– Желудки, блин, – фыркнул я, хотя чему удивляться. Парням по двадцать лет всего. Они ещё растут.
Наконец, насытившись, все вспомнили про гитару. Федос взял в руки шестиструнку и выдал. Для затравки он начал с «Есаула» и «Гоп-стопа» Розенбаума, продолжил «Группой крови» Цоя, а уж нашу «Уезжают в родные края дембеля» дружно орали мы все. Уставшего старшину сменил Гапур. Он подтянул колки на инструменте и спел свою любимую «Если ты хоть раз бывал в горах, значит, ты обычаи наши знаешь. Не позволит никогда вайнах, чтобы гостя кто-нибудь обидел». Дождавшись, когда чеченец, подражая Высоцкому, напоследок эффектно ударил пальцами по струнам и закончил петь, я подсел к нему.
– Слов нет, Иса, красивая песня. И исполнил ты её красиво. Только почему вы нас, русских, так не любите? – с пьяной простотой задал я ему непростой вопрос.
Гапур посмотрел на меня и, не прекращая теребить пальцами гитарные струны, ответил:
– А кто тебе сказал, что горцы не любят только русских? Разве у меня в базе одни русские шуршат? Хватает там разных. Весь вопрос в чём? – задал вопрос чеченец и сам принялся на него отвечать: – Люди делятся на овец и волков. Закон жизни такой. Если ты овца – стой спокойно и жди, когда тебя остригут или зарежут. А если ты волк – стриги и жри овец, если сам не хочешь в бараньем стаде оказаться, – хищно оскалился вайнах.
– Ну, а мы с пацанами тогда по-твоему кто? – показал я рукой на прислушивавшихся к разговору парней. – Овцы или волки?
– Нет, вы не те и не другие. В вас что-то иное – особенное, – произнёс чеченец и задумался.
– Мы – волкодавы! – выкрикнул Якуп и вызывающе уставился на Гапура.
Тот, не желая продолжать опасный разговор, отвернулся и переключился на Мамеда. Этот хитрый азер в начале службы держался от нас на расстоянии, общаясь только с соплеменниками. Но со временем, не желая уезжать на Родину, где было неспокойно, он остался один и как-то незаметно прибился к нам и теперь спокойно жевал сардины, не отвлекаясь на пустые разговоры.
– Мамед, как там дела у Гусейна, выписали его из госпиталя? – спросил Гапур, наливая себе в стакан «Юпи» из бутылки.
– Выписали, – Мамед проглотил очередную рыбку и рукавом вытер масло с подбородка. – Рука только плохо слушается. Калека теперь, – горестно подкатил глаза азербайджанец.
– Плохо, – заключил Иса и, опорожнив стакан одним глотком, снова взялся за гитару.
– Послушай, Гапур, – не унимался я. Спирт ударил в голову, и какой-то неугомонный бес в душе толкал меня на провокации, вызывая чеченца на откровенность.
– Ну, а вот если случится так, что окажемся мы с тобой в разных окопах, мало ли как жизнь крутнётся, война ведь везде. Будешь в меня стрелять?
– Если старейшины прикажут – буду, – не задумываясь ответил горец, – мне ведь всё равно кого резать. Хоть русских, хоть американцев, да хоть инопланетян, – хохотнул он, – лишь бы роду не во вред. Это вас – русских – много. И всего у вас много. Все ваши беды от этого. Не цените вы, что вам Бог дал, и друг друга не бережёте. А нас мало. И живём мы в горах, где лишь одни орлы да бараны. Род – это всё. Нам без рода не выжить. А старейшина в нём главный. Как он скажет, так и будет.
– Так, ладно, воины, – Федос встал из-за стола и посмотрел на нас совсем не пьяными глазами. – Поговорили. Жизнь сама за вас всё решит. Погнали на станцию. Время.
Провожающих было немного.
Командирский уазик, который должен был доставить меня к поезду, мог вместить в себя только четырёх пассажиров. Саид, промолчавший весь вечер, тихо сидя в сторонке, лишь нервно покусывая себе губы во время нашего разговора с Гапуром, вдруг заявил, что он просто обязан проводить брата Саню. А кто ему в этом захочет помешать, того он зарежет. Есть желающие? Ну и прекрасно. И Руслан решительно полез в машину.
Ну вот и всё, погнал я, пацаны. Скоро дома буду. Стоя у открытой двери тамбура, я глупо улыбался парням на перроне. Как вдруг в тот момент, когда поезд дёрнулся, начиная разбег, на ступеньку вагона вскочил Саид и закричал:
– Саня, брат, я в тебя никогда стрелять не буду. Запомни – никогда. Ты мне жизнь спас тогда в Муходёровке. – Ты – брат мой, – уже стоя на бетонке станции снова прокричал друг и замахал рукой.
Глава 6
Под ворчливое брюзжание проводницы я прошёл на своё место и, наскоро расправив постель, улёгся на верхней полке и прикрыл глаза. Из головы всё не шли последние слова Саидова.
Муходёровка. Ещё неизвестно, кто там кого спас. В ту самоволку мы сорвались прямо из наряда по автопарку. Руслан, после памятной драки на складе, не на шутку меня зауважал и не упускал случая выказать мне своё расположение. Приняв наряд и завалившись на топчан, стоявший вдоль стены вагончика, служившего нам дежуркой, он обратился ко мне заговорщицким тоном:
– Саша, мы сейчас с Исой Гапуровым в самоход рвём. Поехали с нами. Здесь недалеко, километров пять всего. Муходёровкой село называется.
– А как же хозяйство? – кивнул я в сторону окна, через стекло которого был виден разграбленный «Урал» без колёс.
– Да кому этот хлам нужен, – усмехнулся горец, – погнали. Прапор-дежурный только утром придёт наряд сдавать, а мы уже ночью здесь будем. Никто ничего не узнает. Да ты не волнуйся, там в клубе дискотека сегодня. Суббота ведь. Так что всё будет: и самогон, и тёлки.
– У Исы с местными подвязки плотные, – похвалил брата Руслан.
– Да я и не волнуюсь. Поехали. А Гапур-то где?
И, как по волшебству, дверь вагончика отворилась, и на порог шагнул только что упомянутый чеченец. – Вот, чёрт, впору перекреститься, – сплюнул я.
– Салам, – буркнул Иса и, поздоровавшись с нами за руку, вопросительно посмотрел на брата.
– Едем?
– А то!
– Ну, а чего тогда расселись? Полетели. Время – деньги, – громко засмеялся Гапур.
И, уже ведя по колдобинам грунтовки уазик, ключи от которого всегда висели в дежурке, весёлый чеченец всю дорогу хвастливо рассказывал, как он удачно крутанулся и выгодно загнал муходёровцам целую упаковку лётных кожанок. Эти куртки были украдены с вещевого склада неделю назад. Вся база тогда стояла на ушах, пока начвещ не успокоился и не нашёл способ списать пропажу. Довольный же комбинатор сейчас счастливо крутил баранку и делился тем, на что он потратит вырученные деньги. Покупатели обещали сегодня расплатиться с ним сполна.
– Где Гапур с Саидом? – пьяно посмотрел я на заведующего сельским клубом, сидящего напротив. Уже час мы сидели с ним в какой-то кладовке и пили термоядерный самогон, шибающий сивушными маслами. Чеченцы куда-то пропали, и мне это начинало не нравиться. «А где же обещанная культурная программа? Сельских красавиц почему мне не показывают?» – обиженно билась мысль.
– Да пёс их знает. Дела у них какие-то с нашими ребятами, – министр местной культуры икнул и принялся разливать мутный напиток из литровой бутыли по захватанным стаканам.
– Пей, – поставил он передо мной гранёный стакан, наполненный по рубчик.
– А там что происходит, – кивнул я на дверь, из-за которой уже явственно доносились звуки нешуточной потасовки. Вот зазвенело стекло и раздался истошный женский крик. «Не на-а-а-адо!» – вопила чья-то дочь. В дверь грохнуло тяжёлым.
– Пойду, посмотрю, как там ваши отдыхают, – я встал и, покачнувшись, ухватился за горлышко бутылки, обретая опору.
– Сидеть, – курносое лицо собутыльника утратило добродушие и смотрело на меня злыми колючими глазками. Завклубом упёрся двумя руками в столешницу и, нависнув над столом, прошипел: – Это не твоё дело. Сейчас ребята поучат абреков, чтобы понимали, кто в доме гость, а кто хозяин. А ты отдыхай пока, отвезёшь их потом, а то вряд ли они сами ходить смогут. А если скучно со мною, то можно и девок позвать.
– Мы своих не бросаем, – негромко произнёс я.
– Да какие они тебе свои, – подавился слюной гармонист.
– Ты что? Дурак? – и посмотрел на меня как на больного, – мало они что ли русских чморят?
Рука с ополовиненной бутылью взлетела вверх и с короткого замаха обрушилась на лысину муходёровца.
Отдохни тут пока, дружок. Я нащупал пульсирующую жилку на шее. Живой. И это есть гуд. А я пока посмотрю, как твои кенты развлекаются. И, уже с порога обернувшись, произнёс:
– У каждого своя правда. Извини.
А за дверью было нескучно. Жаль, поблизости оператора с кинокамерой нет. Можно было бы сцену для вестерна снять. Драка ковбоев с индейцами называется. Эх, какие кадры пропадают. Мне стало неожиданно весело.
А Гапуру было явно не до смеха. В разорванной до пупа рубахе, с кровавой пеной на подбородке, он рычал словно берсерк и, припёртый к стене тремя недругами, тяжело отмахивался от них табуреткой. Сразу было видно, что силы у него на исходе, и скоро всё закончится. Судя по решительности на разбитых мордах оппонентов, пощада ему не светила. У Саида дела обстояли не лучше. Его держали за руки двое бородачей, а третий с яростным хаканьем бил. С лица Руслана текла кровь.
Ну что же, господа, а вот и я, как говорится. Сейчас мы вам добавим веселухи. И никем не замеченный, я запалил фитиль взрывпакета. Спокойно выждал, пока тонкий шнур прогорит наполовину, и, весело крикнув: «Ахтунг. Гранатен», – швырнул бомбочку прямо в толпу.
Картина разом поменялась. Визгливая баба перестала блажить, а агрессивные аборигены утратили былой задор и оглохшие ошарашенно крутили головами в зловонном дыму от сгоревшего пороха. Пользуясь всеобщей сумятицей, я метнулся к Саиду, брошенному мучителями, и в темпе принялся его поднимать.
– Саня, нож, – неожиданно сильно оттолкнул меня Руслан и встал между мною и рыжебородым придурком, который с идиотской улыбкой держал в руке финку. На клинке была кровь.
«Достал он всё-таки Саида», – холодно подумал я и ударил. На полную. С выплеском. В висок. И, оттолкнув падающую тушу, подхватил как-то вдруг ослабевшего Руслана и потащил его к выходу.
– Эх, ёлочки зелёные, – я стоял на ступенях клуба и, с трудом удерживая сомлевшего друга, вертел головой. – Где Гапур? Неужели смылся? – И, как бы отвечая на вопрос, из-за угла вылетел наш уазик и часто заморгал фарами.