— Танцующие пары? Слегка рябит в глазах.
— Мисс Транквилити, безусловно, очень хороша сегодня.
Поняв намек, Алекс ответил учтиво:
— Я не успел заметить ничьей красоты, кроме вашей, миледи.
Миледи притворилась смущенной и, обмахиваясь веером, томно произнесла:
— О, вы жестоко шутите, мистер Фицсиммонс.
Алекс собрался было парировать ее замечание, но внезапно заметил среди танцующих Честити и, нимало не смущаясь, уставился на нее. Она улыбалась Пичесу, ее щеки покрылись нежным румянцем, ее волосы, уложенные в высокую прическу, были украшены бутонами белых роз. Он увидел, как сияли ее зеленые глаза, когда она случайно взглянула в его сторону.
— О Боже, я уронила веер, — воскликнула леди Костейн, негодуя на невнимательность Алекса. Он нагнулся и вернул миледи ее веер, изобразив внимание.
Леди Костейн понизила голос и, наклонившись к нему, доверительно произнесла:
— Грустна, не правда ли?
— О чем вы, миледи?
— О старшей дочери Хартфордов.
— Я не нахожу, что она грустна.
— О, этого нельзя увидеть. Но это начертано в ее душе.
С этими словами она поднесла свою руку к груди, очевидно, желая обратить внимание Алекса на свои перстни.
Однако Алекс не среагировал.
— Я удивляюсь, как вы с вашим очевидным умом и наблюдательностью можете верить старым беспочвенным сплетням, миледи, — сказал он медленно, не переставая мило улыбаться.
— О. я… конечно, не верю этому. И никогда не верила!
— Прекрасно. Смотрите, уже составляют новый тур. Не осчастливите ли меня и не откажите ли в любезности подарить мне два следующих танца!
Леди Костейн мгновенно согласилась, позабыв о всех сплетнях после того, как Алекс осыпал ее комплиментами.
Честити стояла возле отца; ее лицо раскраснелось от танца и от комплиментов. Мужчины вдруг обратили внимание на ее красоту и недоуменно спрашивали себя, как же они не замечали привлекательности старшей дочери Хартфордов прежде.
Танец закончился, и Честити оставила отца и перешла к новому партнеру. Алекс передал леди Костейн сэру Чарльзу, у того сильно распухла губа.
— Дорогой мой! Что с вами случилось? — спросила она взволнованно.
— Меня ударила лошадь. Вернее, мул, — ответил он, посмотрев на Алекса.
— О Боже! Как ужасно! — воскликнула леди. Когда это произошло? После нашей игры?
— Да, и я чувствую себя до сих пор неважно, — произнес он слабым голосом, и она повела его к ближайшему дивану.
— Добрый вечер, мистер Фицсиммонс, — произнес голос с сильным французским акцентом Алекс повернулся и улыбнулся.
— Добрый вечер, графиня. Я еще не говорил вам, как замечательно вы выглядите сегодня?
Она залилась смехом и подошла ближе.
— Даже если бы я не потратила несколько часов на мой туалет, вы были бы обязаны сказать мне это, мсье. — Алекс поднял брови. — О, я капризна, не правда ли? И я играю не по правилам. Мне следовало бы сказать: — «О-ля-ля, сэр, вы вскружите мне голову!»
Графиня умолкла, позволяя ответить Алексу.
— Вы не капризны, вы — француженка, моя дорогая графиня. Это лишь мы, англичане, имеем большой запас глупых условностей.
— Я не согласна с вами, сэр. — Она посмотрела на танцующих. — Взгляните на нашего хозяина, лорда Хартфорда. Он — замечательный человек, но вызывает такое чувство, будто долго разучивал свою роль наизусть. Так же, как и лорд Рэйвенвуд, и мистер Оксуорт. А вот ваш друг, сэр Чарльз, он совсем другой: он, я бы сказала, непочтителен.
— А я? — спросил Алекс, заинтригованный.
— О, вы, мсье — человек своеобразного восприятия, человек, с которым считаются, человек, которого уважают.
— Вы слишком любезны, — произнес Алекс тихо, слегка нахмурившись.
Слова звучали как комплимент, но почему-то вызывали ощущение неловкости, какого-то неудобства, так же, впрочем, как и она сама.
— Музыканты уже начинают играть. Вы окажете мне честь? — спохватился он.
— Увы, я обещала этот танец нашему хозяину. Но в другой раз?
— Конечно, — ответил Алекс, и подошедший лорд Хартфорд увел графиню.
Алекс никак не мог определить, какое же чувство она возбуждает в нем. Смущение, беспокойство? Нет, не то. Но определенно, в ней есть что-то отталкивающее.
Он наблюдал за танцующей парой. Если лорд Хартфорд играет некую роль, тогда что же такое она сама? Ее улыбки, жесты, повороты головы выглядят заученными, неестественными, заранее придуманными. Алекс нахмурился еще сильнее. Какова же может быть цель этой игры? Неужели она занимается шпионажем? В самом деле — роль иностранки, богачки, роковой женщины — прекрасный способ добиться расположения соседей, включая и местных должностных лиц.
В следующий раз, когда он отправится на свою ночную прогулку верхом, следует занять позицию поближе к ее владениям.
Алекс отвлекся от своих мыслей, увидев Честити, проплывшую мимо него в танце. Она действительно выглядит сегодня великолепно. Так изящна, величественна, как королева. Он чувствовал, как учащается его пульс при взгляде на нее.
Алекс встряхнул головой, желая прояснить сознание. О чем это он сейчас думал? Меньше всего в данный момент ему нужны запутанные отношения с Честити Хартфорд. Не только потому, что это может помешать его миссии, но и просто может оказаться опасным. Он не должен терять бдительности.
Честити снова пропорхнула рядом с ним, и Алекс почувствовал, как его решимость тает. Как только его задание будет выполнено, он должен вернуться на Пиренеи. Хотя, возможно, и не сразу, подумал он, наблюдая, как Честити делает реверанс своему партнеру.
Честити покинула танцевальное пространство и опустилась на стул. За весь вечер она присела впервые и приветливо улыбнулась двум молодым леди, сидевшим рядом. Но две менее удачливые девушки гордо вскинули головы и поднялись с мест. Хотя они были ее соседками, но никакая дружба не давала ей права пользоваться большим успехом, чем они.
Настало время для последнего перед ужином танца, одного из немногих, оставшихся свободными в ее карточке. Но Честити это не беспокоило. Неожиданно чья-то тень упала на нее, и сильная мужская рука взяла карточку.
— Вы сегодня пользуетесь бешеной популярностью, Честити. Я не имел возможности приблизиться к вам.
— Я этого не заметила, — сказала она сухо.
Алекс сел рядом с ней.
— Мы будем ужинать вместе? — Увидев взволнованное выражение ее лица, он поспешно произнес: — Если вы все еще не можете забыть того, что произошло днем, я прошу вас, простите меня. Понимаете, виной всему эти ужасные воспоминания. Когда вы спросили меня об Испании… Мне очень захотелось забыть обо всем. Я не думал, что это может испугать вас. Словом, простите меня, даже если я не заслуживаю прощения.
Честити смягчилась и улыбнулась. Конечно, на него невозможно было сердиться. Алекс собрался записать свое имя в ее карточку, но Честити остановила его.
— Я бы с удовольствием, но… — Она обвела глазами зал, чувствуя неотрывный жесткий взгляд матери. Алекс проследил за ее взглядом.
— У вас будут проблемы?
— Нет, но… как же Транквилити?
— Понимаю, — сказал Алекс.
Он понимал гораздо больше, чем она могла предположить. Алекс записался на танец, следующий сразу после ужина, и возвратил карточку. Затем он встал, взял ее руку и поднес к губам — благородный жест, принесший Честити одновременно чувство удовольствия и грусти.
Алекс удалился, и Честити вновь опустилась на стул. Внезапно бал показался ей скучным. Она больше не желала здесь оставаться, не желала видеть эти лица; ей хотелось убежать, укрыться в уютной тишине своей комнаты. Она поднялась, но неожиданно перед ней возник Рубин Оксуорт.
— Мисс Честити, окажите любезность пожилому кавалеру, позвольте мне ужинать с вами!
— О, я не знаю, я… — Боже, как же она может согласиться, если уже отказала Алексу!
— Мистер Фицсиммонс ужинает вместе с Транквилити, и я подумал…
Честити, не слушая его, смотрела в другой конец зала, где Алекс как раз записывал свое имя в карточку Транквилити.
— Мне будет очень приятно, мистер Оксуорт. Она подождала, пока он записался и вернул ей карточку, затем торопливо проговорила: «Простите меня, я на одну минуту…»
Честити влетела в свою комнату и опустилась на стул перед зеркалом. Ей необходимо было успокоиться и поразмыслить надо всем, что произошло в этот вечер. Но собственное отражение, улыбавшееся ей, не позволяло никак сосредоточиться. Она была на Рождественском балу, она танцевала почти все танцы, ее партнер по игре (весьма привлекательный!) предложил ей поужинать вместе, и за всем этим не последовал гнев матери! Она не должна задавать вопросов, она будет наслаждаться этим вечером!
Последним танцем перед ужином был буланжер, и Честити старалась сосредоточиться на его сложных па. Каждый раз, когда она сходилась в танце с Рубином Оксуортом, тот не переставая превозносил прелести ее сестры Транквилити. Любая другая на ее месте пришла бы в ярость, но Честити это только забавляло.
— Она такая хорошенькая, такая хорошенькая. Уверен, будущей весной она покорит Лондон, — повторял он.
— И Синсирити также, я полагаю, ведь они очень похожи, — произнесла Честити с улыбкой.
Он нахмурился, обдумывая ее слова, пока движения танца не развели их. Когда они вновь подошли друг к другу, он продолжил:
— Что касается Синсирити, я не уверен. Конечно, внешность молодой леди кое-чего стоит, и Синсирити также очаровательна, но она лишена определенной живости.
Скучная Синсирити прошла мимо них, и вслед ей раздались смешки.
— Может быть, мистер Оксуорт, вы просто влюблены в Транквилити?
Его темная кожа стала еще темнее, и он опустил голову, как провинившийся школьник. Честити сжалилась над ним и не стала развивать эту тему, тем более, что и танец подошел к концу.
Ужин был просто великолепен, шампанское текло рекой — не то кислое вино с привкусом шампанского, что подавали многие здешние хозяйки, но настоящее французское шампанское.