– Сорок шесть мальчишек и девчонок в возрасте от 9 до 18 лет, – нехотя отозвался я, – только что это меняет? Капля в море. Мы, конечно, не единственные поисковики, работающие с подростками. Но на всю страну едва ли несколько десятков таких отрядов наберётся. Смогут они миллионную армию молодёжи охватить? Конечно, нет. Нужна система воспитания во главе с опытными неравнодушными людьми. И включать в себя она должна не только доскональное знание изучаемых вопросов, но и личный пример педагогов. А то какой тогда из тебя «водитель детей», если ты говоришь одно, делаешь другое, а думаешь, вообще, чёрт знает что. Юные души на «бла-бла» не разведёшь. Фальшь и лицемерие они раскусят на раз.
– Это да, тут не поспоришь – вмешался Якупов, – только ты тоже не прибедняйся – сорок шесть человеческих судеб по нашим временам далеко не капля. А чем вы с ними занимаетесь? К поиску готовите?
– Да, разным, – уклончиво ответил я, и тут меня снова прорвал. – Равиль, не забыл ещё фразу Суворова, которая для нас, поисковиков, является руководством к действию?
– Ты что, как можно?! – возмущённо вскинулся татарин и, закрыв глаза процитировал наизусть: «Война не закончится до тех пор, пока не будет похоронен последний солдат».
– Правильно, молодец, – похвалил я друга, – только мы эти слова трактуем шире, чем просто поиск и захоронение пропавших без вести бойцов. Война, которую ведёт русский мир за право на существование, уходит своими корнями в глубокую древность. Ещё со времён Византии потомки вандалов, разрушивших Рим, пытались навязать цивилизованному Востоку, с центром в Константинополе, свою волю. Двигала католическими священниками и нищебродами-рыцарями элементарная алчность и зависть, богатству и культуре империи.
С падением Византии её преемником стала Русь, принявшая православный крест из рук просвещённого соседа. Но в качестве наследства от великой империи нам перешли не только вера и культура славных ромеев. Враги, сумевшие растерзать и ограбить величайшее достояние человечества, не успев отпраздновать победу на пепелищах древних городов, вдруг узрели, что с гибелью титана ничего не закончилось. Семена культуры, упавшие на благодатные нивы, проросли, и на месте мелких разрозненных восточных княжеств возник мощный бастион православия, с гарнизоном из народа, не желающего отрекаться от веры предков и принимать на себя чьё бы то ни было ярмо. Будь то татаро-монгольское иго или экспансия западных «цивилизаторов».
– А, я знаю, – решил не ударить в грязь лицом и блеснуть знанием истории Олег, – Византию ограбили венецианские купцы. Они, козлиные рожи, на Константинополь крестоносцев натравили. А после того, как эти шакалы, для которых шедевры культуры были всего лишь добычей, опустошили столицу, на умирающую империю обрушились османы.
– Да, Олежка, так и было, – мрачно сплюнул я, – но наше противостояние с Западом началось ещё до падения Византии и с тех пор не прекращается ни на минуту. То накаляясь до предела и выливаясь в вооружённые конфликты, то переходя в стадию «тихой войны», идёт борьба двух культур, религий, моральных и нравственных принципов. Ну, и о природных богатствах не стоит забывать. За «бугром» хватает гиен, готовых поживиться за наш счёт. Сталкиваясь в открытой борьбе, западные стратеги давно уяснили для себя, что русский мир можно взорвать только изнутри. Разорвать его на куски и посеять сомнения в душах. А кто наиболее подвержен влиянию? Правильно. Сейчас идёт война за умы и души наших детей. Чего только, не гнушаясь никакими средствами от прельщения своим кажущимся благополучием до откровенной клеветы, не внушают западные пропагандисты нашим отрокам. Даже само понятие «патриот» извратили. Ни разу не приходилось слышать это слово как ругательство? А я наблюдал такую картину. Ощущения не из приятных, поверь.
Да и наши чиновники, со своим топорным подходом, превратили патриотическое воспитание в фарс. Ведь что получается: одели на 9-е Мая мальчиков и девочек в гимнастёрки, спели они на площади «Катюшу» – и всё, всех сразу можно в патриоты записывать? Да нет, конечно! Воспитать патриота своей страны – это всё равно, что булатный клинок выковать. По грамму, по капельке, чтобы не сломать, не испортить, слой за слоем наполнять юные умы знанием истории и традиций, прививать детям культуру и мораль нашего народа. Чтобы со временем человек, войдя в полную силу, знал, что ему есть чем гордиться и что защищать. Вот тогда на выходе мы получим превосходную сталь, без раковин и примесей, достойную своих великих предков, и будем уверены, что закрытый, словно щитом, деяниями пращуров вчерашний подросток устоит перед любым натиском. Вот наряду с подготовкой к экспедициям и изучаем мы историю, читаем стихи русских поэтов и разговариваем о своих корнях. Да много чего у нас в программе, всего и не перечислишь. Ты-то, Олег, знаешь это не хуже меня.
Тот коротко кивнул.
Взглянув на притихших друзей, я почувствовал себя неловко. Эк, меня разобрало. Прямо как комсомольский секретарь на митинге по случаю годовщины Октября.
«Ну и пусть! – тут же одёрнул я себя, – молчать уже сил нет. Надоело терпеть позор и бессилие своего когда-то преданного верхами народа. А то, что пафоса избежать не удалось, так под стать делам и слова должны быть. Эх, чёрт, как же всё-таки курить хочется…»
– Что, Якуп, притих, грузанул я тебя?
– Да нет, – задумчиво кусая прошлогодний стебель, ответил побратим, – всё, что ты нам сейчас рассказал, я и сам знал или чувствовал. И за Сталина всё верно, это я так, просто подзуживал тебя. Ты же не обидишься на брата? – весело подмигнул татарин.
Я демонстративно потянулся к увесистому дрыну, лежащему неподалёку.
– Только, – Равиль вдруг посерьёзнел, – гляжу я на тебя, Иванов, и никак не пойму – ты это или не ты. Я помню Саню Иванова – весёлого дерзкого парня, всегда готового прийти другу на помощь, не дурака подраться и не пропускающего ни одной доступной юбки. А здесь, только не смейся, я вижу человека с государственным мышлением. Ты ведь не понтовался сейчас, когда говорил. Этого не сыграешь. Да и зачем тебе играть перед нами? Так вот ответь мне, брат, куда подевался мой однополчанин Саня Шмель, которого я знал и любил, и откуда взялся Александр Васильевич Иванов, что сидит рядом со мною? Тебя что, инопланетяне подменили?
– Оттуда, – буркнул я, – как будто сам не знаешь-то, что мы делаем, ни больше ни меньше – дело государственной важности. Сохранение памяти и воспитание преемников всегда было прерогативой державы. Большевики это хорошо понимали, потому и взрастили поколение, готовое без сожалений отдать за Родину жизнь. Только нынешние правители забыли это, но, помяни моё слово, скоро вспомнят. Иначе быть беде пострашнее, чем развал Союза – Россию можем навсегда списать.
– Вот-вот я и говорю – ты прямо как древний оракул чешешь. Точно, без инопланетян не обошлось, или идеолог Суслов в тебя вселился, – посмеивался Якупов.
– Да отвяжись ты со своими инопланетянами, – разозлился я, – откуда мне знать, как так получилось? Учителя хорошие по жизни встретились. Вон от дедовых «лещей» до сих пор в голове звенит, – потёр я и вправду занывшее ухо, – а главное, – я понизил голос и показал рукою на мешок с останками Уголькова, – вот: они нам силы дают, как Мать – сыра земля сказочным богатырям. Ведь это – мощи. Мощи святых воинов, положивших жизни за други своя. Их пример вдохновляет нас и призывает на борьбу. Их пример не даёт нам успокоиться и опуститься до уровня животного, в котором потребительские инстинкты вытеснили всё человеческое. Здесь – в лесах и болотах – лежит совесть нации, и предать её мы не имеем права.
– На, командир, закури, – протянул мне сигарету некурящий Курчин.
– Откуда?! – опешил я.
– Знаю я тебя, вот и держал про запас. Самый крайний момент выжидал. Сейчас тебе в самый раз.
– Бросишь тут с вами, – деланно возмущался я, затягиваясь ароматным табаком, – ну, ладно, поговорили. Пойдём второй сигнал проверять.
И я, спрятав бычок во влажную землю, кряхтя, поднялся на ноги.
Глава 15
– Генерал, ты что, прачечную решил здесь открыть?
Отработав намеченный квадрат и ожидаемо не обнаружив на нём ничего, кроме «настрела» – сотен пулемётных гильз, мы вернулись в свой лагерь, где застали Юрия Владимировича в интересных декорациях. На верёвке, натянутой между двумя деревьями, сушились камуфлированные куртка и брюки, а сам досточтимый начальник штаба отряда сидел к нам спиною и с непринуждённостью истинного мастера, виртуозно распекал подчинённых ему юнцов, умудряясь при этом не опускаться до примитивного мата.
– А-а-а-а, ещё одни работнички припёрлись! – Юрка развернулся всем телом и теперь, ехидно щурился, словно прицеливался, явно намереваясь сразить нас метким словом. Одного взгляда на его довольную физиономию хватило, чтобы понять: Генерал в хорошем настроении, и его просто распирает от желания побалагурить.
– Постой, – опередил я соратника, – а ведь это Андрея Галушкина «кобра» сушится. Он что, показывал молодым, как викинги в доспехах плавать умеют?
Капля воды на манжете куртки, набухнув до критической массы, сорвалась вниз и, обнявшись с землёй, превратилась в грязную кляксу. Да, не похожи эти тряпки на стираные вещи. Что же здесь произошло, хотел бы я знать. И ответ не заставил себя ждать.
– Ты книгу «Охота на пиранью» читал, когда-нибудь? Бушков написал.
– Погоди, это про подводный спецназ, что ли? Мазур – главного героя звали?
– Капитан первого ранга Кирилл Степанович Мазур, – уточнил дотошный «бушкинист».
– Ну, а Друг то тут причём? – всё ещё не понимал я.
– Ещё как причём, – наслаждался моментом Генерал, – когда утром все отправились по маршрутам, Андрей взял поисковый магнит, пригласил с собою Серёгу Курашова, боевые пловцы ведь парами всегда работают, и попёрлись они на речку в то место, где в 1943-м брод был. Обещали наш музей экспонатами под потолок завалить. Только смотрю – через полчаса бредут назад невесёлые. Друг – мокрый и, что характерно, без «хабара». Ну, я вежливо так, у меня ведь чувство такта врождённое, интересуюсь: Уважаемые Биба и Боба, что случилось?