– С Каширой мы регулярно по телефону общаемся. Думаю, скоро встретимся, в соседних областях живём как-никак. А про Пастуха так со службы ничего и не слышал. Он ведь из Николаева сам, а у них, на Украине, сам знаешь, что сейчас творится.
– Да, уж… – вздохнул татарин и отхлебнул из кружки.
– Всем привет, – Олег Курчин поздоровался и бодро порысил умываться к баку с краником, закреплённому на высокой берёзе.
– Привет, привет, – невпопад отозвались мы.
– Вот и первая ласточка показалась, – задумчиво посмотрел я на фыркающего под ледяной струёй Олега, – остальные чего-то нас игнорят.
Потом немного подумал и решил пофилософствовать:
– А может, к ним в палатку гранату кинуть? – Я закатил глаза, подражая профессору-богослову, которого недавно на канале «Культура» показывали.
– Слышишь, Друг? – настаивал я на диалоге, уплетая гречку из алюминиевой тарелки. Ох, каша хороша! Не зря мы ведь вчера в котёл восемь банок тушняка ухнули. На славу кашка получилась. С утра самое то.
– Не надо гранату, мы уже выходим, – отозвался Друг.
– Выходить с поднятыми руками, – решил принять участие в веселухе Курчин, присаживаясь за стол, – стволы, финки на землю.
– Так ты не ответил – чего с утра пожаловал? – переключился я на Равиля, который уже доел свою порцию и с интересом прислушивался к нашему словоблудию.
– А? – с улыбкой на лице повернулся ко мне Равиль и тут же посерьёзнел. – Ты как работу на сегодняшний день планируешь?
– Да как обычно: Ёрш с Антохой в свободном поиске, остальные группами чешут лес. А что, – догадался я, – у тебя есть предложение?
– Да мне тут люфтовую фотку этого района скинули. Интересные траншейки там вырисовываются. Давай проверим?
– Снимок на карту наложили? – тут же заинтересовался я.
– Нет пока. По ландшафту привяжемся.
– А твои как же?
– Так, у моих это фото на планшетах тоже есть. Они матёрые – разберутся. А мне, брат, с тобою побродить охота – слишком долго мы не виделись.
– Ну, что же, добро, побродим. Только вдвоём несподручно будет. Третий нужен, – и я придирчиво осмотрел своё помятое воинство, только-только начинающее собираться на поляне. Да, этих следопутов долго ждать придётся. Когда ещё раскачаются… И тут мой взгляд упал на моющего в тазике тарелку Курчина.
– Олег, пойдёшь?
– Я за любой кипиш, командир.
– Ты как, Равиль, не против?
– Три – хорошее число, – не стал возражать татарин.
– Ну, вот и договорились. Я беру сво ТМ, Русан, Игорь, вы, группами работаете по старой схеме. Особое внимание обратите на тот распадок, где немца нашли. Всё. Четвёртый прибор – в резерве. Генерал, присмотри в лагере за мальчишками. Если что, разрешаю рукоприкладство.
Мой заместитель сурово сдвинул брови и со значением посмотрел на юниоров:
– Все всё поняли?
Те в ответ заулыбались. Довольный понятливостью наряда пожилой поисковик поднялся из-за стола и, заметно прихрамывая, пошёл мыть посуду. Да, нелегко Юрию Владимировичу приходится, с каждым годом всё сложнее и сложнее. Как бы он ни бодрился, а в свои шестьдесят с хвостиком ему за молодыми уже не угнаться. Сказываются годы, отданные шахте, да и Чернобыль серьёзную брешь в Юркином здоровье пробил. Это ещё чудо, что он находит в себе силы для экспедиций. Вот мы с парнями и придумываем способы аккуратно, не дай бог обидится, поберечь ветерана. Ну да хватит о грустном. Будем живы – не помрём, как говорится.
– Ну, что, Олежка, собираемся. Иди готовь сухой паёк, через двадцать минут выходим.
Глава 14
– Саня, на котелок похоже, – Олег свесился в раскоп, пытаясь разглядеть что-то грязно-белое, явно алюминиевое, среди комков глины.
– Вижу, не мешай. Дойдёт до него черёд.
– А вдруг подписной?
Я промолчал, продолжая сосредоточенно работать ножом. Нетерпение Курчина было понятно, я и сам ощущал нечто схожее. Несколько дней изнурительной работы не приносили результата, и вот он – наш первый боец. Да ещё с личной вещью впридачу. А если и в правду подписан, значит…
«Ничего это не значит», – одёрнул я сам себя, боясь сглазить. Хотя как тут можно сглазить? Котелок – вот он. Если на нём есть имя, то никто его уже не сотрёт. И, преодолев искушение поскорее добраться до заветной вещи, чтобы приоткрыть завесу тайны, я продолжил работать поочерёдно то ножом, то садовым совочком, освобождая потемневшие останки воина от сковывавшей его десятки лет глины…
Снимок, сделанный разведчиком «люфтваффе» в 1943-м, не подвёл. Да и местность несильно с тех пор изменилась. Разве что пойма реки густо заросла бурьяном и подлеском. Ну, да нам не привыкать. Ещё раз сверив снимок с натурой, мы уверенно двинулись в излучину речки, где на фото можно было различить белёсые полоски позиций.
Разоблачившись, я снял с себя всё железо и, включив прибор, неспешно двинулся по предполагаемой траншее, прислушиваясь к писку, издаваемому ТМ-кой. Сознание отключилось напрочь, мир вокруг меня перестал существовать, сконцентрировавшись в маленькой коробочке с антеннами. Да я и сам стал частью прибора, пропуская через себя и отсеивая на внутреннем фильтре пустые звуки.
Первый серьёзный сигнал не заставил себя долго ждать, и после пары минут работы лопатой на свет явился крупный осколок авиабомбы. Первый на сегодня.
– С почином, братцы, – не унывал татарин, – а давай, Саня, правее возьмём, ближе к реке.
– Ну, правее, так правее, как скажешь, начальник, – и я, добавив «чуйку» на глубиннике, сместился на несколько метров в сторону небольшой речушки, служившей нам ориентиром. Техника техникой, но даже самая совершенная, она не заменит тех способностей, которыми нас наградила природа. Я сам неоднократно был свидетелем того, как находили бойцов на чистой интуиции. И потому, ничтоже сумняшеся, двинул в направлении, указанном другом, низко припадая к земле рамками металлодетектора.
– Сороковник, – прокомментировал я отклонившуюся стрелку на индикаторе прибора и поднял руку, привлекая внимание товарищей. «Сорок» – индекс обнадёживающий. Не глубоко и не близко. Может быть, и лопатка сапёрная, а может, и каска, если пониже лежит…
– Где, Саня? – первым подоспел Олег.
– Вот здесь примерно, – очертил я носком ботинка на земле квадрат, – начинайте копать, а я ещё попробую что-нибудь назвонить.
– Ну что? – минут через двадцать, отметив палками пару сигналов, я вернулся к друзьям, увлечённо копающим там, где я их оставил. Они углубились почти на метр и оживлённо о чём-то переговаривались.
– Уже скоро, немного осталось. Равиль щупом что-то железное набил, – отозвался Курчин, азартно работая лопатой.
Я присел рядом с раскопом и присмотрелся к комьям земли в отвале.
– Да ведь это «мешанка», друзья мои.
– Она самая, – счастливым тоном подтвердил Якуп, – траншея это, Саня, отвечаю.
– Да я и сам вижу, что траншея, – тут же напрягся я, заслышав, как чиркнула лопата по металлу.
– Ну?! – мы с Равилем, словно коршуны, нависли над ямой, пытаясь что-нибудь углядеть в её сумраке.
– Баранки гну, – беззлобно ответил Олег, выгребая мешанку лопатой.
– Нож! – протянул он руку и, получив требуемое, согнулся на дне раскопа.
– Каска! – раздалось долгожданное, и поисковик распрямился, блаженно улыбаясь.
– Наша?
– Наша, наша, не температурьте, – и, предвосхищая вопрос, проронил: – Останков пока не вижу.
Сердце бешено стучало даже тогда, когда на бруствер легла ржавая «шестиклёпка», и Курчин как приговором припечатал:
– Потеряшка. Нет здесь солдата.
– Ты не торопись, – сопели мы с Якупом, – до материка грунт выбирай. Щупом по сторонам попробуй. Да, дай, я сам. Вылазь.
И я спустился в раскоп, чтобы через несколько минут ощутить горькое разочарование. В бессчётный уже раз на своём, не таком уж долгом поисковом веку. Кажется – вот он – долгожданный миг. Нашёл! Победил! И тут… Горше этого – только боль от утраченного медальона, когда держишь на ладони драгоценный восьмигранник, а там, вместо заветного вкладыша, способного помочь вырвать человека из лап забвения, пустота… И ты проглатываешь судорожный комок в горле и, стиснув зубы, продолжаешь свой путь поисковой тропой. Тропой, выбранной тобою, и с которой тебе уже не свернуть.
– А может, зря мы носы повесили, – сумрачно глядя мимо нас, предположил Равиль, – может, солдатик просто потерял здесь свою каску, а сам благополучно до Победы дошагал?
– Может, и так, – согласились мы с побратимом только потому, чтобы хоть как-то унять волнение.
– У тебя как, командир, путные сигналы есть? – спросил Курчин, протягивая мне фляжку с водой.
– Два, – я отпил немного и передал фляжку Равилю, – один обширный, вероятно, настрел пулемётный. Второй – глубокий, на грани фона. С какого начнём?
– А ты сам как думаешь?
– Я бы с глубокого начал. Это траншея, к бабке не ходи. Может, я на её дне что и зацепил.
– Ну, проверим, – не стали спорить со мною ребята.
– Ох, и разворотило тебя, родной. Не иначе как «восьмидесятка» прилетела, – бормотал я, обращаясь к неведомому бойцу, обстоятельства чьей смерти открывались мне с каждым движением ножа. Вот показался череп, с начисто срезанной осколком верхушкой. За ним – поломанные рёбра и перебитая рука. А то, что у него нет ног ниже колен, я уже знал.
– Ну, вот и котелка очередь настала. Сейчас узнаем, с именем ты или нет, – шептал я, работая ножом вокруг помятого взрывом, избитого осколками куска алюминия, сохранившего контуры солдатского кормильца.
Солдат лежал, как и предполагали, на дне траншеи. И то, что он здесь, стало понятно сразу после того, как мы, углубившись на пару штыков, попробовали пощупить. Металлический стержень, пройдя чуть больше метра твёрдого грунта, провалился вниз, отчего щупивший Равиль едва удержался на ногах.
– Провал! – выдохнул он и принялся вновь и вновь энергично погружать щуп в землю, пока наконечник не стукнул обо что-то твёрдое.
– Кость! – узнали мы характерный звук.