из перегонных кубов, змеевиков, реторт и трубок. Посеребренные винты на стойках-подставках, золотые весочки, платиновые ступки так и вообще повергли молодого человека в ступор.
– Особенно их, – фыркнул мэтр. – Политика… она хуже болезни срамной. Раз подцепил – не отвяжешься.
– Вроде наркотика?
– Не-е-е-ет. Она точно яд, который приносит боль, но без употребления которого человек чахнет и умирает. Канцлеры тоже не бывают бывшими.
– Поэтому вы ему помогаете?
– Не только, юноша, – уклончиво ответил Ниал. – Есть еще одна немаловажная причина.
– Какая же?
– Зная, каковы есть волшебники, так сказать, изнутри, ведая душевный склад оных, я менее всего хочу жить в стране, где правят бал колдуны, где законом служит извращенное воображение выродков человечьего племени. – Себя мэтр Кориней относил тоже к выродкам. – Я сделаю все, чтобы милорд Джевидж вернул себе память и положение. Даже нарушу данный обет и оскверню себя зельвареньем. Он того заслуживает, хоть человек сложный и не самый лучший…
– А по-моему, он благородный и очень даже приятный…
– Во-первых, не перебивай старших, а во-вторых, у него работа такая: казаться приятным, но делать все по-своему, а точнее сказать – делать так, как выгодно ему, или Императору, или Империи. То, что ты видишь сейчас, – это лишь часть лорда Джевиджа, его… хм… сердцевина, если угодно. А есть еще жестокий и непреклонный лорд-канцлер, который без малейшего колебания отправит тебя на верную смерть. Или меня…
– И мистрис Фэйм?
Кориней удовлетворенно цыкнул зубом, ухмыляясь самым хищным образом. Точь-в-точь крокодил после удачной охоты – старый, хитрый, толстый кро… колдун-ренегат.
«Нет, право же, юнец умеет правильно задавать вопросы. Великое искусство, между прочим», – решил он.
– Фэйм… Фэйм… Кто знает, что на самом деле связало этих людей. Вы, разумеется, подумаете сейчас о неких романтических чувствах, вроде давней и тайной страсти лорд-канцлера к чужой жене. И будете не правы. Ибо, да будет вам известно, любовь и магия, по сути своей, силы противоположные, несовместимые и антагонистические. Любить – значит отдавать, не утрачивая, а колдовство подразумевает потерю – ты всегда забираешь, ничего не давая взамен. Из природы ли, из жизненной силы своей или чужой, но без возврата. И, по моему скромному разумению, то, что милорд нашел мистрис Эрмаад, будучи лишенным памяти, означает магическую сущность их связи.
Если судить по круглым, как у перепуганного мыша, глазам Кайра, слова мэтра стали для него подлинным откровением. Хотя в сказках через раз говорится о том же самом, когда благородный рыцарь одним поцелуем расколдовывает деву, заклятую зловещим некромантом на смерть. А оно вон как… Дела!
Пребывая в душевном смятении, добровольный ассистент едва не выронил колбу с щелочью.
– Хотите сказать – он ее не любит?
– Я этого не говорил, молодой человек. Просто полагаю, что все гораздо и гораздо сложнее. Есть меж лорд-канцлером и женой колдуна что-то общее, что-то сковавшее их чародейскими узами, притянувшее друг к другу как магнитом. Боюсь, как бы наша мистрис не являлась ловушкой, специально созданной для Джевиджа. Где она, там и он, лови Фэймрил – поймаешь Росса.
– А так бывает?
– О! Еще как! Бывает еще хуже, но на ночь глядя впечатлительным натурам про такие страсти лучше не рассказывать.
Профессор удовлетворенно обозрел сложнейшую конструкцию для изготовления волшебного зелья. Сколько лет прошло, а не забылось ничего, будто только вчера слушал лекцию мэтра Таргонны и отхватывал линейкой по неумелым рукам от его въедливого ассистента. Сколько ж лет-то прошло? Полвека как один день! О ВсеТворец Зиждитель!
Кайр, конечно, знал, что его уважаемый наставник еще тот педант, но он и не подозревал, до какой степени профессор Кориней фанатик порядка.
Мэтр окопался за столом в компании с бесчисленными флакончиками, коробочками, кувшинчиками, ступками, пестиками, мерными колбами, цилиндрами, бюретками и прочими пипетками, уйдя с головой в сложнейшую чародейскую методу, но при этом нисколечко не путаясь и не забывая комментировать свои действия.
– Никакой суеты, никакой спешки, все по порядку, согласно правилам смешивания и растворения, – вещал Кориней. – Химические опыты вообще очень сильно воспитывают у адепта сосредоточенность, особенно если они взрывоопасны или конечный продукт крайне ядовит. В Хокваре таковых ровно две трети, и никто не станет исцелять, если брызгами выжжет глаз. Пока сам не освоишь регенерационные чары, будешь ходить кривой.
– Жестоко, – согласился юноша.
– А то! Все равно что у нас на кафедре студиозы делали бы операции сами себе или друг дружке. Вот кому бы вы из своих сокурсников доверились, чтоб вырезать гланды, а?
Кайр призадумался, и не на шутку. Операция вроде несложная, а все одно страдать понапрасну от неумелых рук-крюк не хотелось бы.
– То-то же, студент! А в Хокваре такой метод практикуют сплошь и рядом. И там речь идет не о мастерстве и доверии, а о том, чем таким страшным ты сможешь пригрозить однокашнику, дабы не стать его жертвой.
– Банка с пауками, – вынес свой вердикт Финскотт.
– Хуже, много хуже. Выживают такие, как Уэн Эрмаад, или… такие, как я.
– Такие, как вы?
– Ну да – педантичные, предусмотрительные, подозрительные и внимательные к самым незначительным мелочам. Скажу по чести, таких, как я, мало. Большинство идут другим путем.
– Каким? – не унимался Кайр.
– Они предпочитают наносить удар первыми, напасть прежде, чем нападут другие, отнять то, на что зарятся соперники. Главное правило – быть опаснее остальных и не попадаться, – сощурился мэтр, пристально вглядываясь, как меняет цвет индикатор в колбе с раствором.
– Это я уже понял, – вздохнул молодой человек.
У него до сих пор перед глазами стояли лица хокварских чародеев, тех самых, которых пристрелили мистрис Фэймрил и милорд Джевидж. Какие бы из них вышли маги и сколько обычных людей они сделали бы несчастными?
– Подожгите-ка мне горелку под большой ретортой, юноша. Сейчас приступим к самому ответственному моменту.
Мэтр перевернул огромные песочные часы, начав отсчет времени, потребного для упаривания снадобья.
– В старину колдуны бормотали себе под нос всякую рифмованную чушь, отмеряя нужный срок, а чтобы выглядело солиднее, нагло врали простакам, будто читают таинственные заклинания.
– А вы разве не будете… хм… заклинать свое зелье?
– Вот еще! – рассмеялся профессор. – Все эти порошочки, травки и жидкости спокойно себе водятся в любой аптеке, бери, смешивай и вари, чего душа пожелает, но твоя бурда чародейской не станет никогда.
– Но ведь есть и волшебные ингредиенты…
– Это ж какие? – скривился Ниал Кориней так, будто сжевал лимон целиком с кожурой.
Лысый блестящий череп профессора покрылся мелкими складочками.
– Драконьи слезы, нетопыриные печенки, мандрагора…
Мэтр только руками всплеснул от неописуемого словами возмущения.
– Да вы, милостивый государь мой, самый настоящий мракобес! А жоп слоновьих вам не нужно? Или соплей мартышкиных? А еще претендуете на звание высокообразованного человека! Позор на мои седины!
Что-что, а хулить профессор умел, как никто иной: смачно, зычно и так витиевато, что можно заслушаться.
– Нет никаких драконьих слез и грифоньих перьев тоже. Так колдуны называли всяческие вспомогательные эликсиры, чтоб запутать и опять же припугнуть сложностью, а под шумок денежек с дурачков слупить побольше.
– А в чем же сила волшебная? В вашем именном жезле? – изумился студент и тут же прикусил себе язык.
Лицо профессора-мага на миг стало мучнисто-белым, задергался левый глаз, и такая отчаянная тоска исказила крупные черты, будто неделикатный юнец напомнил старику о безвременно умершем сыне – единственном наследнике и отраде, словно намеренно ткнул пальцем в открытую кровоточащую рану.
– Мой жезл я сломал о башку хокварского ректора, когда отрекался, – мрачно молвил он. – Полагалось об колено, но уж больно хотелось увидеть его подлую рожу в крови.
Ну не рассказывать же было мальчишке про то, что в свой жезл каждый маг вкладывает частицу своей души и с тех пор этот умерщвленный кусочек нестерпимо болит. А нынешняя волшба Ниала удается только лишь оттого, что в каждую посудину, в каждую скляночку вложена сила при ее изготовлении. Самолично ходил профессор медицины к мастеру-стеклодуву и под его руководством сотворил всю эту хрупкую мелочевку. Двадцать лет пылилась она в черном шкафу, ждала своего часа. Но знал же, что пригодится, знал. Откуда – то неведомо, но чуял ж-ж-ж… сердцем – надо!
От неожиданного признания наставника у Кайра ноги к полу приросли.
– И он вас… не убил?
– Хе! Не посмел, я слишком много успел выяснить о его темных и… хе-хе… постыдных делах и делишках, – ответствовал отрекшийся, но не покорившийся маг Кориней. – А теперь ты спать ложись, а я постерегу установку. И гляди мне, без баловства! Через три часа разбужу, чтоб как новенький был, никакой там квелости и сонности! – прорычал он.
Надо ли говорить, что все эти три часа Кайру Финскотту снились исключительной силы кошмары? Нет, это будет совершенно излишним.
Обед у Фэйм получился гнусный, как по форме, так и по содержанию. Каша пригорела, яйца она не доварила, а чай вышел какой-то безвкусный. А с другой-то стороны, без навыка и привычки разве в котелке над открытым огнем что-то хорошее приготовишь? Одно оправдание – мистрис Эрмаад старалась изо всех сил, ибо знала, что лорд Джевидж не просто так шляется по столичным улицам, а пытае