Теперь оставалось только вздыхать и хмуриться под пристальным взглядом штормовых глаз мэйна Рэйнера.
***
Наша с ним новая встреча разительно отличалась от предыдущих — спокойных, чопорных и до зевоты скучных. О да, мэйн наконец утратил хваленое солдафонское хладнокровие, и глядя на его раскрасневшееся от гнева лицо, на котором отчетливо проступали признаки сильной усталости, я помимо воли забывала о грядущих проблемах и… наслаждалась. Нехорошо радоваться чужому горю, и за это мне тоже воздастся — судя по стиснутым кулакам мэйна, довольно скоро, — ко как же приятно осознавать, что я не одна ущербная, и мир в принципе полон несовершенства.
Итак, гость поджидал меня в гостинице.
Я как раз вернулась после очередного визита в порт — неудачного, потому пребывала в крайне дурном настроении. Тильда сидела тихо и даже не пыталась материализоваться, за что я была премного благодарна, ибо на поддержание еще и ее формы мне бы просто не хватило сил, ни душевных, ни физических. Но стоило шагнуть в номер и увидеть в кресле прямо напротив двери почерневшего от злости мэйна первой пехотной дивизии императорского полка, как силы сразу же нашлись: я припустила прочь по коридору так резво, что иные антилопы обзавидовались бы.
Увы, хищник тоже не дремал. Не знаю, как ему это удалось, но меня схватили уже у соседней двери и быстро заволокли обратно в номер. Что удивительно, я даже не пыталась кричать, хотя, наверное, стоило. Не для того, чтобы поднять шум, а чтобы мэйн зажал мне рот рукой, и тогда бы я его укусила. Это обязательный элемент всех похищений, по крайней мере, описанных в романах, и хотя тащили меня отнюдь не в башню черного колдуна, хотелось все же соответствовать канону. Но мысль мелькнула и пропала, рот мой оставался закрытым без посторонней помощи — наверное, Рэйнер эти романы тоже читал, — а вскоре закрылась и дверь, да щелкнул замок.
— Что за ребячество, — проворчал мэйн Рэйнер, и я вынуждена была согласиться.
Как есть ребячество — поджидать даму в полутемной комнате будто книжный злодей. Внизу для таких целей поставили чудесные диваны, и даже напитками угощают, от простой воды до чего покрепче.
— Да не съем я вас! — рявкнул мэйн, заметив, что я так и стою посреди комнаты да пучу на него наверняка испуганные глаза. Затем на секунду зажмурился, глубоко вдохнул и добавил уже спокойнее: — Поговорим?
В своей способности соединять слова в буквы я уверена не была, но кивнула и, не сводя с Рэйнера напряженного взгляда, попятилась назад. Вскоре ноги уперлись в мягкую подушку, и я плюхнулась в кресло, еще хранившее тепло солдафонских ягодиц.
— Для начала… — Долгая пауза. Спокойствие явно давалось ему с трудом. — Для начала, не желаете ли объясниться?
Я не желала и без раздумий покачала головой.
— Хорошо. Хорошо.
Рэйнер рассеянно огляделся, заметил в углу стул и спустя одно бесконечно плавное движение уже сидел на нем верхом лицом ко мне. Я и не подозревала, что человек-тетива, который, кажется, даже ходил не сгибая коленей, способен на такую поистине звериную грацию.
— Тогда я начну, а вы не стесняйтесь присоединиться к беседе в любой момент. — Он улыбнулся, криво и невесело. — Вы превратили мою жизнь в кошмар.
Кому-то подобное заявление могло бы показаться чрезмерным, но я, к сожалению, прекрасно понимала чувства мэйна, потому как сама едва выбралась из этого кошмара. Ладно, в последние годы кошмар был с задоринкой и даже доставлял мне некое извращенное удовольствие, но я еще помнила первые дни, недели, месяцы… и в осунувшемся лице Рэйнера видела призрак шестнадцатилетней себя.
— Слуги ушли на второй день, — тем временем продолжал он. — Не сбежали с воплями о том, что за ужасы творятся в Арве-мал-Тиге, а спокойно собрались и разъехались кто куда, объясняя сие отвратительным нравом хозяина. Притом большинство из них служило мне годами, так что даже не знаю, какое такое проявление моего нрава стало последней каплей.
Я по-детски шмыгнула носом и виновато потупила взор. Мои слуги не продержались и нескольких часов и тоже винили во всем взбалмошную малолетнюю хозяйку, хотя в шестнадцать я была сама кротость и добросердие. Мне тогда хватило ума приглашать новых и новых людей, сначала из ближайшего Хамранта, потом из соседних городов, но единственное, чего я добилась, — так это славы главной стервы Аделхайда. Со временем стараниями Тильды ситуацию удалось сгладить, но, как говорится, осадок остался. Мэйн Рэйнер, судя по всему, оказался посообразительнее и сразу нашел истинного виновника.
Дом.
Арве-мал-Тиге не любил чужаков, но начни он выгонять их силой, и вскоре превратился бы в главную достопримечательность Лиутского леса, и те самые чужаки хлынули бы рекой. Потому слуги и загостившиеся визитеры уходили без всякого страха, но с обидой, чтобы наверняка. Для счастья дому хватало одного хозяина, потому хозяин Арве-мал-Тиге был обречен на одиночество.
— …не спал неделю, — прорвался в мои мысли голос Рэйнера, — я выучил миллион учгунжских народных напевов, я теперь могу узнать любого обитателя дома по единственному короткому стону, но самое главное — я так и не понял, как это все работает! Кто вы такая и что мне подсунули?!
Первый вопрос я проигнорировала, а на второй, прокашлявшись, все же ответила:
— Просто дом. — Получилось сипло и неубедительно.
— Просто дом? Тогда смерть — это просто послеобеденный сон.
Ну в какой-то мере…
— В общем, — Рэйнер неожиданно поднялся, вновь превратившись в натянутую тетиву, — я вынужден обвинить вас в мошенничестве.
От такой наглости у меня даже голос прорезался.
— Каком еще мошенничестве? Я отдала вам отличный дом за бесценок!
— Я выплатил полную стоимость! — возмутился он.
И то верно. Как ни пыталась я сопротивляться в надежде избежать мук совести, и как ни закатывал небесны очи мэтр Штанге, Рэйнер не согласился на смехотворную сумму, указанную в объявлении, и накинул сверху еще два раза по столько же. «Таков нынче рынок», — объяснил он. И добавил что-то про «солдат вдову солдата не обидит».
Ну так если у кого-то обостренное чувство справедливости, разве я в том виновата? Да, я обрадовалась непредвиденному доходу — а кто бы не обрадовался? — и крохотный домик у моря в моих мечтах превратился в домик у моря побольше. И гуляла я по берегу уже не в одном из пяти имеющихся у меня платьев, а в наряде поновее да помоднее. Нормальные женские грезы, не Рэйнеру меня судить. К тому же отнекивайся я подольше, он бы еще на первых порах заподозрил подвох, и море я бы увидела только на отвратительном желто- коричневом полотне руки не самого психически здорового члена семейства Гантрам.
Задумавшись, я пропустила большую часть обличительной речи мэйна Рэйнера и спешно попыталась ухватиться хотя бы за конец, чтобы дать достойный ответ.
— …утаив столь важные подробности. Бросили меня в огненную бездну! Бесчестный поступок, недостойный почтенного рода Гантрам.
Кажется, от соседства слов «почтенный» и «Гантрам» я на пару мгновений ослепла — по крайней мере, лицо Рэйнера, озаренное праведным гневом, из поля зрения исчезло, и осталась лишь темно-красная пелена. Затем из этих кровавых глубин проступили знакомые черты и смоляные кудри, и я через силу выдохнула.
— Недостойный рода Гантрам? — прошипела, едва снова обрела голос, и даже смогла подняться на ноги. — Почтенного рода Гантрам? Этот почтенный род создал огненную бездну, которую вы отчего-то не захотели назвать домом! Создал и поддерживал годами. Десятилетиями! А с самыми почтенными представителями сего почтенного рода вы, верно, даже успели познакомиться. Вспоминайте, не стрелял ли в вас посреди ночи из призрачного ружья плешивый старикашка с болтающимся на ухе моноклем? А бритоголовое двухметровое дитятко не подсматривало ли за вами в ванной? Прекрасные люди, я действительно не достойна стоять с ними в одном ряду.
Рэйнера перекосило так, что я сразу поняла: было, все это и не только. Весь запал как-то моментально испарился, и я подбитой птицей рухнула обратно в кресло. Было стыдно, не отрицаю. А еще грустно и обидно, потому что когда все это дело свалили на меня, никто особо не переживал. Конечно, Рэйнер тут ни при чем, но и я когда-то получила ни за что, ни про что…
«Ну еще начни снова оплакивать свою горькую судьбу, — фыркнула Тильда, и я погрустнела еще сильнее. — И раз ты бедная-несчастная, то надо и еще кого-то сделать бедным и несчастным».
«Эй! — Забывшись, я едва не завопила вслух, но вовремя спохватилась. — Как будто ты сама не хотела оттуда выбраться. Ты вообще на чьей стороне?».
Сторону она всегда занимала исключительно свою собственную, а потому в полете могла поменять мнение десять раз кряду, что в очередной раз доказала.
Мэйн молчал, Тильда в моей голове перечисляла мои недостатки, я страдала. За окном сгущались сумерки, и меня все сильнее мучил один насущный вопрос…
— Как вы улизнули? — все же не удержалась я, ибо помнила, каких трудов стоило покинуть Арве-мал-Тиге даже на несколько часов, не то что дней. В первые годы брака муженьку требовалось периодически таскать меня на столичные балы, и его не волновала цена, которую мне приходилось платить за эти отлучки…
Мэйн Рэйнер вынырнул из размышлений, неожиданно весело ухмыльнулся и вновь оседлал стул:
— Договорился.
О да, договариваться они любят…
— И что теперь? — скуксилась я. — Вернете меня… д-домой?
В этом смысле слово звучало странно, но иного дома у меня действительно не было. Точнее, пока не было. Надеюсь, что пока…
— Верну, — кивнул мэйн, сердце ухнуло, и я поджала губы. — На время. Пока не избавимся от этой пакости. Мне нужна свобода действий, к тому же ваш побег кое- кого изрядно разозлил. Народ требует назад свою любимицу, а пока вы будете их отвлекать, я займусь очисткой…
— Ничего не выйдет, — вздохнула я, потирая переносицу. — Мэтр Штанге ни одного всполоха не способен разглядеть. Для него это просто дом, и…