Теперь книгу Сабатини следовало вернуть Павлику Солнцеву (но лучше — лично в руки Виктору Егоровичу Солнцеву). Вот только я не планировал делать это «так просто» — моё воображение уже нарисовало комбинацию, в которой я убивал нескольких зайцев одним выстрелом. Построил в уме несложный план, благодаря которому зайцы перед моим выстрелом непременно выстраивались в колонну. А в пятницу вечером я зарядил воображаемое ружьё: позвонил Юрию Фёдоровичу, договорился с Зоиным отцом о встрече (представил, как майор милиции на противоположном конце телефонного провода потирал руки — в предвкушении получения новых сведений о преступниках). И уже в субботу, за два часа до полудня, я пил кофе на кухне в квартире Каховских.
— Я думаю, что ты был прав, — сразу же заявил Юрий Фёдорович, едва мы выдворили из кухни сварившую нам кофе Зою.
Каховский воспользовался отсутствием Елизаветы Павловны — та с утра пораньше (до моего появления) умчалась «по делам» — закурил в кухне (лишь предварительно распахнул окно). Я посматривал на задумчивое небритое лицо «дяди Юры». Слушал шум проезжей части, шелест листвы, щебетание птиц (заметил, что умолк телевизор в Зоиной комнате). Вдыхал смешавшийся с табачным дымом аромат кофе. Дожидался, пока Юрий Фёдорович пояснит, в чём именно по его мнению я «был прав».
— Твой переезд в Москву — очень спорное благо, — сказал майор милиции, смахнул на пол со своего живота крошки табака. — Прежде всего, для моей семьи и нашего города. Пожимание рук партийному руководству — безусловно, важное дело. Но на жизни партийной верхушки СССР вряд ли кто-либо покусится. А за здоровьем наших высокопоставленных стариков и без того тщательно следят врачи.
Юрий Фёдорович сощурил левый глаз, выдохнул в сторону окна дым.
— Если ты им раскроешь свои видения о новом генсеке — на судьбы страны это не повлияет, — сказал он. — Потому что у них там…
Он указал пальцем в потолок.
— …Свои взгляды на «добро» и «зло». Все, кому нужно, и так уже знают имя нашего нового рулевого. Уверен: они разберутся без твоей помощи. Слова мальчишки на их внутрипартийную возню никак не повлияют.
Каховский стряхнул пепел в кофейное блюдце.
— А если кому-то из стариков пришёл срок нас покинуть — то ты, зятёк, им уже не поможешь: никакие пророчества не победят старость. Гораздо больше пользы будет от тебя здесь, на земле.
Виктор Фёдорович кашлянул.
— Совершенно с вами согласен, — сказал я.
Сделал глоток из чашки — заценил напиток. В очередной раз пообещал себе купить кофейные зёрна. Но не сомневался, что вновь позабуду об этом обещании, едва окажусь вне квартиры Каховских. О кофе я вспоминал только здесь. Будто в этой кухне был уголок другого мира. Надина квартира у меня ассоциировалась только с чаем — не припомню, чтобы мучился там от желания выпить чашку кофе. Да и в школьной столовой я о кофе не вспоминал: там было царство молока и компота.
Каховский придвинул ко мне лежавший на столе конверт — «чистый»: без адресов получателя и отправителя, но с непогашенной маркой «Шестьдесят лет центральному музею имени Владимира Ильича Ленина».
— Это Лиза тебе передала, — сказал он. — Здесь деньги за эти… висюльки для цветов. Как я понял, за все сразу — больше у неё в магазине ничего не осталось. Жена вложила сюда листок с расчётами.
Юрий Фёдорович постучал сигаретой по блюдцу.
— После посмотришь и пересчитаешь деньги, — сказал он. — А возникнут вопросы — звякнешь вечером Елизавете Павловне. Она тебе всё объяснит: я не в курсе ваших спекулянтских дел.
Пепел в блюдце встретился с каплей воды — зашипел.
— Я сделал вывод из нашей прошлой беседы, зятёк, — сказал Каховский. — И запретил жене использовать тебя для этих её шаманских гаданий. Толку от них немного — хвастовство одно.
Он махнул рукой.
— После твоих рассказов я задумался о будущем. О нашем будущем — твоём, моём, нашего города.
Юрий Фёдорович затянулся дымом.
— Стрельба из автоматического оружия на центральном перекрёстке — сейчас это выглядит невероятным, — на вдохе сказал он. — Но я тебе, зятёк, верю. Потому что проделки этого Михасевича, на которого ты мне дал наводку — тоже кажутся выдумкой.
Каховский сделал паузу, будто затягивал интригу.
Мне вдруг почудилось, что я у следователя на допросе (было у меня в прошлой жизни такое неприятное приключение — и не однажды).
Юрий Фёдорович повертел в руке сигарету.
— Я навёл справки, — заявил он. — В Витебске действительно творятся нехорошие дела. Чем-то похожие на те, что были в Ростовской области. Я довёл твою информацию… до кого следовало. Результатов пока не знаю. Но уверен, что они будут.
Старший оперуполномоченный Великозаводского УВД опёрся локтями о столешницу — навалился на стол своим немаленьким весом.
— Ну а теперь рассказывай, что за услуга тебе нужна, — сказал он. — Зятёк.
Я поставил чашку (кофе в ней до обидного быстро закончился). Отодвинул её в сторону — чтобы на столешнице между мной и майором милиции не осталось преград. Улыбнулся — радостно и открыто: по-детски.
— Хочу воспользоваться вашими связями среди преступников, дядя Юра, — сказал я.
Кофейные чашки подпрыгнули и звякнули.
Каховский поперхнулся дымом, просыпал на стол пепел (тут же торопливо смахнул его на блюдце). Громко зашипел — прижал к груди испачканную пеплом ладонь. Откашлялся, восстановил дыхание.
— Чем? — переспросил он.
— Мне нужна пара послушных и управляемых бандитов для выполнения несложной, но деликатной и хорошо оплачиваемой работы, — сказал я. — Следует припугнуть одного человека. Но аккуратно — чтобы он испугался, но не пострадал. Только и всего.
Я пожал плечами.
Каховский курил, рассматривал моё лицо (будто пытался что-то вспомнить или угадать). Прятавшееся за ветвями деревьев солнце освещало его затылок, заставляло блестеть полосы на плечах тенниски. На лицо Зоиного отца то и дело набегала тень.
— Тебя обижают в школе? — спросил Юрий Фёдорович. — Ты поэтому занялся борьбой?
— В школе у меня всё нормально. Во всяком случае, пока.
Мой голос звучал громко и звонко.
— Так может… ты решил, что я не милиционер, а какой-то там Фантомас? — сказал Каховский. — Что у меня все преступники города на подхвате? Зоя говорила: вы читаете по вечерам книги. Это ты в них вычитал, что милиционеры командуют преступниками?
Я ничего не ответил. Смотрел, как Юрий Фёдорович курит. Не прятал взгляд, удерживал на губах улыбку.
— Кого ты пугать-то собрался? — спросил Каховский.
Он ответил на мою улыбку усталым взглядам.
Я вздохнул и сказал:
— Свою маму.
Замолчал. Потому что Каховский вновь вцепился рукой в край столешницы и разразился громким кашлем. Старший оперуполномоченный зашатался на стуле, уронил в блюдце сигарету. Прижал руку к груди. На скрип стула и громкий кашель откликнулся ветер. От сквозняка задрожали стёкла. С ветвей ближайшего тополя за окном вспорхнула стайка маленьких птиц — нервно чирикая, воробьи умчались подальше от шумной квартиры. Зашелестела листва. Я терпеливо наблюдал за мучениями майора милиции.
Наконец Юрий Фёдорович смахнул с глаза слезу и спросил:
— Что, зятёк, всё так плохо? Мамка не даёт тебе денег на мороженое? Или не пускает с приятелями в кино? А может… она не одобрила твой будущий союз с Зоей? Так давай мы её сразу… в тюрьму отправим?! Чего уж мелочиться?! Там её быстро перевоспитают!
Я «изобразил Вовчика» — сделал вид, что задумался над словами милиционера, будто они были не шуткой, а реальным предложением. Насупился. Помотал головой.
— Нет, дядя Юра. Спасибо, но нет.
Развёл руками, громко вздохнул — печально.
— Тюрьма не подходит для моих целей, — пояснил я. — Но спасибо вам за предложение. Дядя Юра, я запомню, что вы помогаете и таким образом.
Каховский хмыкнул, указал на меня пожелтевшим от частого курения пальцем.
— Ты… это… думай, что говоришь, зятёк, — сказал он.
Зоин отец переставил свою чашку с недопитым кофе на столешницу, придвинул к себе блюдце.
— С деньгами на мороженное у меня полный порядок, — заявил я. — А с девчонками в кино мне пока делать нечего — только помешают смотреть фильм. Но я понял, дядя Юра, что вы уловили мою мысль. Бандиты мне для этого и понадобятся: чтобы сделать, «как в кино».
— Поясни.
Юрий Фёдорович подобрал сигарету, пальцем стряхнул на стол прилипший к её фильтру пепел.
— Хочу выдать свою маму замуж, — сказал я.
— За бандита, — уточнил милиционер.
Он всё ещё удерживал на лице серьёзную мину: смеялись только его глаза.
Я покачал головой.
— Нет. За учителя физики.
Каховский хмыкнул — поднёс сигарету к губам.
— Ну, хоть не за майора милиции, — сказал он. — Иначе пришлось бы мне тебе, зятёк, отказать. Потому что нынешняя жена меня так просто не отпустит — точно тебе говорю. Её майор милиции пока устраивает. Хотя она уже подумывает о подполковнике.
Юрий Фёдорович выдохнул через ноздри дым. Около минуты он молча курил — будто собирался с мыслями. Потом сощурил глаз.
— Что ты хочешь от меня? — спросил Каховский. — Конкретно. Сразу говорю: знакомых бесхозных физиков у меня на примете нет. И ручными уголовниками я пока не обзавёлся. Есть жена и дочь. Жену, сразу предупреждаю, не отдам. А Зоя и так у тебя постоянно пропадает.
Юрий Фёдорович взмахнул сигаретой, будто волшебной палочкой.
— Физик у меня уже есть, — заверил я. — Нужно лишь объяснить моей маме, что он именно тот мужчина, о котором она всю жизнь мечтала. Это в лучшем случае. Но сойдёт, если она просто его заметит — как мужественного и смелого человека. Для этого и понадобится сцена с бандитами.
Я стёр со своего лица улыбку.
— Проблема в том, дядя Юра, что мама сейчас не воспринимает физика, как мужчину. Для неё он остался бывшим одноклассником, забавным мальчишкой. И вот этот её стереотип я намереваюсь сломать. Превратить одноклассника в супергероя — в маминых глазах. Придумал простой и банальный план.