— Нет. Чарли не стал бы в меня стрелять. Наша ссора была не такой уж серьезной, чтобы он мог решиться на это, — ответил он, забыв, что обещал вызвать старого товарища на дуэль, если тот не попридержит свой язык. — Это, наверняка, браконьер. — Алекс осторожно дотронулся до своей раны.
— Вам больно? — спросила Честити, положив свою ладонь на его руку.
— Ерунда, голова, правда, побаливает. Я думаю, нам пора возвращаться домой, к тому же мы должны спрятать нашу драгоценную добычу.
— К дьяволу этот дурацкий хлыст! — воскликнула Честити. — Мы должны найти того, кто это сделал!
— Нет, мы не будем этого делать. Это был какой-нибудь бедный фермер, которому показалось, что он встретил конокрада. — Честити смотрела на него с сомнением и стояла как вкопанная. Морщась от головной боли, Алекс продолжил: — Хорошо, давайте поищем стреляные гильзы.
Гильзы были обнаружены без труда. Стреляли из мушкета, а не из охотничьего ружья, и Алекс с облегчением вздохнул, догадавшись, что Честити не разбирается в этом. Он опустился на колени, исследуя отпечатки копыт лошади наемного убийцы. Животное явно хромало на правую переднюю ногу. Это была несомненно лошадь графини Сен-Пьер. Еще раз уверив Честити, что это был браконьер, Алекс помог ей сесть на коня, и они отправились домой.
Они ехали молча, и Алекс имел возможность обдумать, что же делать дальше. Выстрелы были сделаны намеренно, он в этом не сомневался. Возможно, его ночные вылазки не остались незамеченными. В любом случае, на него покушались серьезно, и жизнь Честити теперь тоже в опасности — ведь их видели вместе.
Он взглянул на девушку и почувствовал, как его охватывает неуверенность. Вначале это задание казалось ему больше похожим на забаву, чем на какое-то серьезное дело. Но теперь, где-то глубоко внутри он чувствовал настоящий страх. Он должен отдалить Честити от себя.
Зачем она пошла за ним на взморье прошлой ночью? А если бы с ней что-нибудь случилось? Он обязан защитить ее, даже если для этого придется пожертвовать их дружбой.
— Вы должны обо всем рассказать отцу, — заявила Честити, когда они спешились.
— Не говорите глупости, Честити, — заставив себя улыбнуться ее предложению, он поднес руку к губам, предупреждая ее, что не хочет слушать никаких возражений. — Для этого нет причин. Никто не пострадал, все позади, и не нужно причинять неприятности какому-нибудь бедняге только потому, что у него плохое зрение.
— Но ведь мой отец — судья.
— Довольно об этом, прошу вас.
Выражение ее лица было сердитым, но все же она нехотя согласилась.
Не успела Честити войти к себе в комнату, как ей навстречу выбежали сестры, с красными от слез глазами.
— Боже мой, что случилось?
— Честити, ты должна помочь нам!
Глаза Честити испуганно расширились, когда она вспомнила последний разговор с сестрами. Неужели они успели натворить глупостей за это время?
— Расскажите, что произошло. — Она усадила их на свою кровать, а сама опустилась на стул прямо перед ними.
— Это все мама! Мы пошли к ней сегодня утром, — проговорила Транквилити.
— Мы сказали ей, что она была несправедлива, — перебивала ее Синсирити.
— Несправедлива к кому? — удивилась Честити. Насколько она знала, мать никогда не бывала несправедлива к близнецам.
— Несправедлива к тебе! — воскликнули они в один голос.
Честити нежно улыбнулась и покачала головой.
— Очень мило с вашей стороны, но ведь она уже ничего не может сделать.
— Глупости! — твердо сказала Транквилити.
— Мы сказали ей, что она должна позволить тебе поехать в Лондон вместе с нами будущей весной и присутствовать на всех балах, — продолжала Синсирити.
— Не думаю, что это было бы слишком мудро. Кроме того, можете ли вы представить меня среди остальных девушек? Ведь я буду выглядеть как старая тетушка! — со смехом проговорила Честити. «Странно», — подумала она. Как часто она говорила себе — если бы у меня был хоть один только шанс… Но теперь эта идея не казалась ей такой уж привлекательной. Причина, безусловно, заключалась в том, что она могла встретить там таких людей, как леди Костейн и сэр Чарльз, и они снова принялись бы распускать о ней сплетни.
Честити поднесла палец к губам и произнесла очень тихо:
— Вы очень добрые, чуткие девушки, хотя и любите иногда дразнить меня. Но, честно говоря, я сама не хочу ехать. У меня другие планы, и поездка в Лондон не входит в них.
— Но Честити…
— Кроме того, что сказала вам мама в ответ на ваши требования?
Они опустили глаза и принялись изучать свои руки, сложенные на коленях.
— Она сказала, что не разрешит нам спускаться вниз, пока мы не одумаемся, — ответила Транквилити, ее глаза так и горели негодованием.
— Она сказала, что мы дерзкие девчонки! — воскликнула Синсирити. Честити засмеялась.
— Ну конечно же, вы дерзкие, хотя и не по этой причине. А теперь, вытрите слезы, умойте лица и пойдите извинитесь перед мамой Я прошу вас.
Сестры облегченно вздохнули и собрались уходить.
— Ты уверена, Честити? — спросила Транквилити, остановившись в дверях и глядя на свою старшую сестру.
Честити послала ей воздушный поцелуй и произнесла вполне решительно:
— Безусловно. Теперь идите и не беспокойтесь обо мне. Я вполне довольна своей жизнью.
Когда за сестрами закрылась дверь, Честити сняла башмаки и платье и прилегла на кровать. Она старалась разобраться, что же происходит в ее душе. Она сердилась на Алекса и в то же время ужасно волновалась за него. Ей очень понравилась сегодняшняя прогулка с ним. Да, все испортил этот случайный выстрел. Но Честити не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь раньше так весело смеялась. Алекс позволил ей почувствовать себя девчонкой, беззаботной и полной надежд.
По ее спине пробежали мурашки. Между ними сегодня не было ни красноречивых взглядов, ни прикосновений, но почему-то этот день казался каким-то особенным. Она пыталась внушить себе, что все это глупости, но ощущение чего-то необыкновенного не покидало ее.
Честити решила принять ванну. Погрузившись в теплую воду, она почувствовала полную истому. До Рождества оставалось четыре дня — значит, она проведет с Алексом целых пять дней. Ее это радовало.
Она постарается сохранить самые лучшие воспоминания об этих днях. Эти воспоминания будут согревать ее душу, если одиночество станет ее единственным спутником в жизни. Впрочем, она не должна питать особых надежд на дружбу с Алексом…
Честити оделась и села у окна, в мечтах улетая в глубины своего воображения. Прозвенел звонок к ужину. Она спустилась на кухню, взяла морковку для Бэби, косточку для Бастера и вышла на улицу.
Бастер не захотел сопровождать ее, увлеченный своею косточкой, и она отправилась на конюшню одна. Во дворе было все спокойно, кучер уже закончил свою работу. Она вошла к Бэби, протянула ему угощение и осмотрела маленькую ранку. Джеймс уже почистил ее и смазал мазью.
Вспомнив о том, что седло выпачкано кровью Алекса, Честити направилась в комнату конюхов, чтобы попросить Джеймса почистить его. Джеймс был не один; она собралась было открыть дверь, но одно слово долетело до ее слуха, и Честити похолодела.
— Шпионы есть шпионы, Генри, вот потому-то и я вышел из дела, и брату твоему советую сделать то же самое. Это подлые люди. С тех пор, как здесь появилась эта графиня…
— Я знаю, знаю, но деньги сами плыли в руки. А теперь еще это.
Другой собеседник снова пробормотал что-то о шпионах, но Честити не смогла ничего разобрать.
Затем конюх по имени Генри ответил:
— Я все понимаю, но это не шпионаж. Это заказ, и к тому же очень крупный. Мы спокойно можем завязать после этого дела.
— Говорю тебе, это слишком опасно, Генри, и я не собираюсь снова идти на такой риск. Я завязал с этим.
— Но ведь это просьба хозяина…
— Слишком рискованно.
— Ему же нужно где-то достать товар. Вдобавок, мы можем заработать большие деньги.
— Так что же он ждал до последней минуты?
— Эти знатные гости осушили до дна все его запасы, — засмеялся человек по имени Генри. — Решайся, Джеймс. Всего только один раз. Ты сможешь хорошо заработать и купить домик у моря для своей маленькой женушки.
— Я не знаю…
— Решайся, там же нет никаких шпионов. Да и лодка, что лейтенант посылал за нами, стоит на ремонте в деревне. Я видел ее сегодня. Давай, Джеймс, решайся.
— Даст Бог, все пройдет удачно, Генри. Но только в последний раз!
Честити поспешила в кабинет отца, надеясь еще застать его там перед обедом. Он должен знать о том, что она услышала!
Дверь была полуоткрыта, и она остановилась, прислушиваясь. Отец разговаривал с Алексом.
— Завтра, или послезавтра, я думаю, — говорил Алекс, — они поставили лодку на ремонт, поэтому..
Дверь захлопнулась, и она осталась стоять в коридоре. Из столовой доносился занудливый голос матери. Должно быть, появились какие-то затруднения относительно ужина. Честити вошла в салон и стала ожидать гостей. Ее мысли были в полнейшем беспорядке.
Услышанное в конюшне не являлось для нее неожиданностью. Она знала, что имеет дело с контрабандистами. Не это поразило ее — она боялась, что отец ничего не знает о шпионах. Что, если в их местах действительно рыщут французские шпионы?
И если это так, то графиня — одна из них. Алекс тайно встречался с графиней, а теперь он разговаривает с отцом. Она пыталась отогнать от себя ужасное предположение, что и отец, и Алекс знают все и о шпионах, и о графине, и каким-то образом вовлечены во все это. Что же ей делать?
— Я рада, что ты сегодня вышла к гостям, Честити. Ты выглядишь очень мило, — произнесла мать, изучая каждую деталь ее туалета. — Я могла бы предложить свой сапфировый брелок к этому платью, но жемчуг смотрится не хуже.
Честити старалась не смотреть на мать, но ничего из этого не вышло. Появление Честити редко обходилось без придирчивых замечаний со стороны матери, а сейчас она делала ей комплименты!